— Вы из «Нимфы»? — спросил Дункан.

— Отчасти, я из «Нимфы», с другой стороны, «Нимфа» — это я.

— Лидер, — сказал Дункан. — Главарь.

— Да.

— У вас, должно быть, есть причины, чтобы держать нас здесь, вместо того чтобы избавиться от нас.

Мужчина прикрыл глаза.

«Он похож на спящего ястреба, — подумал Дункан, — с удовольствием вспоминающего о своих былых битвах. Или грезящего о будущих, с еще большим удовольствием».

У мужчины было два пути: он мог оставить своих пленников в живых. Ненадолго. А может, и надолго — в общем, до тех пор, пока они будут ему нужны. Или же он мог их закаменить и спрятать. Или же убить и тоже спрятать. Так или иначе, сегодня утром следовало принять решение.

— Я буду с вами откровенен, — сказал он. — Сник и Кабтаб нам абсолютно не нужны и даже могут быть для нас опасны. Не потому, что я им не доверяю, а по другой причине. Сник призналась в своих сомнениях по поводу моральной стороны наших действий, и это, с нашей точки зрения, делает ее ненадежной. Хотя если она поклянется не предавать нас, то и не предаст. В этом мы не сомневаемся, потому что достаточно хорошо ее знаем.

Кабтаб же ненадежен, потому что искренне верит, что каким-то образом общается с Господом. Но у Господа свои намерения, а у нас — свои. Кабтаб тоже будет искренне следовать клятве (если ее даст) до тех пор, пока на него не снизойдет откровение — откровение Господа! И он скажет, что отныне подчиняется только Господу. И если Господь ему прикажет продать нас, он это сделает. — Главарь пристально посмотрел на падре: — Не так ли, Кабтаб?

— Вы сами знаете, — ответил тот.

— Таким образом, мы имеем морально неустойчивого экс-органика и теологически устойчивого уличного проповедника. И я не могу назвать их надежными агентами. Кроме того, у нас есть вы — Бивульф. Человек, как вы сами говорите, состоящий из многих ипостасей и знающий намного больше, чем делает вид. Человек, который нам очень нужен, потому что может научить нас технике лжи под воздействием тумана правды. К тому же он располагает кое-чем еще, о чем пока забыл, но может вспомнить, если, как я надеюсь, очень постарается.

В любом случае этот человек может принести нам огромную пользу. Конечно, мы надежно его спрячем, и он будет учить нас. Естественно, не всех — только несколько ключевых фигур. Но будет ли он это делать? И сможет ли? Да и знает ли как? Под туманом он признался, что не знает. Но, может, он тогда лгал? А может, это не он, а кто-то другой, изнутри, отвечал за него, когда он бессознательно сказал правду?

— Я действительно не знаю, — подтвердил Дункан.

Мужчина улыбнулся. Глаза его все еще были полуприкрыты.

— Кто-то внутри вас знает. Мы вытащим эту личность из вас, кем бы она ни была. Если же мы не сумеем этого сделать, то…

— То — что? — Дункан сказал это громко, отчетливо и без капли страха, но в глубине души почувствовал леденящий холод, словно палец с острым когтем скребся в мозгу.

— Это может быть болезненно для вас, — сказал мужчина. — Я не имею в виду физические пытки. Скорее это будет мучительно для вашей психики, что может отразиться и на физическом состоянии. Но если вы… если мы победим, то вы получите возможность выйти из заключения и занять свое место в обществе. Причем это место будет очень высоким. Я вам обещаю. Кроме того, у нас ваши друзья. Я сомневаюсь, что вы пойдете нам навстречу, если мы не сохраним им жизнь и безопасность. Ну что ж, я обещаю вам, что их не убьют. Но закаменят. До лучших времен. Их надежно спрячут, чтоб они не путались под ногами, а когда работа будет кончена, они разделят с вами радости новой, свободной жизни.

Дункан посмотрел на Сник и Кабтаба, сидящих по бокам. Их лица ничего не выражали. Если только можно определить отсутствие выражения как выражение лица. В данной ситуации так и было. Им явно не хотелось быть окамененными на таких условиях. Ведь если революция потерпит поражение, они останутся статуями навсегда. Впрочем, то же самое их ждет, если этот мужчина, чувствующий себя хозяином положения, им солжет. Теперь их будущее зависело от того, какое влияние имеет Дункан.

