— Когда это было? — спросил Макби. Он решил задавать вопросы, чтобы Винни не слишком отклонялась от хода повествования. Чем раньше она закончит, тем быстрее они смогут уйти. Ему хотелось, чтобы она поскорее объяснила, что ей нужно. Эта милая старая леди, конечно же, хотела, чтобы он что-то сделал, и, кто знает, может быть, что-то не совсем законное. Это было ясно, как Божий день.

— В 1975 году. Это предпоследняя дата, упомянутая в некрологе. Потом — ничего за целых двадцать лет. Вот этот пробел я и должна была заполнить.

— Возможно, после активной, насыщенной событиями жизни, она хотела тихо пожить, ничего не делая.

— На самом деле никто этого не хочет, — твердо возразила Винни, — даже если и говорят так. В старости нет ничего хорошего, а если старость к тому же одинокая, это плохо вдвойне. Ей было лишь немногим больше шестидесяти, когда она поселилась здесь, но и тогда она вежливо отказывалась от всех приглашений и почти никуда не выходила. Люди вспоминают, что хоть она ни с кем особенно и не дружила, но была на глазах. У нее был пони, была двухколесная коляска, и она часто каталась в ней, так что в лицо ее знали все. Общалась она преимущественно с прислугой, да иногда появлялась в церкви.

Потом вместо одного пони появился другой. По-моему, всего у нее было три пони, не одновременно, а один за другим.

Со временем она перестала выезжать в коляске, и последний ее пони ушел на заслуженный отдых. В последнее время она редко выходила за пределы своих владений. Пони жил на лугу возле дома. Иногда заходил ветеринар, Рори Армитадж, чтобы осмотреть лошадку, с такой же частотой заходил доктор Барнетт, чтобы осмотреть саму хозяйку. Ежедневно, за исключением выходных, приходила Джанин Катто: делала уборку и покупала Оливии продукты. Эрни Берри, наш местный разнорабочий, со своим сыном (он такой странный, бедняга) ухаживали за садом. Ничего особенного, просто косили лужайки и чинили то, что требовало починки. Для более серьезных ремонтных работ приглашался Макс Кромби, местный строитель. У него есть дочь, Джули, и вот она-то довольно близко сошлась с Оливией, пожалуй, за последние годы ближе всех в поселке, да и вообще за все время. Джули с ума сходит от лошадей.

— Точно, как моя племянница, — вставил Макби.

— Точно, как Эмма. Джули как-то уговорила Макса взять ее с собой, когда у Оливии ремонтировали крышу. Ей хотелось поближе посмотреть на пони. Девочка разговорилась с Оливией, и ее детская непосредственность произвела впечатление на старуху, та даже разрешила ей покататься на пони. После этого Джули проводила там каждую свободную минуту. Оливия, похоже, не возражала. Думаю, ей нравилось учить девочку. Я часто видела их вместе. Оливия обычно сидела на стуле под старым каштаном, а девочка под ее руководством ездила на пони. Мне это всегда напоминало балетную школу: балетмейстер и талантливая ученица, — Винни улыбнулась.

— Пони был хорош: гнедой в яблоках, точно из детских сказок. Джули выглядела очаровательно: в бархатной шапочке, с длинными светлыми волосами, она мчалась верхом на пони по лугу. Иногда я видела там и Макса. Он очень гордился своей маленькой девочкой, усладой сердца.

— Джули довольно быстро научилась ездить верхом и уговорила папашу купить ей пони, чтобы и у нее был свой, собственный. Макс предложил Оливии продать ему лошадку, но та не согласилась. Сказала, что пони уже стар, и ему нужно побольше отдыхать. Она посоветовала Максу купить для Джули хорошую спортивную лошадь, потому что у девочки, несомненно, были способности, в недалеком будущем она наверняка будет выступать в манеже. Макс поехал, выложил кучу денег, но привез прекрасное животное. Лошадь Оливии снова целыми днями дремала на лугу, а Джули завоевала все возможные призы на конных выступлениях во всей округе в своем классе. Не сомневаюсь, что однажды она получит главный приз на ежегодном шоу, а потом, возможно, станет и олимпийской чемпионкой.

