— И желтеет, — продолжала Джанин. Она стряхнула крошки от чипсов и уселась среди своих королевских подушек. — Я подралась. Совершенно неожиданно объявился мой предпоследний парень. Я послала его на… — Джанин осеклась и из уважения к своей гостье закончила фразу иначе: — Я велела ему выметаться. Все равно он пришел только затем, чтобы одолжить немного денег, или попытаться стянуть что-нибудь, а затем продать.

Вероятно, видеомагнитофон. Джанин яростно защищала свою собственность и преуспела в этом, однако без физического ущерба не обошлось.

— Он больше вам ничего не повредил, Джанин? — участливо спросила Мередит.

— Нет, как я уже сказала, мы немного подрались, но я вышвырнула его вон. Какое-то время он не появится, — в ее голосе прозвучала уверенность.

Взгляд Мередит упал на детские джинсы. В памяти всплыли слова Поля о том, что отпрысков Эрни можно найти по всей деревне. Внезапно ей пришла в голову тревожная мысль: а что, если Брюс и Рики тоже его дети?

— Этот ваш, э-э… бывший парень, он отец детей?

Джанин кивнула:

— Но он не навещает их и не приносит денег на их воспитание.

— Он не местный, не из Парсло-Сент-Джон?

— Нет, и я тоже. Я приехала из местечка Лонг Викхэм, что в пятнадцати километрах отсюда.

В этих местах пятнадцать километров было достаточным расстоянием для того, чтобы вас считали неместной.

— Вам больше нравится Парсло-Сент-Джон?

— Не сказала бы: здесь точно так же ничего не происходит, но зато есть хоть парочка магазинов и школа. В Лонг Викхэме не было даже магазина и школа была гораздо меньше, так что мне с детьми лучше здесь. Хотите чашечку чаю?

Она уже была на кухне, и было слышно, как наполняется чайник. Вернувшись, Джанин оперлась о дверной косяк:

— Через секунду будет, только закипит. А зачем вы пришли?

На самом деле Мередит пришла, чтобы поговорить об Оливии, проверить то, что говорил Поль о письме и узнать, что известно Джанин, но к этой теме надо подходить издалека.

— Мы с другом освобождаем дом в конце недели, в воскресенье после полудня. У миссис Картер есть ключ, и я хотела узнать, не найдется ли у вас времени зайти как-нибудь на следующей неделе и все тщательно убрать, так, чтобы к приезду владельцев дом был в идеальном порядке. Перед отъездом я сама все уберу, так что много работы не будет, а заплачу я прямо сейчас.

— Договорились, — ответила Джанин, и наморщила лоб, подсчитывая. — Думаю, за пару часов я управлюсь, протру все, плюс еще окна. Скажем, десятка?

— Я заплачу пятнадцать, — сказала Мередит, открывая кошелек. — Просто на случай, если это по какой-то причине отнимет у вас больше времени.

А еще потому, что десяти фунтов за два часа нудной работы с протиранием мебели и мытьем окон, по ее мнению, недостаточно. Мередит не очень-то любила домашнюю работу, и оплата включала и ее признательность за избавление от этой рутины.

Вряд ли Оливия испытывала признательность. Грачиное гнездо с его огромными комнатами, высокими потолками, изобилием резных деревянных балюстрад и лепных украшений содержалось в идеальной чистоте усилиями одной только Джанин, хоть это и не входило в ее обязанности. Однако укоренившийся в сознании пустой снобизм привел к тому, что Оливия, во всем остальном довольно милая женщина, завещала своей домработнице смехотворную сумму, в то время как маленькой избалованной девочке, единственному ребенку состоятельной семьи, она оставила две тысячи фунтов. Каждый раз, когда Мередит думала об этом, не самые лучшие по отношению к усопшей чувства зарождались в ее душе.

Она снова бросила взгляд на видеомагнитофон, и ей стало интересно, имеет ли Джанин какой-нибудь другой, менее афишируемый, чем уборка помещений, доход? Если это и так, то что же в этом удивительного? У нее на руках два мальчика и никакой финансовой поддержки от их отца. Безусловно, каждая копейка, которую удается заполучить, оказывается очень кстати.

«И предположим, — тихо нашептывал голос в голове Мередит, — просто предположим, что Джанин остро нуждалась в деньгах и думала, что Оливия оставит ей гораздо больше, чем жалкие пару сотен…»

Джанин взяла из рук Мередит десяти- и пятифунтовую банкноты и спрятала их в карман платья.

