В середине июля, когда у Оливера начались каникулы, ты сказала мне, впервые за многие годы: «Видишь ли, в прошлом году я узнала, что такое свобода, ведь по вечерам тебя никогда не бывало дома. Этой свободе — вернее, тому, что все эти годы я считала свободой, — грош цена, но и так, как сейчас, между нами продолжаться не может, я тебя люблю, пожалуйста, люби меня тоже, и в постели, пожалуйста, а в остальном я еще никогда не была так счастлива и довольна…» И мы опять были вместе. Однажды ты сказала: «Нет, я не поеду в Безацио, если ты не сможешь поехать со мной», а я тебе ответил: «Не сходи с ума, ведь сейчас там хорошо, как нигде. Для чего нам тогда этот дом? Ты же хотела его приобрести. Нет, поезжай с Оливером, а я приеду к вам через две недели…»

Я очень устал… «Baby come back…»[7] Я сижу сейчас в маленьком бистро недалеко от нового вокзала Монпарнас… «Baby come back…» Я протянул микрофон в направлении музыкального автомата… Подвести черту? Выходит, мое отношение к тебе — отношение больного, невропата? А если я скажу, что никогда не переставал тебя любить, что бы ты со мной ни проделывала? Любовь… Разве ее больше не существует?

…Разве все было не так, как я рассказал? Ты признаешь, что все это правда? Или у тебя есть другая версия нашей истории?

Впервые за несколько дней я купил газету и прочитал… Я прочитал, что войска стран Варшавского Договора вступили в Чехословакию… Странно, Г. вчера ни словом не обмолвился об этом… И вот я читаю, что де Голль запретил антирусскую демонстрацию… Что здесь — полицейское государство?.. А я занимаюсь исключительно своими семейными делами… Но может быть, политики — это люди, которые всегда в походе… которые не могут любить, не имеют права любить… Зачем только я стал главным редактором?

— Повтори еще раз! — кричал Зайлер в телефонную трубку.

— Мальчишка сбежал, — ответила Ирэн из Лозанны.

— Разве я тебе не говорил, чтобы ты с него глаз не спускала? И чтобы запирала его, если будешь выходить из дома?

— Он нашел у меня второй ключ. Только так Я и могу это объяснить.

— Как ты полагаешь, куда он мог удрать?

— Не имею понятия.

— Но ты с ним разговаривала?

— Конечно.

— Теперь уж ничего не поделаешь.

— Я не виновата.

— Какое он произвел на тебя впечатление?

— Милый, воспитанный мальчик. Умненький.

— Это меня не интересует. Я хочу знать, что он говорит о случившемся?

— Трудно сказать, что там произошло.

— Как это понимать?

— Он без конца задавал мне вопрос, может ли суд приговорить его к пожизненной каторге. Я спросила: за что? Он говорит: девчонка-то пропала, а я последний, кто с ней виделся…

— Тебе не кажется, что это смахивает на признание?

— У меня, скорее, такое чувство, будто он пытается примениться к обстоятельствам.

— Что это значит?

— По-видимому, он прикидывает, какую роль ему играть.

— Ну хорошо, спасибо. И ты ничего не знаешь, не то…

— Нечего мне грозить, — сказала Ирэн. — Я действительно не знаю, почему ты прислал Оливера ко мне.

— Могу тебе объяснить на случай, если этим заинтересуется полиция: я еще ничего не знал, только смутно догадывался и хотел протянуть время, пока вернется его отец… понятно?

— Что касается меня, то я вообще ничего не знаю.

— Так будет еще лучше. Привет.

— Соедините меня с шефом, — сказал Зайлер.

— Сейчас, — ответила телефонистка.

— Это опять вы, господин Зайлер? — спросил шеф.

— Мы скоро подписываем номер, есть у вас какие-нибудь новости?

— К сожалению, нет. А если бы мы и узнали что-нибудь новое, я сообщил бы об этом не только вам.

— Зато у меня есть новости, — сказал Зайлер. — Полчаса назад Оливер звонил в редакцию. Хотел говорить с отцом.

— И что же?

