Я ничем не могла ей помочь.

Мы с Битти прошли по коридору. На Битти были туфли на высоких каблуках, но не шпильки. Они громко стучали по полу. У меня возникло странное желание броситься назад и ударить Сару кулаком в лицо. Если у нее будет фонарь под глазом или нос сломан, то, может быть, служащие банка тел ее не выберут.

Отвратительно, что дело дошло до такого. Пока мы выходили из здания и спускались с крыльца, я все еще видела перед собой лицо Сары. Она была просто более юной версией меня самой – мной, какая я была в прошлом году. Отчаявшейся, голодающей сиротой, радующейся любым объедкам и подачкам, беспомощной жертвой системы, которую ничейные несовершеннолетки интересуют даже меньше, чем бродячие собаки.

Когда мы дошли до входа в главное здание, Хелена приказала мне:

«Сверни налево. Иди так, как будто ты хозяйка этого здания».

Я послушалась. Топот Битти прекратился.

– Мисс. Кабинет директора в той стороне.

Она указала направо. Голос у нее был настолько резким, что у меня уши заболели.

– Знаю. Но мне стало нехорошо. Я уезжаю.

– У нас здесь есть доктор. Хороший. Я его позову.

– Спасибо, не надо.

Битти фыркнула, а ее губы изогнулись в презрительной усмешке. Однако я продолжила идти к воротам, высоко держа голову и не оглядываясь. Я уже начала усваивать замашки привилегированных людей.

Когда я подошла к воротам, охранник посмотрел на меня, не выходя из своей клетушки. Я смотрела на ворота, ожидая, что они откроются. Они оставались закрытыми.

Зазвонил телефон, и он снял трубку. Технологии тут были просто допотопные.

Он посмотрел на меня, а потом повесил трубку и жестом подозвал меня к себе. Я подошла ближе к металлической сетке.

– Хорошего дня, – сказал он мне. – До встречи.

Ворота открылись, и мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не выбежать из них. Когда они захлопнулись у меня за спиной, я снова начала дышать – и пошла через улицу. Повернувшись, я посмотрела на приют. Спальный корпус был выше стены – и что-то привлекло мое внимание.

Сара стояла у какого-то окна и махала мне рукой. Она махала мне рукой! Я сглотнула вставший у меня в горле ком.

«Теперь ты видишь, насколько тут плохо. Теперь ты знаешь».

– Все еще хуже. Разве ты не слышала? – ответила я Хелене. – Банк тел собирается отобрать самых красивых ребят и начать их использовать. Нам надо это прекратить!

«Наконец-то ты поняла!»

Я была рада вырваться из этого отвратительного места. Я пыталась понять, действительно ли Хелена рассчитывала, что у Сары будут какие-то сведения насчет гибели Эммы, или же это была только ложь, направленная на то, чтобы загнать меня в приют.

Не успела я это как следует обдумать, как зазвонил мой мобильник. Я села в машину и заперла двери. Звонила Мэдисон. Она оставила мне голосовое сообщение, чтобы я заехала забрать вещи, которые я оставила у нее накануне. Хелена согласилась, чтобы я туда заехала, при условии, что это будет ненадолго. Ехать было недалеко, так что уже через десять минут я была на месте.

Едва я поднялась к Мэдисон на крыльцо, как она открыла дверь.

Глядя на меня с полным равнодушием, она спросила:

– Мы знакомы?

Ой-ой! Что, внутри оказалась другая старушка?

– Конечно, знакомы! Мы же заключили союз, помнишь?

Я помахала оттопыренным мизинцем.

Она скрестила руки на груди.

– Да что ты говоришь? А я решила, что ты – та, кто вчера вечером молча испарилась.

– Мне очень стыдно. Правда.

– Я напридумывала себе всяких ужасов с несчастными случаями, кровищей и жуткими штрафами за ущерб арендованному телу.

– Меня срочно вызвали.

– Я догадалась. Срочный вызов от Блейка. Ну, заходи.

Я прошла за ней в дом.

– Мне надо было пойти с ним на церемонию награждения, которую проводил его дед. Все получилось очень неожиданно.

– Ну еще бы! Они сейчас в Вашингтоне, ты знала? – У нее заблестели глаза. – Его прямо сейчас показывают по телевизору, с сенатором.