— Не беспокойтесь, я все сделаю, но вы же пока здесь, вы ведь останетесь до конца недели? Понимаете, у меня сейчас нет заказов…

— Понимаю, — пробормотала Мередит.

Джанин скрылась в кухне и вскоре вернулась с двумя кружками чая, одну из которых торжественно вручила гостье.

— Собираетесь покупать старый дом?

— Старый дом? А, Грачиное гнездо, — Мередит надеялась, что ее ответ не прозвучит как оправдание. — Вряд ли. Милый дом, но слишком уж большой, да еще этот сад.

Джанин взбила фиолетовые подушки и снова села на диван.

— Эти подушки появились у меня, когда все ценное из Грачиного гнезда пустили с молотка. Каждую вещь пронумеровали и оценили, но прежде, чем пришел оценщик, я забрала подушки, потому что кто бы их купил?

Пытаясь оправдаться, она добавила:

— Я спросила разрешения у адвоката, когда узнавала, что делать с этими тапочками, — Джанин выставила вперед ногу. — Мистер Беренс, адвокат, сказал, что я могу оставить тапочки себе, и он не видел препятствий для того, чтобы я взяла пару подушек, если они мне пригодятся. Как раз немного преобразили мой старенький диван.

«Интересно, а что еще ты взяла, — подумала Мередит, — с ведома и разрешения мистера Беренса и без него? Да какая разница? Все равно собирались все продать. Вероятно, Джанин чувствовала, что она имеет право взять хоть что-то после того, как она столько лет присматривала за домом. Родственников у Оливии не было. Правда, та получила как-то письмо». Эта цепочка рассуждений плавно подводила Мередит к главной цели ее визита.

— Очень грустно, когда кто-нибудь вот так умирает, а потом все из дома выносится, и всем распоряжаются чужие люди. Удивительно, что у нее совсем никого не осталось.

— У нее был муж, но он умер во время войны.

— О, это она вам рассказала?

— Не сразу, — ответила Джанин, — к тому времени я уже работала у нее довольно долго. Она не из тех людей, которые рассказывают о себе. Это случилось, когда пришло письмо от какого-то Смитона, должно быть, члена семьи ее мужа. Тогда она и сказала мне, что он умер во время войны, и с тех пор она не поддерживает с его родней никаких отношений.

— Она поссорилась с его семьей или просто уехала от них? — продолжала расспрашивать Мередит. — Такое бывает, когда нет детей.

— Она не сказала, но думаю, что ссора имела место, потому что она очень расстроилась. Я имею в виду, расстроилась, когда получила письмо: вся побледнела и только тут остались два маленьких красных пятнышка, — Джанин коснулась щек. — Я никогда не видела ее в таком состоянии: она вся дрожала. Я испугалась, что с ней случится припадок, и принесла стакан воды.

Позже она позвонила мистеру Беренсу и велела ему ответить, что она не желает видеть того, кто прислал письмо, кто бы он ни был. Наверное, тот, кто написал письмо, хотел приехать навестить ее. Не думаю, чтобы он потом еще ей писал.

— Больше не было никаких… — Мередит запнулась, — она больше ничего не предпринимала после того, как получила письмо?

Внезапно в глазах Джанин вспыхнуло подозрение, она внимательно посмотрела на Мередит. «Она меня раскусила, — огорченно подумала Мередит, — догадалась, что я пришла сюда поговорить об Оливии».

— Для вас это представляет какой-то интерес? — холодно спросила Джанин.

— В некоторой степени, — Мередит решила, что лучше быть откровенной.

— Что-нибудь не так? — Джанин начала вести себя настороженно.

— Я не слышала, чтобы что-нибудь было не так, — честно ответила Мередит.

Джанин задумчиво допила чай. Почти непроизвольно у нее вырвалось:

— После того, как Оливия получила письмо, она сделала нечто странное — перевернула весь дом, просмотрела содержимое всех ящиков и шкафов, сожгла много старых бумаг и вещей. Объяснила, что провела ревизию. Не думаю, что стоило столько выбрасывать, но она заявила, что периодически проводит такую чистку, чтобы когда она уйдет — она имела в виду, умрет, — все вещи были в порядке.