— Вы мне не верите?

— Разумеется, верю.

— Оливер попытается добраться до своей бабушки.

— Какой бабушки?

— Со стороны отца.

— А где эта бабушка живет?

— Ветикон-ам-Зее.

— Откуда Оливер звонил?

— Он не захотел мне сказать.

— А вы не догадались попросить его, чтобы через час он позвонил снова, и тем временем известить нас?

— Нет, не догадался. А разве это мое сообщение ничего не стоит?

— Разумеется, стоит. Что это вы такой обидчивый, Зайлер? Вы ведь с нами тоже не всегда по-хорошему…

— Случается, надо и поспорить.

— Да, да. Ну что ж, большое спасибо, Зайлер. Я должен сейчас дать команду…

— Ну и напугал же ты меня, старик, — сказал Зайлер. — Явился невесть откуда, как привидение. Мы уже собирались объявить на тебя розыск.

— Чтобы ты мог состряпать еще одну статейку?

— Ты что, спятил?

— В восемь часов я говорил с Сильвией по телефону из Парижа. И мне повезло: я успел еще получить место в самолете «Эр Франс» по маршруту Орли — Клотен.

— Так ты прямо с аэродрома?

— Нет, я заезжал домой.

— Почему ты спрятался от нас в Париже?

— Это мое личное дело.

— Конечно. Извини.

— Зачем ты дал в сегодняшней, вернее, теперь уже во вчерашней газете этот заголовок?

— Позволь, ты же сам назначил меня своим заместителем. Надо было делать газету. Тебя невозможно было найти. Решать пришлось мне.

— И непременно надо было написать так: «Оливер приходил в редакцию, он хотел увидеться с отцом, о местопребывании которого не знает ни семья, ни сотрудники редакции. Это было еще до пресс-конференции в полиции, и никому не могло прийти в голову, что Оливер взят на подозрение…»

— Как бы написал ты?

— Ты просто лопаешься от злорадства!

— За кого ты меня принимаешь?

— Я очень хорошо прочитал твою статью.

— Ну и что?

— Ты и краснеть-то разучился.

— Моя совесть чиста.

— Скажу тебе напрямик: Оливер приходил в редакцию не затем, чтобы увидеть своего отца. Если Оливер и был здесь, то лишь потому, что ты его вызвал.

— О’кей.

— И у тебя уже были сведения из полиции!

— Лишь некоторые намеки.

— Куда ты услал Оливера?

— Вранье тебе больше не поможет, Оливер звонил.

— Звонил?

— Да, звонил.

— Когда он звонил, откуда и какие у него планы?

— Не твое собачье дело. Ты услал Оливера в Лозанну, дал ему денег.

— Я хотел ему помочь, только помочь, клянусь тебе.

— Помочь — в чем?

— Спрятать его, пока ты не вернешься. Чтобы ты заранее мог Нанять адвоката и хотя бы успел поговорить с сыном, пока его не схватила полиция.

— Ты хотел заполучить несколько броских заголовков — и больше ничего. Если бы Оливер не поддался тебе сразу, ты бы на следующий день отправил его куда-нибудь еще и состряпал еще одну афишку, что-нибудь вроде: «Оливер ежедневно звонит нам». Интересно, что у тебя заготовлено на завтра?

— «По-видимому, Оливер находится в Западной Швейцарии. Мы говорили с ним по телефону», — ответил Зайлер.

— А я говорил по телефону с издателем, — сказал Эпштейн.

— Вот как?

— Он согласен на твое увольнение без предупреждения. Ты получишь жалованье еще за три месяца.

— Еще за шесть месяцев.

— Если ты намерен торговаться, Я заговорю по-другому.

— Твоя взяла.

Я этого не хотел. Ступай.

— Ты спишь? — спросил Эпштейн.

— Нет. Входи.

— Оливер больше не звонил?

— А ты ждал, что он позвонит еще?

— Да не зная. Он на самом деле так сказал: я нашел ключ и могу теперь отсюда уйти?

— По-твоему, я это выдумала?

— И ты действительно ответила ему, что он может вернуться?