Сначала смысл едва просачивался, потом забил струйкой, а потом плотина прорвалась, и в брешь хлынул ревущий поток.

Он — Джефф Второй, а был еще Джефф Первый.

Джефф Первый был их ребенок, и родился он в день, который Джефф Второй считал своим днем рождения.

Джефф Первый умер, когда ему было два месяца.

Никто из родителей так и не сказал, кто или что послужило причиной смерти ребенка. У Джеффа Второго, когда он вслушивался в слова и интонации, сложилось впечатление, что в этом была повинна мать. Произошел какой-то несчастный случай, ребенок получил мозговую травму и через несколько минут умер.

Матери было тогда сорок пять сублет. Родители долго тянули с ребенком, слишком увлеченные своей работой и светской жизнью. Так сказала мать, и голос у нее при этом был очень злой. Потом, поскольку она стала слишком стара для деторождения, а ее замороженные яйцеклетки погибли при пожаре, они решили, что это их последний шанс. И Джефф Первый, здоровый малыш, явился на свет путем кесарева сечения. Ему суждено было стать первым и последним ребенком доктора Кэрда и доктора Сервантес. Хотя парам с таким профессиональным уровнем и такими отличными генами, как у них, разрешалось иметь двух детей, мать не получила бы больше разрешения из-за возраста. Ей и на этот раз дали согласие только потому, что оба доктора использовали свои связи в высших кругах. Лицензию на второго ребенка ей никогда бы не выдали.

Джефферсон Кэрд, видевший себя и Бейкера Но Уили на экране своего сознания, понимал все. В пять лет он, конечно, не имел никакого понятия об этой процедуре. Не знал он тогда и об иммерах. Теперь-то он понимал, почему его мать не могла сказать властям, что, хотя официально ей сорок пять, ее физиологический возраст всего тридцать два года.

Она стала иммером в семнадцать лет, и тогда же ей ввели ФЗС.

Итак, ребенок, Джефф Первый, умер. Каменировав его тельце, родители сначала собрались вызвать «скорую» и органиков, хотя и знали, что помочь ему уже нельзя. Потом у доктора Кэрда возникла одна мысль. Ведь они с женой очень хотели иметь ребенка — так им, по крайней мере, тогда казалось.

Отец раскаменил ребенка и взял у него кусочек кожи, который потом каменировал. О смерти сообщать не стали. С помощью тайной иммерской организации Кэрд и Сервантес поместили окаменелое тельце Джеффа Первого в нью-джерсийское хранилище. Чтобы осуществить это, иммеры ввели ложную информацию в банки данных.

Джефф Первый, именуемый теперь Бейкер Но Уили, занял место в тихих недвижных рядах хранилища близ Хобокена.

Его клон был выращен в лаборатории доктора Кэрда, но только сам доктор знал, что это клон. Он подготовил фальшивую документацию о мнимом эксперименте, его результатах и о последующем уничтожении искусственного тела. Джеффа Второго тайно перевезли домой, и он занял место Джеффа Первого. Отец произвел операцию, сделав ему искусственный пупок. Малочисленные друзья, видевшие первого ребенка, не заметили легкой разницы в возрасте.

— Господи, и что меня толкнуло сказать ему, чтобы он назвал своего воображаемого дружка Бейкер Но Уили! — рыдала мать. — Ну зачем я это сделала? Он попросил меня придумать имя, и оно вылетело. Я в тот же миг поняла, что допустила ошибку. Теперь, когда он произносит это имя и даже когда не произносит, я думаю о нашем малыше, который лежит там…

— У нас есть Джефф.

— Знаю, знаю. Я люблю его. Но клон — не то же самое, что донор. У них разный опыт. Клон никогда не будет точно таким же, хотя и сделан по тому же генетическому чертежу. Это отдельный, другой человек.

— Мы оба это знаем. Незачем сызнова повторять.

— Повторять! — вскричала она. — Но это же жизнь, это реальность. Это причиняет боль.

— Твое состояние не внушает мне доверия.

— Ты хочешь сказать, мне надо полечиться? Прыснут на меня чуточку ТП, и все выйдет наружу. Сам знаешь.

— Возможно, мы совершили ошибку, — сказал доктор Кэрд.

— Нет! Нет! Я люблю Джеффа, и ты тоже. Но…

— Эй, Джефф! — сказал Бейкер Но Уили.

