Зита сжалась, но Алекс лишь осторожно приподнял за грязный подбородок испуганную мордочку Лады, ласково провёл пальцем по нежной, но столь же грязной щеке и едва заметно улыбнулся. Лицо девчушки дрогнуло едва заметной ответной улыбкой и несмело вздохнула.
— Мыться, крыски.
Фр-р-р. Подружек словно ветром унесло, а Чужак развернувшись к Гретте на каблуках своих диковинных сапог, швырнул Зите любимую григовскую плеть и отрывисто бросил:
— Два удара. Девки дурные. Бежать. Глупо. На ярмарке стоить много.
Зита бывшую шлюху-маркитантку не пожалела и врезала от души. Та едва успела сарафан с плеч сдёрнуть. Кровь по сторонам шариками так и брызнула. Только что пережитый испуг смешавшись с настоянной на старинной зависти неприязнью к золовке дурманил голову, вот и не сдержала руку… Хозяин едва слышно хмыкнул от удивления, но бабы быстро промелькнувшей гримасы не заметили…
Вцепившись руками в истоптанную землю, Гретта лишь судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Когда шипя от боли она смогла встать на ноги, хозяин уже скрылся за широкими распахнутыми для коров створками наружных ворот. Зите очень хотелось узнать дальнейшие планы Чужака на захваченный хутор и его народонаселение, но лезть ему на глаза она не решилась… На следующий день заготовка травы продолжилась, но теперь по оврагам и лесным неудобьям вместе с ребятнёй мотался прайд Геры в полном составе. Гретта же после наказания несколько дней как пришибленная толклась по хутору безмолвной тенью. Она сделала всё как раньше и точно знала, что никто из ребятни с хутора не побежит. Ни за какие коврижки. Но почему-то сама посчитала что огребла за дело.
Григу на девок было наплевать, но и он знал, что бежать не куда да и не за чем… Чужак оказался другим, хотя дураком его бывшая маркитантка не считала, а потому думала… После порки появилось много мыслей обо всем. Особенно когда увидела как волкодавы… охраняют! Ха! Да ребятню сейчас с хутора поганой метлой не выгонишь. Ищи идиоток! Что постарше и вовсе о хозяина все глаза обломали. Ладка, дура малолетняя и вовсе на слюни изошла. Зато рабский помост на ближайшей Осенней Ярмарке маячил теперь холодящим душу ужасом Это их раньше рабский рынок не особо пугал — на родном хуторе жилось не лучше, чем в любом другом месте. За какую-то седмицу хутор для вечно голодных растущих подростков внезапно превратился в пастбища Богини… Впервые в жизни вечером живот не бурчал от голода, а привычная работа стала как-будто проще и легче. Неведомый и ужасный новый хозяин появлялся только во время обеда, рычал грозно, но издаля. И головы от подзатыльником вредных и злобных мамок больше не звенели пустотой и болью.
А Зиту всё больше пугало странное воздержание Чужака. Вот про старших баб он не забывал, то одна, то другая отправлялась в погреб скрасить мужичкам ночку другую. Поощрение бывшим локальным хозяевам жизни за ударный труд. Опять же общий воспитательно-наказательный момент. Кнут для стервозных баб, если по простому. Ночь групповой любви на раз вылечивала от строптивости. Уже через седмицу женщины ходили по струночке, преданно ели его лазами, каждое слово ловили.
А сам так и ходил не… ублажённый. Ужом бы завернулись чтоб поспособствовать и вовсе не от страха, ну… не только от страха. Но изрядно побитые и поцарапанные жизнью бабы, далеко за тридцать, свои шансы заинтересовать молодого здоровущего кобеля оценивали здраво. Но Алекс и на шалые взгляды молодых девчонок лишь посмеивался. Явно не хотел деньги терять. Но мужик, он мужик и есть, потому ждала мама Зита чего-то совсем плохого.
Мужики со своей вознёй изрядно подзадержались и отправились отдыхать уже перед самым обедом. Понимая, что до вечера не успевает, Зита хотела наверстать за счёт обеда, но лохматая пастушка с большими зубами недовольно бурча погнала её за стол. Так и провозилась с уборкой весь день. Ей почти удалось, но когда появился хозяин, последняя куча мусора всё ещё оставалась под навесом. Совсем уж смирилась с горячей ночкой в холодном погребе, но Чужак лишь слегка подопнул неряшливую кучу, потом дёрнул женщину за одежду и сначала ткнул пальцем в лохань для стирки, потом в направлении душа и… ушёл. Просто молча ушел к дому прихватив закрутившуюся у ног собаченцию.