Винни замолчала, чтобы перевести дух.

— Но я, кажется, забегаю вперед, — сказала она после небольшой паузы.

— Чего я не могу понять, — заметил Макби, — так это какой интерес такая почтенная, тихая и добрая пожилая леди, которая к тому же еще любит лошадей, может представлять для нации? Кому понадобилось писать некролог, причем заранее?

— В том-то все и дело, — ответила Винни, — что она не всегда была такая тихая.

— Начнем с того, — продолжала Винни, что в 1937 году в возрасте двадцати пяти лет Оливия стала победительницей в гонках Китве-Бувайо среди женщин.

— Вот это да! — воскликнула Мередит.

— Это еще не все. — Винни была довольна произведенным впечатлением. — Наверняка никто из вас не читал некролог в прессе.

Оба покачали головами.

— Конечно, вы были заняты другими делами. Почему бы мне не принести его? Заодно поставлю кофе. Я мигом!

Винни скрылась в кухне, и они услышали, как она гремит там посудой. Минуту спустя дверь черного хода заскрипела на несмазанных петлях.

— Они сидят в гостиной у камина. Пойди и поздоровайся с гостями.

Мередит вопросительно взглянула на Макби, но он только пожал плечами. Он, так же как и она, понятия не имел, кем бы мог быть этот странный посетитель. Но, кто бы он ни был, может, ему удастся отвлечь Винни от ее намерений.

Не тут-то было. Скрипнула дверь, и в комнату вошел кот весьма неординарной наружности. Если у котов есть девять жизней, то этот, наверняка, жил последнюю. У него был только один глаз и половина уха, что придавало ему пиратский вид, кончик хвоста тоже отсутствовал. Он бросил на них неприязненный взгляд, не сделав даже попытки поприветствовать гостей, как учила хозяйка, затем запрыгнул на подоконник, который так вовремя освободила Мередит, где начал вылизывать свою шерсть, не сводя своего единственного глаза с незваных гостей.

Алан наклонился к уху Мередит:

— Нам следовало удрать через парадную дверь, пока она впускала этого бандита. И зачем ты только показала, что тебе это интересно?

— Я? Да я ничего не сделала!

— Как же! Ведь это ты умоляла ее рассказать все с самого начала, хотя она, конечно, и без того намеревалась это сделать.

Макби откинулся на спинку стула и погрузился в созерцание батареи бутылок с винами. Они были разных цветов. Он переводил взгляд с рубиново-красного, почти пурпурного (слива), на зеленовато-желтый (крыжовник), затем на бледно-янтарный (яблоко) и, наконец, на огненный оранжево-красный, наверное, морковное виски.

— Да брось, — возразила Мередит. — Это ты начал задавать ей вопросы.

«Я мыслю, следовательно, существую, — подумал Макби. — Когито, эрго сум».

Кот на время перестал чиститься. Очевидно, пререкания между людьми доставляли этому злорадному созданию удовольствие.

— Я задавал вопросы только для того, чтобы она быстрее перешла к сути, — попробовал защищаться Алан. — Я как раз старался ускорить все дело, чтобы мы смогли уйти домой.

— Алан, не будь таким неблагодарным. Она накормила нас прекрасным ужином, и еще все эти вина! — Мередит тоже поглядывала на разноцветное великолепие бутылок. — Я, например, выпила слишком много и рада, что она пошла варить кофе, потому что я засыпаю на ходу.

— Завтра будет еще хуже, — пообещал Макби. — Особенно, если мы просидим здесь полночи, слушая рассказы о похождениях этой Пенелопы.

— Тихо! Она идет.

Винни вернулась с газетной вырезкой в руке.

— Нимрод поздоровался с вами? Нет? К незнакомым людям он относится недоверчиво, но когда привыкнет, вы увидите, он очень дружелюбный.

Нимрод ехидно усмехнулся со своего подоконника и энергично потянулся.

— Вот, посмотрите, — она протянула им вырезку. — Единственное фото, которое газета смогла достать, к несчастью, очень старое. Снимок был сделан еще во время войны.