— Чего? — Джефф оцепенел, не в силах двинуться — мысли еле ползли, как лава с пологого склона, но очень, очень холодная лава.

Бейкер встал перед ним, мрачный, но такой сильный и смелый. Джеффу хотелось кричать и плакать, но он не мог. А Бейкер, похоже, совсем не страдал.

— Нам остается только одно, — сказал он.

— Что?

— Давай поиграем, как будто это я — настоящий, а ты — это я.

Свет на экране начал меркнуть. В миг перед тем, как тьма совсем вытеснила свет, Джефф увидел, как Джефф Первый и Бейкер Но Уили обнялись и слились воедино. Как будто Бейкер был Т-клеткой и поглотил Джеффа Первого, став и тем и другим.

С последним проблеском света Джефф подумал: значит, я лгал, когда мой детский психик применял ко мне ТП. Я так ничего и не рассказал ему об этом. Или это было так глубоко похоронено во мне, что даже ТП не смог откопать.

— Это пятилетний мальчик в теле взрослого мужчины, — сказала Сник.

Она видела Джефферсона Кэрда на экране. Он играл с большим игрушечным мишкой, разговаривал с ним, а порой обращался к кому-то невидимому. Дети в огромной игровой комнате привыкли к нему и иногда принимали его в свои игры. Но все-таки они не знали, как с ним обращаться, и вряд ли могли это преодолеть. Хотя им сказали, что он не умственно отсталый, они продолжали видеть в нем чужака. Детям велели не дразнить его, но некоторые не могли удержаться. И за Джеффом нужен был глаз да глаз. Пятилетний мальчик с силой и массой взрослого может быть опасен для малых детей.

— Придется отказаться от этого необычного эксперимента, — сказал психик.

— Но нельзя же его изолировать, — возразила Сник. — Иначе он не будет нормально развиваться. Что вы намерены с ним делать?

— Не знаю пока. Случай уникальный. Такого еще никогда не бывало.

— Но не собираетесь же вы его каменировать? И отправить в хранилище до разработки подходящих методов лечения? Если такие вообще будут разработаны.

— Нет. Уж слишком интересную задачу он собой представляет. Со временем мы сами разработаем такие методы. Я и мои коллеги не хотели бы лишиться возможности работать с ним.

— И только-то?

— Поймите меня правильно. Я, разумеется, смотрю на него как на человека, которому нужно помочь, не только как на объект эксперимента. Никакого холодного, отстраненного отношения. Он не букашка, а я не энтомолог.

Сник смотрела, как Кэрд, прижав своего мишку к груди и покачивая его, говорит с мальчиком, которого больше никто не видит. Она настроила усилитель, чтобы лучше слышать его густой баритон.

— Вот нам что теперь надо сделать, Джефф…

— Джефф? — сказала Сник. — А он кто же?

— Не знаю, — покачал головой психик. — Тут какая-то загадка. Здесь дело не во втором «я». Я просто не знаю… пока.

— Он снова ушел.

— Что? А, понимаю. От себя.

— Да, — сказала она, хотя имела в виду, что Кэрд опять оставил правительство с носом. И взглянула на экран-часы. — Мне пора на работу. Но время от времени я буду его навещать. Еще раз спасибо, что позволили мне прийти.

— Вы его любили?

— Он единственный мужчина, с которым я могла бы долго выдержать.

— Не отчаивайтесь. Он вырастет в нормального взрослого человека…

— Которым он никогда не был.

— Но он может им стать. А возможно, взрослое начало в нем опять возобладает.

— Чье начало?

Психик с улыбкой вскинул брови:

— Кто знает?

Перед тем как выйти, Сник в последний раз взглянула на Джеффа Кэрда с его мишкой. И ей вспомнилось, как он бредил, упав на пол в хранилище. В потоке бессвязных слов она разобрала только две фразы:

«Миру одного дня приходит конец. И мне тоже».

Прошло двадцать пять лет с начала Перехода, двадцать пять раз Земля обернулась вокруг Солнца. Деление времени на объективное и субъективное было отменено еще десять лет назад. Календарь Новой Эры с тринадцатью месяцами в году пока сохранялся, но люди жили по нему горизонтально, а не вертикально, как раньше. И дни рождения отмечались раз в год, а не раз в семь лет.