«Во-о-о… совсем в Емелюшку переродился. Только на телеге. И вместо замшелой щуки из речной проруби изрядно помолодевшая красотка Гретта с хутора. Она-то, судя по кипежу, дурочку не валяла, подхватилась хрен знает когда и не только припрягла к первоочередным работам несостоявшихся шлюх из рабского фургона, но и старательно позаботилась о сохранности хозяйского, то бишь моего имущества украсив толстовато-кривоватые ножищи рабынь грубыми самодельными, но надёжными кандалами. И откель тока выкопала.

Интересно вот, мелкая сама переползла и Гретте пришлось пристраиваться с другого бока на всякий, так сказать, нехороший случай или же она подложив мне малолетку приготовилась выступать разогревающим составом?»

Алекс неспешно, со вкусом потянулся и мягко, но настойчиво высвободился из грязных, но все равно изящных ручек. Спустившись на землю пару раз качнулся с пяток на носки и подавив неожиданный зевок самодовольно скомандовал:

— Молодца-а-а, шустро и по делу. А сейчас собираемся, пакуемся и в дорогу.

Хмыкнул, уловив как бывшая маркитантка выскользнула из-за спины. Ожидаемо. Не хозяйское это дело драть глотку по мелочам ну, а авторитет тут качать не требовалось, не рассейская ж пародия на армию, право слово… потому наткнувшись в третий раз на ожидающе-вопрошающий взгляд лишь мотнул головой и… отправился в лес. Мешаться под ногами сбивая ритм давным давно отработанного процесса глупо. Пока лениво брёл в обход стоянки шевельнулась мысль, что стоило бы дойти и до места казни. «Принюхался», оттуда всё ещё тянуло живыми и было их по прежнему пятеро, но… Чужих не чуял, а с остальным как срослось, так срослось.

«Гады! И тут обманули! Где со вкусом описываемая компутерными гуру расцвеченная разноцветными точками сетка намозолившая глаза еще в игрушках или хотя бы метки на круглом поле, вспыхивающие под бегущим радиусом обновления как на радиолокационном КП-шном выносе[82] с очень далёкой казахстанской площадки. С этаким ментальным подобием собачьего нюха о цифровых координатах и дальности мечтать не приходится.»

На самый дальний, вырезанный десятником секрет, вывел запах, в этот раз настоящий и жутко противный. Над завонявшими на жаре ободранными догола трупами деловито жужжали толстые мухи и вовсю вились мошки. Зрелище не для слабонервных, но вчерашний эмоциональный коллапс сбил остроту чувств и Алекс больше не искрил эмоциями. Ничего не изменила и попытка уйти в безразличие Зверя.

На месте убийства не осталось ничего ценного, бабы все вымели начисто, зато лес здесь, не столь уж и далеко от старого тракта, оказался совершенно не такой, густой и мощный, он словно выталкивал взбесившихся двуногих манил Зверя. Чуть помедлив, Алекс решился и осторожно скользнул в звериную форму и не ощутил перехода. Увеличиваясь и тяжелея тело словно растворялось в прохладном сумраке, теряя форму, размывая очертания в сочном зелёном мареве, бесшумно исчезая недоступное более человеческому взгляду. Мгновение и Зверь неслышный и незримый намётом пошел огибая стоянку широким кругом. Перетекая с лапы на лапу, не тревожа ни низких веток, ни густого подлеска. В этой ипостаси боль леса от вчерашней бойне оборотень ощущал каждой шерстинкой, чувствовал как долго будут затягиваться следы грубого вторжения. Даже тяжелый запах чужой крови накрывший незримой пеленой огромную площадь продержится не меньше седмицы. Принимая Хозяина, лес и радовался, и злился, спеша высказать своё фе! пожаловаться на незаслуженную обиду.

Эйфория постепенно сходила на нет и к концу круга Истинный полностью пришел в себя. Гон вывел его к найденному вчера роднику. Мысль о том, что тащить сюда весь караван не стоит словно повернула некий переключатель. Алекс потянулся тяжелой мордой к холодной воде, сделал несколько глотков окончательно возвращая себя в норму и замер прислушиваясь к новым ощущениям.

Зверь… повзрослел. Нет не то.

