— Фу! — поморщился он от отвращения.
На дне, под горшками для рассады, лежала насквозь прогнившая солома, настоящее раздолье для улиток и слизняков. Эта картина не вызывала особого желания продолжать осмотр, и он уже собирался закрыть крышку, как внезапно ему в голову пришла мысль, что горшки хоть и были покрыты грязью, но на них не было мха и зеленой слизи, как на тех, которые он только что просматривал. Возможно, потому что они были прикрыты остатками парниковой рамы. Он поднял один из них: мох был, но только на днище горшка. Внезапная догадка осенила его: кто-то не так давно трогал эти горшки, поднимал, а затем ставил на место, да вот только позабыл, что ставить надо было вверх той стороной, где мох. Он начал очень осторожно доставать их один за другим. Когда они все оказались на дорожке у его ног, он аккуратно отодвинул в сторону гнилую солому.
— Инспектор Крэйн, мэм!
Его голос от волнения звучал немного грубо, но ему сейчас было не до этого. Он помахал рукой.
— Сюда, мэм. Кажется, я кое-что нашел.
Она поспешила к нему, а следом за ней и сержант Моррис, на строгом лице которого явно читалось сомнение.
— Что это, Вилкис? — рявкнул сержант.
Но Дарен, как и представлял себе в своих фантазиях, проигнорировал его и обратился к инспектору.
— Загляните под солому, мэм.
Они вместе склонились над находкой, голова к голове. Аманда и он. Сержант Моррис тщетно пытался заглянуть. Под соломой блестел металл.
— Какой-то нож, мэм! — воскликнул Моррис. Он отпихнул оскорбленного Дарена в сторону. — Не путайтесь под ногами, Вилкис!
Нож осторожно извлекли. Он был достаточно велик, скорее, даже мачете, а не нож. Длинный, острый, как бритва, клинок заканчивался рукояткой, для надежности обмотанной веревкой.
— Думаю, самодельный, — сказал сержант. — Видел такие штуковины, остаются после бандитских разборок. Ужасное оружие, — ухо отрезает в момент.
Ни от кого не скрылось, на что он намекает. Моррис продолжал:
— Вполне может быть орудием убийства, мэм. Спрятали после зверской расправы, как я и говорил.
Он внимательно осмотрел нож и пробормотал:
— Целое дело снять хоть какие-нибудь отпечатки с этой обмотанной веревкой ручки. А вон какие-то пятна на клинке, это вполне может оказаться кровью.
— Да, — в ее голосе прозвучало облегчение. Она очень переживала по поводу того, что они могут и не найти орудия убийства, пожалуй, даже больше, чем готова была признаться себе в этом. — Положи это в пакет, — сказала она и повернулась к Дарену. — Хорошая работа, Вилкис.
— Спасибо, мэм, — вслух произнес Вилкис, а про себя подумал: «Ну, дядя Стэн, мне есть что тебе рассказать!»
Глава восемнадцатая
…то колдовство, которым издревле занимаются ведьмы… имеет притягательную силу…
Из книги: «Популярно о колдовстве»
Мередит остановилась перед витриной магазина «Тысяча мелочей», товары в которой были выставлены в совершенном беспорядке. Среди них все так же дремала кошка, только сегодня она выбрала для сна самый дальний угол и расположилась на разноцветном бумажном веере. По-прежнему хотелось ее поднять, стряхнуть с нее пыль и поставить на место, прикрепив к шее ценник. По крайней мере, она хоть показала, что в состоянии двигаться.
Мередит взглянула на дверь магазинчика. За стеклом криво весела табличка с надписью «закрыто», а внутри не было никаких признаков жизни. Кошка была предоставлена самой себе.
Мередит пошла вдоль по Конюшенной улице. Дэнби вчера вечером собрали вещи и уехали обратно в Бамфорд, не переставая до самого отъезда опекать их с Аланом. Поль настоял на том, чтобы заколотить дверь из кухни на улицу с внутренней стороны, так что пока не поставят новую дверь, нельзя будет пользоваться этим входом.
— Теперь сюда никто не сунется, — радовался он, забивая молотком последний гвоздь.
