— Агата, вы меня просто напугали! Я никогда не решусь воспользоваться этим новшеством! — Шеф Кольбах с деланным ужасом захлопнул коробку, прежде чем герр Меркаев обогнул стол и успел заглянуть в нее. — Как я понял, с этой штуковиной существует возможность, транслируя на меридиан, находящийся в норме, частоту, характерную для патологии, вызвать психическое расстройство у здорового человека!
— Теоретически — вполне возможно… Но я затрудняюсь предположить, как оператор аппарата сможет контролировать поведение такого искусственно созданного сумасшедшего, — мадам Шталь задумалась, разглядывая кубик льда в стакане с минеральной водой, и эффектным жестом стряхнула пепел с цветной сигаретки в длинном мундштуке.
Сигаретный дым туманил сознание Пауля. Еще немного, и он уснет прямо за столом!
Чтобы скрыть неуместный зевок, ему пришлось наклониться и с шутливым восторгом понюхать искусственную камелию на плече Мадам. Фрау Доктор астрологии рассмеялась и похлопала молодого человека по щеке. Пауль расценил ее материнский жест как добрый знак и с галантным поклоном пригласил Мадам на танец. Раньше, чем это успел сделать Шеф Кольбах.
Но слишком скоро Паулю пришлось пожалеть об этом опрометчивом поступке.
Во-первых, Мадам, конечно, танцевала просто чудесно, но прижималась к нему слишком тесно и обнимала совсем не по-матерински. Во-вторых, Карл Кольбах не тот человек, на которого можно произвести впечатление подобными мальчишескими выходками.
Шеф высечен из кремня и стали: даже если ему будут ломать кости, он останется сдержанным и сосредоточенным, и, более того, продолжит образцово исполнять профессиональный долг! Пока Пауль скользил с неотразимой фрау Шталь по сияющему паркету, его руководитель строго беседовал с профессором Меркаевым. Чтобы расслышать хоть часть, Паулю вместе с партнершей пришлось переместиться к огромному окну. Туг элегантная пара сразу же попала в оптический прицел глаз тетушки Хильды, торговавшей цветами в магазинчике напротив! Теперь у ГМ-бургских кумушек будет повод чесать языками целую неделю, огорчился Пауль…
Зато слышно было отчетливо!
Шеф резко задавал вопросы профессору Меркаеву:
— …Каким образом остались живы? Отделались легким испугом? Или кончиком уха? — Пауль краем глаза увидал, как Шеф брезгливо приподнял липкую прядь с виска Меркаева. Обнажилось ухо герра Ученого, верхняя часть которого действительно была ровно срезана. — Безобразно! — поморщился Кольбах. — Немцы… То есть мы, немцы, сделали бы это симметрично! — он многообещающе провел пальцем по еще целому уху собеседника.
— По счастью, в ГПУ больше не служат немцы, — пробурчал Меркаев.
— ГПУ давно нет. Его функции выполняет народный комиссариат внутренних дел — НКВД! Скоро вы познакомитесь с его сотрудниками лично, — сурово поправил Кольбах.
Меркаев нервно отхлебнул абсента:
— Герр Кольбах, я не могу отделаться от чувства, что уже видел вас прежде…
— Ну конечно, — интригующе улыбнулся Шеф, и принялся иронизировать: — Еще скажите, что именно мне в Туркестане, в забытом двадцатом году, вы проигрались в баккара и рассчитались, продемонстрировав штабные карты атамана Семенова? Или в Урге, в двадцать первом, именно я вас арестовал и допрашивал, когда большевики в дым разнесли кукольные тибетские дивизии вашего великого гуру барона Унгерна?
Меркаев слушал молча, уткнув глаза в перепачканную соусом пустую тарелку.
— Или вам кажется, что мы сталкивались в Испании в тридцать седьмом? Кой черт толкнул вас, маститого теоретика, на раскопки? В разгар гражданской войны, на подконтрольную анархистам территорию? Только ли бескорыстная любовь к древним черепкам?
— Достаточно, герр Кольбах! — не выдержал профессор. — Вы достойно отрабатываете свое жалованье! Ах, как это, должно быть, мерзко — постоянно рыться в чужих секретах подобного сорта… Да! Я низкий, скверный человечишка, но я не буду фискалить! Никогда. Честь возбраняет мне доносить даже на такого трижды порочного человека, как Александр фон Штерн! Честь и гордость русского дворянина!