Алекса-Зверя больше не было. Осталось ли то, что получилось человеком? Сложный вопрос. Платон тот и вовсе хумана с ощипанным петухом ровнял. Вот Зверем Чужак не был точно. Восприятие, оценка происходящего, мышление от ипостаси больше не зависело. Менялся только способ, так сказать, функционирования. Например, попытавшись почесать затылок когтистой лапой едва не содрал мохнатый скальп, тогда как за ухом только в путь. Зато черный мокрый звериный нос оказался просто вне конкуренции. Ну и из формы в форму он сейчас просто перетекал словно вода в другой сосуд.

Возвращаясь на стоянку размышлять о «физике процесса» просто не стал, информации не хватало, вот других забот навалилось по самое не могу. Пока надо было просто выжить и научиться жить. Здесь и сейчас. Со всем тем, что вместе с судьбой взгромоздил себе на холку.

Правая кобыла первого фургона нервно всхрапнула, когда Алекс совершенно неожиданно появился из-за негустых вроде кустов прямо перед ее мордой. Попытавшись окинуть взглядом вытянувшийся перед выездом на дорогу трофейный обоз, он только сейчас понял какой гирей нежданно-негаданно обзавелся. Три обычных фургона, телега наемников и огромный неуклюжий рабский рындван. Завершали картину маслом лошади. Ровным счетом сорок штук. Двадцать восемь тяжеловозов и двенадцать верховых. Весьма неплохих, сытых и ухоженных. Немалой цены и… готовых сожрать неказистое хуторское хозяйство с потрохами. Ему б вместо всего этого богатства три воловьи упряжки. Тех, что стоят подешевле, жрут не так вкусно, едут потише, да делают куда больше. Верховые так и вовсе баловство несусветное. Хуторянину спешить некуда, воевать некого, а верховым не травку, им овес да зерно подавай…

— Все готово, Хозяин, — Гретта подобралась совершенно неслышно. Ну, это она так посчитала и сейчас стояла перед ним чрезвычайно довольная выполненной работой.

— Готово говоришь. Что ж пошли, смотреть будем.

— Да, Хозяин.

Поклонилась не низко, но уважение выказала натуральное, без дураков. Хоть и поняла давно, что Чужак от лошадей как и прочей скотины далек. Не боится, не чурается, просто не знает. Впрочем, он и не скрывал, ладно хоть из седла худо-бедно не вываливался.

Не караван, а натуральное пособие к итоговому практическому занятию по прикладному курсу «перевозка рабов». Благо теоретическая часть еще не до конца выветрилась из памяти. Шесть повозок. Впереди рындван запряженный четвернёй. Сзади на чомбурах сменная пара. Место возницы пустует. Пока. Мало ли, Хозяин возжелает, но явно же за собой застолбила. Следом за средневековым длинномером обычный грузовой фургон уже парой. На кучерских козлах незнакомая немолодая баба в замызганном вонючем рванье. Между толстыми щиколотками грязных босых ног слегка потертые кожаные ремни не самой дорогой, но добротной рабской сбруи. Точно такие же на запястьях. Жилистую шею охватывает широкий ошейник с жестко закрепленной привязью второй конец которой зафиксирован на верху передней дуги фургона. Продуманная и хорошо отработанная за годы система ремней и грубых но прочных пряжек из потемневшей от времени бронзы надежно ограничивала подвижность раба не мешая ему управлять лошадьми. Ни сбежать, ни даже просто покинуть повозку. Орать и кусаться не дает впихнутая между зубами и закрепленная вязками на затылке короткая круглая палка-кляп.

За фургоном ещё две рабыни верхами бок о бок в такой же сбруе и за каждой по две сменных лошади. Удивившись странной посадке присмотрелся и понял, что вместо стремян согнутые в коленях ноги за щиколотки подтянуты ремешками к задней седельной луке. Чужак бы ещё долго глазел и копил вопросы, но голос Гретты вернул его к реальности.

— Купчик, видать, сам-то не часто ездил по задворкам, иначе б вместо громоздкого неуклюжего рындвана пору обычных фургонов взял. Всем он хорош, но не для лесных дорог, как могла разгрузила, да и с лишними лошадями по проще будет. И в середке, и под присмотром. Последний фургон и телега без верховых пойдут. Все Милке сзади полегче…