Нападение длилось всего лишь миг. Партизаны снова скрылись за насыпью. А минуту спустя по бревнам моста уже снова шагал часовой. Шинель с капюшоном, сапоги, автомат на плече стволом в низ. На вид все в порядке. Но часовой не доходит до конца моста, от середины он поворачивает обратно. И не сводит глаз с тихого домика на другом берегу.

Отдаленный грохот на время прекратился.

— Наши наступают; «катюши» сделали свое дело! — ликовал Никита. Его лицо светилось от счастья. В звуке «катюш» ему слышался голос Родины: голос Украины, голос Урала, голос родной Москвы. Никита не мог больше сидеть у передатчика. Он сам вечером предложил Хорвату, что пойдет с ним.

— Знаешь, Андрей, с передатчиком я уже навоевался. Попробую, не разучился ли держать в руке автомат и бросать гранаты. Возьми меня с собой, Андрей.

И Хорват охотно принял Никиту в свою группу. Он знал, что лучшего бойца ему не сыскать.

Хорват обвязал вокруг бедер шнур, взял пеньковый мешочек с зарядами. Йожо смотрел на него с восхищением. Шнур показался ему серой змеей, обвившейся вокруг пояса. Но отца уже не видно, он нырнул под мост и уверенными движениями соскользнул по одной из опор.

По мосту проехал легковой автомобиль. На радиаторе развевался флажок со свастикой. Машина мчалась с той стороны, откуда доносился грохот «катюш».

Часовой небрежным взмахом руки отдал честь. Ведь армия, представителя которой он теперь изображает, уже не умеет отдавать честь как следует. Для этого надо очень сильно верить в победу и обладать непоколебимой моралью. А победе — капут. Морали тоже капут. Аллее капут! Поэтому вовсе не обязательно отдавать честь по всем правилам, можно на все наплевать.

— Корабль тонет — крысы бегут, — засмеялся часовой.

А под насыпью притаились партизаны. С оружием в руках, изготовившись, как для прыжка.

Утренний полумрак сменился светлым днем. Но сегодня было бы лучше, если бы день чуточку запоздал.

Хорват скользит по опорам от траверса к траверсу, от столба к столбу. Останавливается, подкладывает заряды и соединяет их шнуром. На лбу его выступили капельки нота.

— Пора кончать. Слишком светло, — беспокоится отец Габриеля.

Йожо от волнения и нетерпения грызет ногти.

— Да, пора, — кивает Никита, глядя на часы. — Он там уже четверть часа, если не больше.

Четверть часа!

— А мне кажется, не меньше часа, — удивился Йожо.

А Хорват все скользит по опорам, подкладывает заряды, и пот ручейками стекает по его лбу.

Матуш, заглянув под насыпь, сказал:

— Кажется, идет.

Подкладывая заряды под траверсы и соединяя их шнуром, Хорват добрался на другой конец моста. А выполнив свою задачу, полез по опорам обратно.

Он все время был начеку, следил, не наблюдает ли за ним кто-нибудь с другого берега. И сразу заметил, как из домика, стоявшего недалеко от моста и казавшегося пустым, вышли двое в касках и в пестрых брезентовых накидках.

Вражеские солдаты пристально посмотрели на мост. Хорват прижался к опоре, почти слился с ней и стал осторожно ползти к противоположному берегу.

Но наметанный глаз солдат заметил движение среди конструкций моста. Один из них навел винтовку.

Тогда Хорват двумя прыжками перескочил через перила моста на бревенчатый настил и сделал попытку убежать за насыпь.

Он был уже в каких-нибудь двадцати метрах от укрытия, где его ожидали партизаны, когда раздался выстрел. Выстрел из-за реки… За насыпью он прозвучал, как резкий хлопок в ладоши.

Мнимый часовой, наблюдавший с края моста за Хорватом, исчез за насыпью.

Партизаны, забыв об опасности, подняли головы над насыпью. И увидели: Хорват лежит на мосту вниз лицом, одна рука под ним, другая откинута в сторону.

А из домика на другом берегу выбегают солдаты в серо-зеленой форме. Тревога! Тревога! Один выбежал в нижней рубахе, другой на бегу застегивает пуговицы на кителе.

Все дальнейшее разыгралось в один миг. Из-за насыпи выскочил мальчик. Сын Хорвата.

