– Больше нравится, значит? – севшим от ярости голосом интересуется Тор. – Тогда получай удовольствие!

Сдернуть с младшего штаны не составляет труда. Бог Грома даже не озабочивается тем, чтобы расстегнуть пуговицы, так что они с тихим шорохом разлетаются по камням.

Он задирает тонкую рубаху брата, резким движением приподнимает его худые бедра и заставляет раздвинуть ноги. Судорожно дергает застежку, высвобождая член – возбуждение такое, что стояк буквально каменный.

Удар – и на белой коже младшего расцветает алый отпечаток ладони. Это, бездна забери, красиво. И Тор не отказывает себе в удовольствии ударить еще раз. Все плывет в алом мареве возбуждения, смешанного с непонятно откуда появившейся ненавистью.

Бог Грома плюет на пальцы, наскоро смачивает узкую дырку слюной и резко толкается, не заботясь о том, что брату обязательно будет больно.

Локи дергается, хрипло всхлипывает, но громовержец просто опускает ладонь на его затылок, прижимая к земле, а другой рукой вцепляется в бедро младшего, фиксируя на месте.

Первое движение заставляет глухо застонать: Локи настолько узкий, такой теплый внутри, что сдерживаться просто нет сил. Да Тор и не хочет. Он просто крепче вцепляется в бедро младшего и отпускает себя.

Хотел, чтобы его трахнули? Без проблем.

– Тебе нравится, да? – голос срывается. – Этого ты хотел? У тебя ведь стоит, да?! Я всегда знал, что тебе хочется чего-нибудь эдакого!

Тор проскальзывает ладонью вниз, в намерении обхватить ладонью стояк брата, тем самым еще больше унижая младшего, но вдруг понимает, что тот... совсем не возбужден. Более того, под мошонкой влажно от крови.

Осознание приходит слишком ярко и оглушающе. Тор вдруг понимает, что натворил. В груди резко становится холодно и пусто, а собственное возбуждение моментально исчезает.

– Что ты остановился? – надтреснутый голос брата заставляет вздрогнуть.

Бог Грома, придерживая член трясущимися пальцами, выскальзывает, поворачивает младшего на спину. Локи дергается, вырывается, пытаясь помешать, его лицо залито слезами, глаза зажмурены. И эти следы от ожогов...

Бездна забери!

– Ну, что ты остановился?! – это Локи уже орет, все пытаясь вырваться. – Ты же этого хотел!

– Прости, – срывающимся шепотом выдыхает громовержец. – Ради всех богов, прости меня, Локи!

– Вот как ты заговорил! – младший захлебывается истеричными рыданиями. – «Прости меня!» А если нет?!

В ответ Тор просто обнимает его, крепко прижимая к груди, и принимается осторожно покачивать, успокаивая.

В конце концов младший перестает вырываться и затихает, только всхлипывает изредка, как это бывает после долгой истерики.

Они долго сидят молча. Тор просто не знает, что сказать, а Локи почему-то не отстраняется. А потом вдруг просит:

– Расскажи мне все.

И Тор рассказывает. Все с самого начала. Во всех неприглядных подробностях. И про то, как первый раз пошел в Железный лес, и про сделку с ведьмой. Про то, как искал подходящую жертву, чтобы отдать в качестве платы.

Рассказать про то, как он пытал ведьму, ради того, чтобы она сняла проклятие, стоит серьезных усилий, но громовержец говорит все равно. Рассказывает, сверля взглядом лежащий рядом камень.

Когда он заканчивает, Локи вопреки всем ожиданиям не набрасывается с обвинениями. Он просто осторожно берет руки громовержца в свои, поворачивает вверх ладонями, проходится пальцами по линиям. И выговаривает, едва слышно:

– Замарал руки в крови, ради меня... Ты никогда не был жестоким, Тор. Что случилось теперь? Эта страсть делает тебя таким. Я делаю тебя таким. Это неправильно.

– Не смей так говорить! – Бог Грома судорожно гладит пальцами шрамы от ожогов вокруг его покрасневших от слез глаз. – Бездна... Локи, я же...

– Я хочу посмотреть на нее, – младший облизывает губы. – Хочу ее видеть.

– Ты уверен, что... – начинает было Тор, но Локи обрывает его.

– Я хочу, – младший садится на колени, проводит пальцами по разорванному поясу штанов, возвращая пуговицы. Они словно формируются из сгустков зеленоватого сияния.

Громовержец молча отстраняет его руку и принимается застегивать эти пуговицы сам. Одну за другой. А потом Локи вдруг осторожно касается пальцами его подбородка, заставляя поднять голову, и тянется к губам. Поцелуй получается медленным, каким-то... нежным. Словно Локи простил Тору и все злые слова, и боль, что громовержец ему причинил. А младший вдруг, будто читая мысли, выговаривает в самые губы:

– Я прощаю тебя.

Ответить Тор не может. Он занят тем, что покрывает поцелуями лицо своего младшего брата.

***

– Это здесь, – Тор останавливается около задвинутого камнем спуска в подземный грот. – Локи, если ты не...

– Я не передумал, – лицо у младшего нездорово бледное. – Я должен спросить ее. Один вопрос.

– Все хорошо? – громовержец сжимает его запястье.

– Их тысячи, – на побелевших губах улыбка. – Я никогда не видел так много.

– Ничего, – Бог Грома приобнимает младшего за плечи. – Мы покончим с этим. Она снимет проклятие.

– Ты уверен, что дело именно в проклятии? – с усмешкой спрашивает маг. – Быть может, это я просто сошел с ума?

– Не неси чушь, – качает головой Тор. – Мы все исправим, вот увидишь.

Отодвигает камень, спрыгивает вниз и подает руку младшему. Тот недовольно поджимает губы, но помощь принимает. Щелкает пальцами, и под потолком зависает светящийся шар размером с кулак.

И едва вспыхивает свет, своды подземной пещеры оглашает жуткий, леденящий душу хохот. Локи вздрагивает, отшатывается назад. Тор инстинктивно обнимает его за талию, прижимая к себе.

– Ты все же привел его, сын Одина! – полуобнаженная женщина, прикованная к стене цепями, буквально трясется от полубезумного хохота. – А ты вырос с тех пор, как я последний раз тебя видела, сын. Только эти ожоги тебе не идут.

Локи молча высвобождается из рук Бога Грома и делает шаг. Еще один. Подходит почти вплотную к прикованной к стене ведьме.

– У меня есть только один вопрос, – голос у мага глухой, совсем тихий.

– Я отвечу, – некрасиво улыбается ведьма.

– Почему ты не убила меня, едва я родился? – И Тор вздрагивает, потому что кожа младшего вдруг идет синими пятнами, а в его голосе едва ли не слезы. – Что тебе стоило придушить младенца?!