– Лорин…

Она прервала меня:

– Привыкай называть меня Рис, договорились?

– Рис, насчет убийства. Это меня и правда беспокоит. – Я опустила взгляд. Мне больше не надо было изображать смятение. – Я тут задумалась… Это неправильно.

– Правда?

– Но «Лучшие цели»… – Мне нужно было выудить у нее информацию о том, кого именно я собиралась убить. Насколько я могла догадаться, это был кто-то из банка тел. – Я все-таки их виню…

– И ты в этом не одинока.

– Да. Ты, я… – я оборвала фразу, надеясь, что она подхватит перечень.

– …И еще Коулмены, Мессианы и Посты. – Она перечислила их, загибая пальцы. – Те бабушки и дедушки, которых мы нашли и которые обвиняют «Цели». Но никто из них не заикается о том, чтобы в кого-то стрелять.

Теперь пришла моя очередь озираться. Я заметила, что официантка, остановившаяся через два столика от нас, с любопытством на нас смотрит.

– Не беспокойся, я свое слово сдержала, – сказала Лорин. – Никому не рассказывала. Пока.

– Глава «Лучших целей»…

Скорее всего это он.

– Не начинай заново. Старика найти невозможно.

– Он высокий. И носит шляпу, – проговорила я, вспомнив, что видела его в тот день в «Целях». – И длинный плащ…

– Да, мы слышали. Но я его никогда не видела.

А я видела. Когда он спорил с Тинненбомом в «Целых». Но, похоже, Лорин уверена, что Хелена наметила в качестве цели не его. Если она собиралась убить не главу «Целей», то тогда кого же?

Лорин придвинулась ко мне и заглянула в глаза.

– Ответь мне, Хелена, кто это? Кого ты хочешь убить?

Она не знает!

– Не могу сказать.

Я отвела взгляд. Кажется, это были мои единственные совершенно правдивые слова.

– Человек, которого ты выбрала целью, ведь он будет не единственным, кто погибнет. Эта бедная девочка, внутри которой ты находишься, это чудесное юное тело… – Лорин подняла руку и поддела пальцами прядь моих волос. – Ее пристрелят на месте!

На меня упала тишина.

«Это же я! – хотелось мне закричать. – Мое тело! Я!» Но все слова застряли где-то глубоко в моем горле. От резких запахов лимонного сорго и рыбного соуса меня тошнило. Я могла только смотреть на плошку с желтым карри – и впервые за год не чувствовала ни малейшего желания есть.

Отличный способ отбить аппетит: выяснить, что твоя арендатор – убийца. И что тебя скорее всего тоже убьют.

Я вела машину на максимально разрешенной на этой трассе скорости. Значит, Хелена не имела желания заниматься серфингом или прыгать с мостов: она решила использовать меня для того, чтобы кого-то убить. Убить – и быть убитой. Видимо, именно поэтому одним из ее требований стало умение метко стрелять.

Я увидела, что на моем телефоне мигает сигнал. Пока я была в ресторане, Блейк прислал мне сообщение.

На экране высветились слова: «А о чем еще говорить?»

Это было странно. Я нажала кнопку вызова на панели машины и связалась с ним.

– Блейк, встреться со мной в Глен-парке через тридцать минут, и я все объясню.

– Хорошо, через тридцать минут буду, – ответил он очень сухим тоном.

Я шла по парку мимо старичков, устроившихся в шезлонгах и на залитых солнцем скамейках. Двое сидели на качелях и плавно раскачивались. После войны детей на улицах почти не видно было. Многие старички, не имевшие внуков, не желали находиться рядом с маленькими детьми: возможно, потому что все они лишились собственных взрослых детей. И к тому же люди параноидально боялись оставшихся в воздухе вирусных спор, несмотря на прививки.

Служащая частной вооруженной охраны в темных очках дежурила на посту, уперев руки в бока. Я вздрогнула, заметив ее пистолет, мне вспомнился Хеленин «глок». Я заметила пару старичков с седыми волосами до плеч у обоих: они ссорились под деревом. Женщина все время тыкала пальцем мужчине в грудь.