— Огонь! — заорал Никита и бросился за мальчиком. Он догнал его и потащил назад. А затем снова поспешил на мост и, пригибаясь у перил, подбежал к лежащему.

Партизаны открыли стрельбу. Надо задержать солдат, чтобы они не попали на мост и не смогли выстрелить вторично. Девять автоматов посылали на другую сторону раскаленный свинец.

Солдаты на берегу попятились. Один, неестественно дернувшись, упал на землю. Остальные стали искать укрытие, которое защитило бы их от выстрелов. Стрельба застала их врасплох и вызвала панику.

Тем временем Никита подбежал к Хорвату и с трудом потащил его к насыпи. Беспомощного человека всегда трудно тащить.

Наконец ему удалось оттащить Хорвата в безопасное место. Йожо бросился к отцу. Он весь дрожал.

— Отец!.. Папа!..

Он так боялся, что все это плохо кончится. И не ошибся.

Его душили слезы, но он даже не всхлипнул.

По знаку Никиты стрельба прекратилась.

— Вот погодите, мы им еще покажем! — тихо сказал он.

Мост уже был заминирован. Осталось лишь нажать кнопку. Пускай только выбегут на мост, пускай… Взлетят в воздух вместе с ним.

Так и случилось…

Солдаты на другом берегу постепенно стали отрываться от земли. Услышав, что стрельба не возобновляется, они побежали на мост. Подкованные сапоги тупо стучали по бревнам. Когда солдаты добежали почти до середины моста, Никита подмигнул Ганзелику.

Взрыв сразу же многократно повторило эхо. Все вокруг наполнилось грохотом.

Моста через Ваг, которым гордились сучанцы, уже не было. Он больше не служил фашистам. Только четыре серых столба торчали из воды, поглотившей искореженные остатки мощной железной конструкции.

А группа партизан быстрым шагом уходила по глубокому оврагу в лес. Четверо несли раненого. Углубившись в лес и почувствовав себя в безопасности, партизаны остановились и осмотрели рану. Рана была маленькая, на правой стороне груди.

— Несите осторожнее! — предупредил Никита.

Йожо шел сзади. Лишь теперь он осознал, как сильно любит отца.

«Хоть бы он не умер! — повторял он про себя. — Только бы не умер, что будет с мамой?!» На лице его отразились печаль и волнение, когда он понял, как близко и сам был от смерти.

Они двигались к Быстрой долине. На краю долины стояла небольшая охотничья хижина, забытая и полуразрушенная. Теперь она снова ожила. Сюда отряд переместился из-под Сухого Верха, чтобы быть поближе к врагу.

С востока доносился грохот орудий. Он звучал уже близко, намного ближе, чем гул «катюш».

В Быстрой долине с нетерпением ожидали группу Хорвата. Они слышали сильный взрыв и понимали, что задание выполнено. Но не ожидали, что Хорвата принесут на носилках…

Все сгрудились вокруг Вртиака.

— Скажи правду, будет отец жить? — спросил Йожо у доктора.

— Будет, отчего же ему не жить?.. Пуля задела легкое, а сердце в порядке, — объяснил Вртиак, накладывая белую повязку. — К счастью, легкое лишь задето немного. Не умрет, не бойся.

Йожо обрадовался уверенным словам Вртиака, но полностью им не доверял. А что, если он недостаточно в этом разбирается?

После перевязки Хорват спокойно уснул. Видимо, ему полегчало.

Мальчик не отходил от отца. Держал его сухую и горячую руку, смотрел на заросшее лицо, бледное, но спокойное.

— Йозеф!

Это был голос Никиты. Он встал за спиной мальчика, положив обе руки на его плечи. Йожо обернулся и посмотрел Никите в лицо. Вид у радиста был торжественный.

— Пороть тебя надо, — сказал Никита ласково. — Но ты молодец. Никогда бы не поверил, что ты сумеешь так быстро принять решение.

И Никита наклонился к мальчику и дважды поцеловал его в лоб.

Йожо еще долго чувствовал на лбу горячие губы и колючую бороду. И именно в эту минуту ему захотелось плакать. От счастья. Он долго не мог произнести ни слова.

Ночью почти весь отряд спустился к шоссе. Йожо остался с отцом. С волнением прислушивался он к непрерывному грохоту, доносившемуся сквозь деревянные стены. Свобода приближалась…