Машина техслужбы прибавила скорость, чтобы оказаться под рукой там, впереди, где еще что-то решается, и Ярослав снова остался один. Один с тяжелым камнем на душе. Всего его сковывала страшная усталость. Тело отяжелело, ноги не повиновались. Когда он был впереди, они двигались сами собой, а теперь он принуждает их двигаться большим усилием. Горло пересохло, язык неприятно прилипает к нёбу, но термос, увы, далеко, до него не дотянуться.

Один!.. Ему кажется, что он еле тащится, ползет, как червяк, как улитка. И сильные порывы ветра то и дело почти останавливают одинокого велосипедиста.

На асфальте снова белеют буквы того единственного слова в разном звучании:

Снова белеют буквы, но уже не выскакивают быстро-быстро из-под колес. Долго, утомительно долго стоят они перед глазами.

Соленый пот течет по лбу Ярослава, по вискам, заливает глаза, заслоняя их щиплющей пеленой. Тщетно пытается он стереть ее с глаз. И вдруг сквозь эту противную пелену он видит Божену, ее глубокие глаза, яркие полные губы и ямочку на подбородке. Она стоит у конвейера в консервном цеху, но работа у нее не ладится, потому что она думает о нем. Божену сменяют ребята из бригады, они сваривают швы, толкуют о нем. Ребята верят, что не зря поехал он на велогонку, что член их бригады и вдали от них выполнит свою задачу. Ярославу чудится, что он отчетливо слышит эти слова, и только погодя осознает, что это, собственно, текст телеграммы, полученной вчера от них. Они думают о нем, все о нем думают, а он идет последним, сам отказался от удачи, которая протягивала ему руку.

Вспомнив о Божене и ребятах из бригады, он было приободрился и снова напряг силы. Мускулы немного разошлись, боль в коленях исчезла. Все же едет он отчаянно медленно. Километров не убывает. Вон цифра «25». До финиша порядочный кусище. А те, первые, наверняка давно у цели. Ему же тащиться еще целых двадцать пять километров! Преодолевать их группой куда ни шло, но одному… Ужасно! Он снова пал духом, поддался самым мрачным мыслям. И тут его пронизала страшная мысль: а доедет ли он вообще? Ярослав испугался. Самое ужасное, что может произойти с гонщиком, — это не дойти до финиша, сдаться раньше времени. Он погнал прочь эти мысли. Если Рудо придет одним из первых, в этом будет и его заслуга, ведь это он отдал Рудольфу свой «фаворит». Его борьба была не напрасной, наоборот, он победил в серьезной борьбе, в борьбе с собой. Он отдал велосипед товарищу, хотя мог ехать сам, — как знать, глядишь, добился бы того же, что и Рудольф, не следовало отступать. В самом деле, черт побери, почему он не поехал сам?.. А как же шестое место Рудольфа? Если он удержит его до Праги, вот будет сенсация! Столько лет спустя Чехословакия снова в лучшей десятке!

Сзади послышался шум мотора. Ярослав оглянулся. Вон еще один тащится, но этот, видать, уже действительно самый последний, потому что за гонщиком следует автобус, подбирающий отставших, а за ним и машина с лозунгом: «Конец велогонок». У Ярослава мороз прошел по спине. Итак, значит, последний; подтянется еще вон тот, и они вдвоем будут замыкающими. Вместо того чтобы настигать пелетон, он отдаляется от него, и самый последний велогонщик сейчас будет рядом. Может, теперь станет легче, они смогут хотя бы ненадолго прятаться друг за дружку, и ветер не так безжалостно будет высасывать у них силы. Кто ж этот последний? Наверняка финн, что-то в этом году они все приходят последними. Ну да, двадцать седьмой номер, белобрысый… белобрысый… Как же его зовут?.. Белобрысый… Миирилайнен. Ярослав немного подождал, они кивнули друг другу в знак приветствия и, меняясь, продолжали путь. Автобус шел возле, и шофер ободряюще помахал им. Ярослав заглянул внутрь, там сидели четверо: вчера еще гонщики, сегодня — уже только печальные зрители. Четверо. Не многовато ли для одного этана? По в такую собачью погоду в этом нет ничего удивительного. И вдруг Ярослава словно ожгло. Это лицо за стеклом! Унылая физиономия за стеклом — это же Эгон Адлер! Победитель стольких этапов на велогонке Мира едет в «подчищалке»! Что же с ним случилось? Уж он-то из-за ерунды не сдался бы!