— А если будет пожар? — поинтересовался Алан.
— Вы сможете выскочить в окно. Нельзя же оставлять дверь открытой на всю ночь, когда рядом околачивается какой-то псих. Вы собираетесь сообщить местным копам о взломе? Тут явно был какой-то тайный умысел, он ничего не взял, мы проверяли.
Макби как раз этим и занимался. В понедельник с самого утра он отправился в полицию. Мередит проводила свое собственное расследование. Что бы это ни было, с нее хватит. Особенно после того, как они оказались в центре событий.
В лучах утреннего солнца Конюшенная улица выглядела пустынно. Брюса и Рики сегодня не было. Вероятно, они пошли в школу, снова мучить своих учителей, по крайней мере, Мередит очень надеялась, что братьев Катто нет дома. Она хотела поговорить с их матерью, а делать это, когда Брюс и Рики рядом и все слушают с озаряемыми недобрыми намерениями лицами — не совсем то, о чем она мечтала. Мередит постучала в дверь.
Она слышала шум в глубине, похоже, в полную мощность работал телевизор, но к двери что-то никто не подходит, вероятно, Джанин вышла и просто оставила телевизор включенным. У Берри телевизор тоже работал впустую, беззвучно сменялись картинки на экране, а никто не обращал на это внимания. Так и Джанин утром, наверное, первым делом включает телевизор, а потом он целый день мерцает себе в углу, пока не подходит время спать, хотя за все это время так никто и не сядет перед ним посмотреть что-нибудь от начала до конца. Люди в стране обращаются с телевизором как с домашним животным: он живет вместе с ними и у него есть право выражать себя. Мередит никак не могла понять такого отношения, но она к нему привыкла.
Как будто опровергая ее мысли, шум прекратился, очевидно, в середине какой-то погони. Послышались шаркающие шаги, и недовольный голос спросил через дверь:
— Кто там?
Мередит прокричала в ответ свое имя и напомнила, что уже приходила с миссис Картер.
Дверь медленно открылась, и на пороге показалась в тапочках на меху и простом платье Джанин с приличным синяком под глазом.
Смущенная и опешившая Мередит стала неловко извиняться.
— Все нормально, успокоила ее Джанин. — Я думала, опять пришел кто-то из этих журналюг, потому и не торопилась открывать. Зайдете?
Внутреннее убранство дома представляло собой то особое зрелище современного варианта нищеты, которое Мередит всегда считала и угнетающим, и странным. Несколько предметов первой необходимости, явно дешевых, плохо сочетались с купленными еще предыдущими поколениями предметами роскоши. Это громоздкое величие выглядело здесь явно неуместно. Приоритеты поменялись.
Похоже, мебель Джанин купила у старьевщика. Центрального отопления в доме не было, только камин, который топили углем несмотря на то, что погода стояла довольно теплая. Кроме того, его использовали и для других нужд — перед решеткой на старой деревянной вешалке сохли после стирки джинсы мальчиков, испуская небольшие клубы пара. И уж совершенно выпадал из общей картины огромный телевизор и лежащий под ним на потертом ковре дорогой видеомагнитофон. Общее впечатление можно было определить так: чисто убранный беспорядок.
Джанин сидела, облокотившись на помятые бархатные темно-фиолетовые подушки, сваленные в кучу на покосившемся диване с коричневой ворсистой обивкой, местами протертой. Она удобно устроилась перед телевизором и камином. До прихода Мередит Джанин читала журнал о поп-музыке и культуре и ела чипсы с сыром и луком.
Нельзя было не заметить ее синяк, но правила хорошего тона не позволяли поинтересоваться его происхождением. Джанин сама начала разговор:
— Вижу, вы заметили мой фингал, — она подняла руку и осторожно коснулась лица в этом месте.
— Да, — согласилась Мередит.
— Он еще и увеличивается, — пожаловалась Джанин. Она подошла к зеркалу, повешенному вопреки всем правилам безопасности над камином, и стала внимательно изучать свой глаз. Вешалка покачнулась, рискуя свалиться в огонь со всем своим грузом. Мередит протянула руку, чтобы удержать ее.