Так вот, Борисыч уважал круасаны, но не терпел длинных душеспасительных бесед. Как-то под настроение он и поведал глупому мне несколько несложных, но действенных способов лишить неразумного разумного самообладания дабы договориться с ним побыстрее, да повыгоднее.»

— Ты перешёл все пределы, смерд…

«Ого, неужто купчик первым очухался?!»

Но присмотрелся и понял, что опытный вояка расчётливо пропустил вперёд умного, но выбитого из привычного состояния Зиггера и выжидает… Нестерпимое желание заткнуть торгашу рот пришлось подавить. Любая болтовня несёт хоть толику информации, особенно если трепач не пустое место, а Зиггер как ни как далеко не последний человек Хуторского края.

— Вообразил, что сможешь спрятаться на занюханном хуторе пьяницы Грига? Тебя будут искать все. От магистраторской стражи, до ночных ухорезов и самая мучительная смерть покажется тебе избавлением.

— Всё-всё, совсем запугал. Сейчас описаюсь и побегу менять штанишки… — судя по всему, купец ещё не до конца оклемавшись поспешил вскарабкаться на давно опробованного конька, но меня-то интересовала как раз импровизация, а потому выдернул кинжал из трофейных поясных ножен и решительно шагнул к говоруну.

— А-а-а! — купец отшатнулся что было сил, но верёвка срезала его в самом начале рывка в кровь раздирая кисти рук. Удар о ствол заставил купца подавиться собственным криком и выбил из толстенькой тушки дух. Пришлось наклоняться, иначе никак не получалось добраться острием кинжала до неряшливо обросшей щетиной и изрядно грязной шеи.

— Это тебя Дедал называл Чужаком?

Ну наконец-то. Это ж надо, иметь такое терпение. Я аж притомился изображать тупого абрека, ещё чуть-чуть и начал бы резать торгаша взаправду. А не хотелось. И вовсе не из-за внезапно пробудившегося гуманизма. Не факт, что это дерьмо доживёт до утра. Просто рано. Иначе не стоило и начинать.

— Называют шлюх в борделе. Чужак моё родовое имя.

— Мне без разницы. Чужак, так Чужак, — наемник говорил с некоторым трудом, но без особого страха, — ты бы не торопился его резать, он не особо смел, но для торгаша сойдёт. Главное, что дело говорит. Ты, похоже, чужак не только по имени и не знаешь, что отсюда до городских ворот часа четыре…

— Для свежей коняшки и галопом. Да и не каждая весь путь выдержит. Но будем считать, что я впечатлён, перепуган и готов для вразумления.

— Часом больше, часом меньше… невелика разница, — вояка презрительно скривился, — Бежать то, всё одно не получится. С этаким-то обозом.

— Вот сколько вояк за мягкое не щупал, все на одну колодку, ровно новики из казармы. Впрочем, какая из наёмников армия…

— Сиволапое ополчение от нас всегда быстрее собственного визга бегало.

Джиль изо всех сил пытался игнорировать своё положение. Вряд ли он даже сам до конца понимая чего добивается. А меня уже неудержимо несло. Слишком уж качественно Зверюга загасил эмоции, так что опомнился лишь ощутив нутром, что для просто Алекса сотворенный кровавый кошмар за пределами понимания и адекватно его осознать без пьяного угара, соплей, воплей и трехэтажного мата вряд ли получится. Но вот отпущенное судьбой время утекало словно песок сквозь растопыренные пальцы. Причём во всех смыслáх, что называется. Неестественная безэмоциональность звериного восприятия завораживала и это откровенно пугало. Внутри ёкало, что ещё чуть-чуть и не вынырнуть. Особенно на фоне того, что все остальные мои потуги небрежно перешагнуть кровавую жуть воспринимали как само собой разумеющееся. Типа, Самец не институтка и кровь врагов льёт что водицу.