Быстренько перетаскала мусор в компостную яму. Идти в амбар за чистой одеждой на смену заставляя хозяина ждать, Зита не решилась. Быстренько разделась, вытрясла, простирнула и развесила одёжку. От амбара донеслись сильные глухие удары. Внезапно ночную тишину разорвал злобный собачий рык. Зиту передёрнуло и она поспешила в душ. Торопливо ополоснулась остатками воды, обтёрлась мокрой рубашкой.
У амбара Рьянгой злобно рыча сражалась с Чужаком не не жизнь, а на… огромный мясной мосол. Перепуганная женщина тенью проскочила в открытую дверь, сбросила деревянные сандалии, сполоснула в деревянной шайке ноги и под клацанье замка рухнула на тюфяк. Амбар уже угомонился, но Зита так и не уснула. Жизнь и судьба хуторян оказались в руках непонятного Чужака и эта неопределенность прочь гнала сон несмотря на дневную усталость. Перевернувшись в очередной раз с правого бока на левый, она услышала полупридушенные всхлипы.
— Гретта, что случилось?
— Он забрал Едека, — бывшая маркитантка, шмыгнула носом, — Этот зверь ухватил Едека и Лизоньку за волосы, приподнял как щенков, повертел перед глазами, потом скривился и девчушку отбросил: «Старовата.» Хорошо детеныш на тюфяк упал. А пацаненка так за волосы и потащил. Милка сдурела, вцепилась зубами в ногу! Стряхнул словно куклу. Та как очухалась побежала за ним. Вернулась и вовсе без лица, так и лежит с тех пор уткнувшись в стенку. Малыши от страха не спят, а Лизочка только-только реветь перестала.
Гретта тоскливо вздохнула и уставилась в потолок из положенных с промежутками досок:
— Полковой святоша вещал всё на проповеди, что для благоденствия рода людского мужчинам достаточно любить и почитать Богиню, добрейшую и великолепную. Она создала их для защиты и кормления нашего, а женщина всего лишь сосуд, в коем вызревает мужское семя, продолжающее его род.
Гретта замолчала. Зита не шевелилась, ждала продолжения. Когда ее терпение подходило к концу, товарка неожиданно села и повернувшись к женщине продолжила:
— А ночью, если не удавалось оживить его засохший стручок, охаживал меня грубой толстой веревкой, что носил вместо пояса и кричал, что все мужчины любят только пресветлую Богиню, и она благосклонно дарит им великое удовольствие при совокуплении с недостойными внимания сосудами. Богиня наказала говорящих самок похотью, ибо, только так они способны исполнять свое предназначение со всем усердием. А если грязная женщина неспособна ублажить мужчину чтобы его естество излило семя, она должна доставить удовольствие своим унижением и страданием. Мерзкий был старикашка, постоянно норовил не заплатить, но даже он проклял десятника ополченцев, что изнасиловал мальчишку в захваченной деревне.
Она вновь замолчала, но Зита не шевелилась.
— Сотник лучников хвастал, что когда служил в столице, то не раз пробовал молоденьких пацанчиков. Он из благородных был. Офицерик. Хорошо разбирался в столичной моде. Знал о чём трепался. Хвастал, что в веселых домах даже специально мальчиков содержали для ценителей. Дорого, но форс для благородного все. Он даже баб только втихаря пользовал, собственный гарем завел.
Когда я ему глотку резала, все укусить пытался гад, да глазищами жег. Григ не знает. Я после того боя пол ночи по полю лазила вместе с могильщиками пока нашла. Успела. Он хоть и очухался, но из под лошади выбраться не смог. Целый оказался, тварь. Я в лошадь била и потом никто не достал. Так, башкой в землю врезался, да лошадью слегка придавила. Вот животинку так жалко было, что едва выстрелить смогла. Но из легкого арбалета иначе никак, щит на спине, вместе с латами не пробить, да и стрелок из меня… — Гретта говорила медленно, облизывая сухие губы:
— Я этой гниде в рот, наверное, половину его сюрко[31] запихала, чтоб не орал… Думала на кусочки, живьем, пластать буду… Не смогла… По горлу чиркнула, чтоб сразу… В жизни никого из-за денег к Богине не спроваживала… Пол кошеля серебра, да пять золотых, что в поясе зашиты были взяла, конечно. Чё добру-то пропадать. Всё одно не впрок, Григ нашел потом, отобрал да и прибил еще, только и успела новое платья девкам купить, да себе колечко, с маленьким камушком. Григу с братцем едва на недельный загул хватило.