– Сейчас?

– В шестичасовых новостях, – подтвердила Мэдисон.

«Сенатора показывают? – резко переспросила Хелена у меня в голове. – Я хочу это видеть!»

Я прошла мимо Мэдисон в ее игровую комнату.

Она направилась за мной.

– Дурочка! Ты думала, я тебя позвала только забрать твои вещи? Я знала, что ты захочешь это видеть!

В центре игровой комнаты Мэдисон ее виртэкран занимал сенатор Хэррисон в более чем натуральную величину. Перед ним толпились репортеры, а фоном служил Белый дом.

– Сегодня президент принял историческое решение, – сказал Хэррисон в подставленные микрофоны. – Как вы знаете, прием несовершеннолетних на работу запрещен Законом о сохранении рабочих мест старшего поколения. Когда длительность жизни нашего старшего населения увеличилась, им потребовались гарантии, что их не лишат работы. Тогда было принято решение запретить работу лицам моложе девятнадцати лет. Потом началась война. После нее прошел уже год, и многие из нас почувствовали, что пора вводить постепенные изменения. Я горд тем, что могу объявить о принятии Закона о приеме на работу молодежи при особых обстоятельствах, который позволит некоторым подросткам работать в специально подобранной группе утвержденных компаний. Первая фаза будет распространяться на оставшихся без опеки несовершеннолетних, находящихся в приютах. Первой компанией станут «Лучшие цели» на Западном побережье. Делая это, мы подарим смысл бесцельным жизням бесчисленного количества несовершеннолетних.

Значит, Хелена была права. Мы все в настоящей беде.

Когда сенатор закончил свое заявление и начал отвечать на вопросы журналистов, камера чуть сместилась и я заметила стоящего рядом с ним Блейка. У меня моментально забилось сердце. Что он про меня знает? Сказал ли ему дед, что я не та, кем притворялась? И если сенатор Хэррисон ведет дела с «Целями», известно ли ему, что я не обычный арендатор, а донор, чей разум сцепился с разумом арендатора?

Может, Блейк уже меня возненавидел? Я всмотрелась в его лицо, словно надеялась прочесть на нем ответ на свой вопрос.

И тут я ее заметила. Его булавку для галстука.

Ею послужило украшение с моей туфельки в виде кита. Значит, он снял его с потерянной мной у музыкального центра туфли и превратил в булавку для галстука! Это означало: что бы он обо мне ни узнал – если он вообще что-то узнал, – он на меня не злится.

Наверное, я ему нравлюсь, раз он сделал такое. Я перешла в его голографическое пространство, но он уже исчез: его сменил репортер, говоривший прямо в камеру завершающие репортаж фразы. Это не имело значения: я все еще радовалась воспоминаниям о его лице и его символическом поступке.

– Радует, правда? – сказала Мэдисон. – Первой нанимающей компанией станут «Цели»! Ну, не чудесно ли? Теперь все, по крайней мере, станет законно. Может, нам больше не придется таиться.

– Думаешь? – Я заметила, что в углу виртэкрана вспыхивает синим сигнал. Под ним стояла цифра 67. – Что это за синий огонек? – спросила я.

– ОЛС. Особое личное сообщение. От одной из служб, на которые я подписана. Посмотрю попозже. – Она встала и посмотрела на экран. – О, шестьдесят семь! Это же «Лучшие цели»! Сразу после того, как Хэррисон о них упомянул? – Она наморщила носик. – Странно.

– Это не совпадение. Включи его.

Мэдисон прикоснулась к висящему в воздухе значку. На экране вспыхнула надпись: «Ожидайте особое заявление от «Лучших целей».

На экране появилась пустая студия с фоном из мраморных колонн.

– А кто еще это видит? – поинтересовалась я.

– Только подписчики «Целей» класса «Платина-плюс».

– И сколько вас таких?

Она пожала плечами и снова уселась на диван.

– Не знаю. Большинство – такие, как ты. Серебряный класс, да?

– Угу, – кивнула я. – Серебряный.

– Ш-ш! – Она подложила ногу под себя и взмахнула рукой. – Начинается!

Тинненбом вошел в кадр слева, держась как заправский ведущий телешоу. Справа появилась радостно улыбающаяся Дорис.