— Ну да, ну да, великие победители землероек. Ты кому другому сказки сказывай. Одиночек в здешних лесах нет, потому как не бывает. Караван же сюда ещё б до обеда дошёл, они из города с рассветом выходят. А до завтрашнего полудня слишком много воды утечет… Останутся здесь лишь сожженные фургоны да пища для падальщиков. Разбойнички пошалили, бывает… Или, всё же, молодые кочевники окончательно зарвались? Чтоб правду выяснить маловато, но страху на случайных людишек нагнать хватит. Погоня?! Да караванщики обратно ломанут сверкая подковами. Если и соберут карательный отряд, то здесь он не раньше чем через три-четыре дня будет, не раньше. Да и по лесу вояки пойдут от каждого куста шарахаясь. Может и найдут что… если выживет кто. Дедал сказывал, что намедни в здешних лесах Хозяин объявился? Впрочем, тебе то уж точно всё равно будет…

— Чего замыслил? — теперь вопрос наёмника прозвучал глухо и безнадёжно. Уверился мужик, что жив лишь пока интересен странному чужаку, — мы люди подневольные, что приказали…

— Угу… Старая песенка. Хозяин приказал… Работа такая, ничего лично. Нет за мечом вины за пролитую им кровь…

Джиль засопел, но я в свой голос влил столько презрения, что перебить не решился.

— По мне, так всё это скулёж в пользу бедных. Да и неважно оно, по большому-то счёту… Вы, ребятки, не просто чужое хапнули, вы на моё пасть разинули.

— Стадо Дедалу ушло…

— Угу. Забудь, мы уже разошлись с ним. Краями… Сейчас о девке речь

— Цена ей…

Бемс!

Удар носком берца, не особо сильный, но точный буквально влепил привязанного мужика в ствол. Наёмника слегка оглушило, но, несмотря на противный звон в странно пустой голове, сознание почему-то прояснилось и теперь он предельно чётко воспринимал резкий голос Чужака который долбился в череп.

— Военный, ты б попридержал язык-то, пока он ещё у тебя за зубами. Я ещё не уверился до конца кто ты здесь. Человек или так, инструмент. Одноразовый.

Джиль замер, но ненавистью ожгло словно настоящим огнём. И стало легче. Не от смачных ударов, хотя бил от души испытывая нешуточное удовольствие. И от злости, и от осознания, что право имею… А как иначе, коли здешние о морали с этикой и прочем человеколюбии вспоминают лишь ощутив на собственном горле холод лезвия.

— С инструментом всё просто. Чужой, да ещё и негодящий совсем.

— Наемники… полтора десятка за… они всего лишь на жизнь…

— Опамятовал, высокопочтенный?! Рад за нас. Ты за шакалов своих забудь, не рви душонку-то. Нет их больше. О вас речь. Дедал много чего интересного наговорил.

— Смерд… — купец задохнулся растеряв от злости слова.

«А купчик-то совсем плохой. Бессмертным себя почувствовал. Ай-яй-яй, что деньги да власть с душонкой-то творят. Как там Старый талдычил. Боль наше всё, с неё начинать надо…»

Короткий шажок и тяжёлая двойная подошва слегка придавила обширное хозяйство бушующего купца. Тот всхрапнул и от крика остался лишь странный хрип.

Странно, но Зиггер словно опомнился. Клин клином. Похоже, страх за высшую мужскую ценность пересилил въевшуюся фанаберию и купец превратился в совершенно адекватного разумного.

— Не хотелось бы с вами как с мелкотой уголовной пальцы гнуть да письками мериться… Организовать ещё пару кольев не сложно, но хотелось бы должок с вас получить…

— Что так и поверишь, смерд?

— Ну купеческому слову верить дурных нема. Вы ж, тараканье племя, совести не имеете. Страх вместо неё один. Ладно хоть мозги имеются. Потому скажу сразу, в случае чего, я тебя доставать долго буду… не спеша, со вкусом.

— А…

— А меня ещё найти надо. Я Григу не друг и даже не гость, так долги старые. За них он мне сестренку свою со щенками отдал. Но то наши дела. И не стоит на «Овечий» лезть. Всех кто сунется просто вырежу. Пустышка там, но… Издалёка я, дела здешние пока плохо понимаю, но хамства не терплю.

…Проговорили далеко за полночь, скорее уж под утро. С бравым воякой проблем не было. По сути дела он Чужаку и не особо нужен был. Сколько таких мнящих себя элитой и презирающих штатских штафирок он встречал на Земле. Те что поумнее лезли на верх воровали эшелонами, усиленно лезли в политические игрища. Один недоброй памяти Леблядь чего стоил и сколько жизней за собой утащил. Поглупее жировали внизу, тащили всё что не приколочено. Этих, по мере надобности, выпинывали на гражданку, а то и сажали под фанфары и восторженные крики продажных или просто недалёких писак. Борьба с коррупцией! Возрождение армии!