Все помещение было отделано в приглушенных зеленых тонах, что очень нравилось Локи. Цвет не напрягал, а наоборот, позволял расслабиться.

Маг поднимается на ноги, медленно подходит к окну, отодвигает створку и полной грудью вдыхает свежий прохладный воздух.

И вдруг... Сзади, в комнате, словно... Там словно кто-то есть!

- Тор?! – Локи резко оборачивается, шарит лихорадочным взглядом по помещению. И едва не вскрикивает: у самого лица мелькает смазанная черная тень и вылетает в окно.

Ворон.

– Бездна забери... – слова сами срываются с губ.

Маг резко задвигает створку, задергивает тяжелые шторы и глухо смеется. В груди ноет. Гложет дурное предчувствие. А таким ощущениям Локи привык доверять.

Что-то с Тором?

Становится страшно. Тени, затаившиеся в углах, медленно, но верно выползают наружу, шелестя едва слышно холодным дыханием. Локи вскидывает было руку, намереваясь осветить комнату магическим огнем, отгоняя видения, но в испуге вскрикивает, понимая вдруг, что рука в крови. Свежей, теплой. Она стекает по пальцам, запястью...

Маг бросается в купальню, судорожно поднимает рычаг, включая воду, и истерично хихикает: рука чистая. Ни следа крови.

– Что же это?.. – шепот срывается, потому что горло перехватывает. – Боги...

Локи обессиленно опускается на бортик огромной ванны и зажмуривается. Сердце колотится, словно сумасшедшее, виски сдавило обручем.

Что происходит?! Ведь все было так хорошо! Все было почти в норме!

И Локи вдруг понимает, как не хочется ему, чтобы безумие снова вернулось. Эти два дня были для него словно глоток свежего воздуха для погибающего от нехватки кислорода. И опять оказаться в этом удушающем, сводящем с ума мраке...

Нужно обезопасить себя. Хоть бы попытаться!

Локи вскакивает, сдергивает с полки тонкий темно-синий халат и бросается в комнату, хватает с прикроватного столика с телефоном ручку и буквально падает на колени в центре комнаты. Руки трясутся, когда он чертит первую руну. Но для полного охранного круга их нужно ровно пятьсот двенадцать.

Локи рисует судорожно, ежесекундно вздрагивая, оглядываясь назад, в страхе, что из полумрака появится то, что чертов мидгардский мозгоправ так удачно назвал Бездной.

А она будто уже дышит в затылок, целует ледяными, словно у мертвеца, губами!

А потом на плечи опускаются чьи-то тяжелые, но такие... родные, теплые руки, что Локи даже не дергается от неожиданности. Просто слепо подается назад, прижимаясь спиной.

– Ну, ты чего? – голос Тора теплом пронизывает все тело. – Что ты делаешь?

– Как будто ты не видишь, – маг сглатывает, внезапно осознавая, как сейчас выглядит: встрепанный, в распахнутом халате, стискивающий в трясущихся пальцах уже треснувшую ручку.

– Зачем тебе эти руны? – теплые ладони поглаживают по плечам. – К чему они здесь? Это ведь Мидгард. Здесь тебя никто не тронет.

В голосе Тора забота и... Старший говорит с ним, словно с потерявшим разум!

– Я не безумен! – Локи выкрикивает это, резко вскакивая на ноги. – Слышишь?! Не смей так со мной...

Он разворачивается, чтобы выкрикнуть в лицо брата пару оскорблений и осекается: лицо Бога Грома осунувшееся, усталое. Под глазами залегли черные тени, радужка потускнела. И столько на дне зрачка теперь непонятной боли...

– Что?.. – Локи буквально вцепляется в плечи старшего. – Во что ты вляпался? Скажи мне!

Тор не отвечает. Просто прижимает его к себе, утыкается в шею, дышит тяжело, а маг вдруг понимает, что пара прядок в волосах громовержца слиплись от крови. А сами волосы влажные, как если бы недавно небрежно вымытые.

– Я же чувствую, – собственный голос напоминает Локи злобное шипение. – Что произошло, Тор?!

– Ничего, – Бог Грома только крепче обнимает его. – Тебе не о чем волноваться.

– О крови в твоих волосах тоже могу не волноваться? – маг вдруг теряет весь запал и обессиленно замирает. – О чем еще?

– В Асгарде...

– Брось, – Локи гладит его по голове. – Можешь молчать. Но избавь меня от своего вранья.

– Идем прогуляемся, – почти просит Бог Грома, чуть отстраняясь, но упорно не глядя в глаза. – Мы очень давно здесь не были.

Локи молча приглаживает волосы старшего, целует его в лоб и кивает.

Chapter XXXIV

С дороги они давно свернули и теперь просто шли вдоль озера, которое было видно из окна номера.

Локи молчит. Просто шагает рядом, опустив голову. Волосы он убрал в неряшливо завязанный хвост, несколько прядей выбились, и Локи то и дело заправляет их за уши.

Больше молчать Бог Грома не может, слишком давит эта напряженная тишина.

– Тебе здесь нравится? – осторожно спрашивает он, касаясь плеча брата. – Если хочешь, то...

– Чего ты добиваешься, Тор? – младший говорит без какой-либо интонации. – Ты не желаешь посвящать меня в напрямую касающиеся моей жизни проблемы, но хочешь, чтобы я не обращал на это внимания. С этим я смирюсь, хорошо. Но тебе и этого мало. Ты хочешь, чтобы все было как прежде: доступный младший брат, который раздвинет ноги по первому твоему желанию.

– Это ты к чему? – Бог Грома даже останавливается.

– О, не строй из себя дурака! – глаза младшего превращаются в злые узкие щелки. – Все настолько очевидно, что даже не смешно! Сначала эта прогулка, потом ужин в номер, а когда... – Локи запинается, задыхаясь, но потом его губы искажает злая некрасивая улыбка, больше похожая на оскал:

– Да ты можешь трахнуть меня прямо здесь и сейчас! Я не нуждаюсь в этих прелюдиях!

– Здесь и сейчас? – напряжение всех этих дней требует выхода, а потому Тор заводится с пол-оборота. Раздражение накатывает мутной волной. – А ты хочешь, да? Хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь, на камнях? Новых ощущений захотелось?

– Это лучше, чем терпеть твое лицемерие, – младший надменно выпрямляется.

– Мое лицемерие?! – перед глазами вспыхивает от ярости. Бог Грома буквально швыряет брата наземь, лицом вниз. Наваливается сверху, заламывая его руку, и хрипло от переполняющей злобы выдыхает:

– Я все свое время трачу только на то, чтобы помочь тебе! Я пожертвовал всем ради тебя! И ты называешь это лицемерием?! Неблагодарный ублюдок! Да ты только и годен на то, чтобы раздвигать для меня ноги!

– А так мне больше нравится! – в голосе брата столько яда, что громовержца передергивает. – Так честнее, не находишь?