— Как я устал слушать ваше интеллигентское нытье! Белые акации — звезды эмиграции! Русские — нация неврастеников! То их мучит гипертрофированное чувство вины, потом ностальгия, затем одолевает алкоголизм, а бросив пить, они погрязают в самобичевании и богоискательстве! С русскими немыслимо работать эффективно! Ей-богу, доктор Фрейд должен был появиться в России!
— Никогда! Появление русского доктора Фрейда невозможно, потому что мы, русские, совершенно не хотим меняться… Мы живем собственным страданием… Но вам этого не понять… Для этого вы слишком немец!
Шеф покачал головой и принялся ловкими, почти артистичными движениями нарезать кусок мяса в тарелке, продолжая запугивать профессора:
— Бедная Россия! Одна надежда на коммунистов… Коммунисты теперь не те, что в двадцатом. Они уже многому научились! Вы убедитесь лично, когда на фестиваль приедет заместитель министра внутренних дел Советского Союза герр Деканозов. Его наверняка заинтригуют ваши ратные подвиги в контрразведке атамана Семенова… Хочу напомнить, герр Меркаев, вы не являетесь гражданином Германии и ваши взаимоотношения с бывшими соотечественниками — за пределами моей компетенции! Поверьте на слово, вторым ухом товарищи не ограничатся… Но у вас еще есть время подумать над моим предложением. Серьезно подумать…
— Герр Кольбах, вы настоящий тевтон, холодный и расчетливый, как жаба! — гордо объявил профессор Меркаев и натянуто улыбнулся. — Знаете, в России есть такая поговорка: что русскому здорово, то немцу — смерть…
— Мне следует понимать ваши слова как угрозу? — Шеф взвесил на ладони серебряный нож от ресторанного прибора и, примериваясь, посмотрел на целое ухо Меркаева. Пауль из опасения, что философская беседа получит симметричное для научного авторитета завершение, проворно потащил свою разгоряченную даму к столику…
Пока офицер Ратт придвигал стульчик запыхавшейся Мадам и подзывал официанта с шампанским, Кольбах глухо прошипел профессору Меркаеву:
— Благодарите своего русского Боженьку, что с вами беседовал немец! Русский вывел бы вас в вестибюль и избил как собаку прямо сейчас…
Меркаев демонстративно отвернулся и стал разглядывать публику за соседними столиками. Затем устало вытер вспотевший лоб салфеткой:
— Прошу меня простить, герр Кольбах, если я был неучтив. Боюсь, у меня пошаливают нервы. Мне всюду чудятся призраки… Химеры из моей молодости. Офицер Ратт, вы здешний житель, подскажите, кто эта дама? — он едва заметно кивнул в направлении сухопарой брюнетки, кокетливо кутавшейся в несуразно пышное боа из перьев страуса.
Пауль ответил в тон ученому — с ноткой меланхолии в голосе:
— Фрау Эмма Штрокс. Супруга бургомистра нашего скромного N-бурга…
В дальнем конце столика, за которым ужинала фрау Бургомистр, отчетливо просматривался силуэт долговязого молодого человека в деловом костюме. И Пауль совершенно точно идентифицировал в нем непутевого старшего братишку Клауса. Надо признать, его родной брат, хваткий в делах молодой адвокат, совершенно потерял голову именно из-за фрау Штрокс! Увядающей замужней дамы! Возможные опасные последствия любовной интрижки Клауса очень беспокоили его младшего брата.
Меркаев нацепил старомодное пенсне, снова оглядел даму и уточнил:
— Фрау Бургомистр поет?
— Прескверно, — пробурчал Пауль, хотя сам он слышал, как поет Эмма Штрокс, только один раз. — Скорее танцует… Говорят, в молодости она плясала в парижском варьете…
— Супруга бургомистра Штрокса не является этнической немкой? — удивился Кольбах.
Увы! — погрустнел Пауль. — Утверждают, что она француженка!
Мадам Шталь отхлебнула золотистого шампанского и вынесла решительный женский вердикт в отношении фрау Бургомистр:
— У фрау Штрокс отвратительное, аляповатое платье — настоящая француженка не унизит себя таким! Пауль, милый, вам нужно посетить Париж, чтобы в этом убедиться! Только у парижанок есть настоящий европейский стиль, они не ошибаются в одежде… Никогда… А вот я… — Мадам смеясь запрокинула голову, оценила собственное отражение в зеркале на потолке и взяла у неподвижно торчавшего возле нее услужливого официанта новый бокал.