Эта сцена напомнила мне моих родителей: дело было полтора года назад. Было лето. Мы все только что поужинали, и мы с Тайлером смотрели на экран. Передачу прервало сообщение о войне. Диктор с мрачным лицом сказал, что эскалация военных действий дошла до применения противником ракет с вирусными боеголовками, о которых уже шли слухи. Они были сосредоточены на северо-западе. Я побежала на кухню, чтобы рассказать об этом родителям, но, похоже, они уже все знали. Услышав, что они ссорятся, я остановилась у двери.

Моя мать стояла у кухонной мойки с кухонным полотенцем в руке.

– Почему ты не можешь ее нам достать? При твоих-то связях в правительстве!

Отец вытер лицо ладонью.

– Ты знаешь почему. Есть правила применения.

– Нам нужна эта вакцина, Рэй. Мы твоя семья. Это твои дети!

Он оперся на стол.

– Правила составлены для того, чтобы защитить всех.

– Знаменитости ее получают. И политики получают.

– И от этого их действие не становится правильным.

Она швырнула полотенце на стол с такой силой, что он вздрогнул.

– А что правильного в том, чтобы оставить своих детей сиротами, которых некому будет защищать? Обречь их на голод, убийство или нечто еще худшее?

Она несколько раз ткнула его пальцем в грудь в такт своим вопросам. У нее на глаза навернулись гневные слезы.

Отец схватил ее за плечи и секунду удерживал так, успокаивая. А потом он притянул ее к себе. Она прижалась к нему и положила голову ему на плечо. И в этот момент она меня увидела.

У нее был такой испуганный вид!

Я постаралась прогнать воспоминание об ее полном страха лице и снова поискала взглядом ту парочку старичков. Они уже шли прочь.

Где же Блейк? И тут я увидела его: он сидел на бетонном столе для пикников. Я подошла к нему и села рядом.

На нем были темные очки – такие же, как у охранницы: барьер между нами.

– В чем дело? – его голос был полон льда.

– Ты виделся с моим другом?

Мне было неловко спрашивать его про Майкла, но мне необходимо было знать, что случилось.

– Нет, – ответил он с досадой, как будто я и так должна была это знать. – Ты сказала этого не делать.

Мне стало зябко.

– Правда?

– Ага. Забыла? Как ты разозлилась и потребовала вернуть тебе деньги?

Этого я и боялась. Хелена!

– И что еще было?

Он тряхнул головой.

– Не заставляй мне все это снова повторять. Ты же знаешь, что говорила.

– По правде говоря, нет. Знаю, что это звучит странно. Расскажи мне, пожалуйста.

Он сунул руки в карманы.

– Не приезжать, не звонить. Ты не желаешь больше меня видеть.

Я вздохнула. Это говорила Хелена.

– Мне очень жаль. – Я прикоснулась к его руке. Она была теплая. – Это была ошибка. Честно!

– Я думал… я думал, мы хорошо провели время.

Он не ответил на мой жест, но и не отстранился.

– День был чудесный! – У меня заныло сердце. – Один из самых лучших в моей жизни.

Он посмотрел на качающихся старичков.

– Тогда почему же…

– Я была не в себе. Со мной такое бывает. – Я полезла в сумку и вытащила деньги. – У тебя не бывало таких дней, которые тебе хотелось бы прожить по-другому? Можно мне повторить попытку? Пожалуйста!

Я протянула ему деньги. Он колебался.

– Уверена, что на этот раз захочешь, чтобы я отдал их твоему другу?

– Да. Совершенно уверена.

– И ты правда не хочешь сделать это сама? Или поехать со мной?

И показать банку тел, что я вернулась домой?

– Мне бы очень хотелось, но мне действительно нельзя туда ехать. А они нужны ему прямо сейчас. – Я придвинула деньги к нему, так что они касались его рубашки. – Блейк, ну пожалуйста! – сказала я.

Он взял деньги и смял их в кулаке. Впервые за эту встречу он посмотрел мне в глаза:

– Наверное, у всех бывают плохие дни.

И тут я вспомнила про рисунок. В отличие от денег, он ко мне в сумку не вернулся.

– Ты помнишь тот листок, который я тебе дала? – спросила я.

– Ты вот про это?

Он вытащил его из кармана – по-прежнему в сложенном виде.