Миирилайнен то и дело хватается за живот, и тогда взгляд его невольно обращается к автобусу. Не собирается ли финн махнуть на все рукой? Ярослав опять останется один, опять придется одному бороться с ветром. Хоть бы «ягуар» был пониже. Из-за того, что приходится тянуться за педалями, икры сводит от боли, а результаты мизерные…

— Жми, жми! — кричит он финну, зазывая его вперед, будто морская сирена.

Но финн морщит веснушчатое лицо, рукой показывает на живот и сплевывает, однако все же прибавляет скорость.

«Подчищалка»… Самая отвратительная машина во всем эскорте: кто в нее попал, для того гонки кончились. Автобус маячит перед глазами, вид его отравляет, как зараза, гнетет и подавляет человека, манит спрыгнуть с велосипеда, плюнуть на всю эту каторгу да усесться в теплый уголок. Паршивое дело, если «подчищалка» под боком.

Для финна настал тяжкий час — когда ты всем сыт по самое горло. Хотя он прибавил было, сейчас снова сдает, корчится, хватается за живот, не сводит глаз с автобуса. Наступает миг, который он не раз проклянет потом, но… поздно. Он будет ругать себя слабаком и трусом, сейчас же всё его «я» жаждет во что бы то ни стало прекратить эту изнурительную борьбу.

Ярослав представляет себе, что происходит в душе финна, и выходит вперед, заслоняя его от ветра, дает перевести дух, отогнать черные мысли. Шофер автобуса тоже понимает, какое решение зреет в белобрысой голове Миирилайнена. Он кричит на него и показывает рукой вперед. Скольких он уже видел в таком положении! Но финну уже ни до чего нет дела — видно, боли в животе не прекращаются, наоборот, становятся всё мучительнее, он машет рукой, словно говоря: «Плевал я на все». Он тянет еще метров двадцать, потом спрыгивает. Кончено. Еще на одного стало меньше! Остановился и Ярослав: ждет, не передумает ли финн. Вдоль шоссе стоят люди и кричат:

— Komm weiler, komm waiter![3]

Но финн не двигается. Лицо его искажено болью и отчаянием. Глядя на чехословацкую майку Ярослава, он грустно произносит:

— Я очень хотел видеть Прагу!

— Ну так садись, — зовет его Ярослав.

Но у Миирилайнена уже нет ни душевных, ни физических сил противиться притягательному видению — теплому местечку в автобусе. Он берется за ручку дверцы, однако отворить ее уже не в состоянии.

— Тогда дай велосипед. — Ярослав забирает велосипед у финна.

Он ниже, удобнее, ехать на нем будет легче.

И Ярослав двинулся преодолевать свои последние двадцать километров. Снова один. Сейчас дело уже не во времени, главное — пройти этап до конца, не сойти с дистанции. Себе он уже ничем не поможет, но нельзя же подводить команду! Может, ему еще улыбнется удача, и он возьмет реванш потом. Отдохнет и подождет — что-то покажут трассы на родной земле, где он знает каждый километр.

После смены велосипеда стало легче, но приходится так сильно напрягать, вытягивая, ноги. Быстрей, быстрей! Дорога каждая минута! Ярослав рванул вперед, и мотор автобуса заработал веселее. Шофер довольно осклабился и замахал, притормозив, чтобы судьям не показалось, будто он помогает отставшему гонщику.

Вдоль трассы людей все больше и больше — верный признак того, что близко город. Скорей бы уж! Но впереди еще добрых пятнадцать километров, а для усталого тела и угнетенного духа это многовато, до финиша же далеко, ох как далеко…

Ярослав не бережет сил, не отдавая себе отчета в том, что он расходует остатки их, ему страстно хочется, чтобы все поскорее было позади. Несколько километров ему даже удается пройти, увеличивая темп, несмотря на сильный встречный ветер. Несколько километров… а потом с тем большей настойчивостью дает себя знать усталость. Это ясно слышит сердце, стучит, как пожарный колокол. Снова пот заливает лицо, воспаленные глаза, ноги становятся все тяжелее, все ленивее. Шофер сзади виртуозно просигналил, давая знак, что Ярослав сдал темп, пытается его таким образом ободрить. Ярослав стискивает зубы, напрягается, но… нет, не получается, надо перевести дух хоть ненадолго, может, потом прибавит. Впереди снова белые слова, расположенные наискось через дорогу, но приближаются они еле-еле, не бегут навстречу — тащатся, плетутся шагом. И буквы пьяно шатаются.