— Давайте разложим все по полочкам, — сказал Дункан. — Вы хотите, чтобы я научил вас лгать под туманом. А я не могу гарантировать, что смогу…

— Я знаю, — перебил его мужчина. — Будем экспериментировать.

— …Но попытаюсь. И я согласен с вами сотрудничать. Но только в том случае, если вы оставите моих друзей со мной. Они нужны мне для компании. Если я буду заперт в комнате совсем один — даже если я получу разрешение разгуливать по всей квартире, — я буду чувствовать себя одиноко. Меня одолеет депрессия, и я не смогу работать на все сто процентов. Если вы их окамените, это настроит меня против вас, и я буду знать, что их жизни зависят от моего успеха. Вынесу ли я это испытание? Беспокойство за них выжмет из меня все соки. Да я возненавижу вас, если хотите знать правду!

Вы должны оставить их жить. И жить со мной. Это принесет больше пользы, чем вреда. Пусть их жизнь зависит от их помощи мне в выполнении того, что вы от меня хотите.

Мужчина рассмеялся.

— Я так и думал, что вы скажете нечто подобное. Именно поэтому и не убрал их сразу. Хорошо. Они могут остаться с вами. Но я рассчитываю на теснейшее сотрудничество. Если кто-нибудь из вас — это и вас касается, Джефф… Эндрю, — попытается выкинуть какой-нибудь трюк или попробует сбежать, вы все трое отправитесь в цилиндр. Сейчас я даю вам шанс. Но второго уже не дам. Понятно?

Все трое кивнули. Сник тихо вздохнула, и ее пальцы слегка сжали руку Дункана.

Мужчина сказал «Джефф». А ведь Дункан когда-то был Джефферсоном Сервантесом Кэрдом, органиком вторника. Знал ли этот человек, что Сник рассказала об этом Дункану? Вряд ли он допрашивал Сник об этом. Но все же он мог предполагать, что если Сник когда-то была знакома с Кэрдом, то вполне могла рассказать об этом знакомстве Дункану все, что знает. Однако незнакомец не выказал ни малейшей досады по поводу своей оговорки. Либо он действительно не придал ей значения, либо был очень хорошим актером.

А мог ли Дункан призвать из преисподней Кэрда в полном расцвете сил и способностей, расспросить его, получить от него ответы на все насущные вопросы, а затем снова зашвырнуть его в тот бездонный мрак, где он сейчас обитает? Или это слишком опасно? Не станет ли Кэрд сражаться за то, чтобы взять контроль в свои руки, и не скинет ли в эту бездну Дункана? И если ему это удастся, то что изменится? Не сможет ли Дункан быть одновременно и Кэрдом?

Нет. Они слишком разные. Дункан страшился утратить контроль, как… как Кэрд, когда тот чувствовал, что теряет его. Хотя нет. Кэрд страстно желал этого. Он добровольно стал остальными шестью. Он должен был обладать сверхволей, чтобы преодолеть тот жуткий страх, который испытывал Дункан при одной мысли, что должен раствориться и позволить Кэрду взять верх. Нет, пожалуй, это не было бы полным растворением. Скорее это можно назвать отступлением в свою нору в мозгу. Кэрд был как бы полуокамененным. Это, пожалуй, лучшее сравнение. Наполовину каменный, но все еще посылающий импульсы сквозь нервную систему Дункана. Волны воспоминаний просачивались в мозг Дункана, но были еще неотчетливы, их было трудно расшифровать. А что-то еще и не было послано. А Дункану некоторые из них были просто необходимы, но пока он не знал, как распорядиться наследством Кэрда. Как до него добраться.

Дункан очнулся и заметил, что и незнакомец, и охранники как-то странно смотрят на него. Сник снова тихонько пожала ему руку и спросила:

— Что с тобой?

— Извините, — сказал Дункан. — Я не слушал вас. Я думал о другом. Так что вы сказали?

— Я ничего не говорил, — ответил мужчина. — Вы выглядели так, словно ваш дух улетел куда-то на Марс. У вас что — припадки?

— Нет, ничего. Все в порядке, — быстро сказал Дункан. — Я задумался о работе над техникой бессознательной лжи. И я попросил бы вас назвать свое имя. Не настоящее, конечно, а любое, которым я мог бы вас называть. «Незнакомец» — звучит несколько неопределенно.