— Ты же говорил, что экзамен в пятницу! Выходит, его перенесли на субботу? Что ж ты не предупредил? Мог бы позвонить и сказать! Знаешь, как тяжело ждать и не знать ничего. Вдруг с тобой что-то случилось?
Рыгор заметил, что размахивает руками точь-в-точь как дядя Василь, и это остудило его, он не хотел походить на старого соседа. Тем более что телефоны не работали, и позвонить было невозможно. Да и вообще, злиться на Лявона всерьёз не получалось: он улыбался виновато и трогательно грустно, а взгляд и поза выражали самое полное раскаяние. Рыгор отметил, что несвежая белая рубашка подходит Лявону отлично, придавая его виду оттенок порочной утомлённости. Много ли найдётся людей, кому подошла бы мятая белая рубашка?
— Сдал хоть экзамен?
— Нет… Снова завалил. Сложные билеты попались, — вдаваться в подробности своего послеэкзаменационного сна и последующих приключений Лявон не стал. Пусть Рыгор думает, что экзамен был в субботу.
— Как же так! Разве ты не готовился? И что теперь? Отчислят?
— Повторное прослушивание курса…
— Ха! Забудь. Оно тебе не понадобится. Можешь считать, что это был твой последний экзамен. Парням с деньгами экзамены не нужны! Но почему ты на остановке сидишь, а не у банка? Мы же у банка договорились. Я мог бы тебя не заметить, — Рыгор потянулся, закинул голову и хрустнул суставом в шее. — Ладно, пойдём грабить! Надеюсь, сегодня наши банкиры работают.
Рыгор повернулся и уверенно зашагал к мостику, ведущему ко входу в банк. Лявон поплёлся следом, рассматривая его большую спортивную сумку. «Интересно, сколько в неё влезет? Миллион? Десять миллионов?» У начала моста Рыгор опустил сумку на землю, обернулся к Лявону и велел подождать здесь, а сам сбежал по склону к кустам. Лявон, решив, что Рыгору захотелось пописать, отвернулся и присел на краешек большой цветочной вазы. В вазе, квадратной, сделанной из цельного куска бетона, росли тёмно-синие фиалки, пышные и ухоженные. Лявон задумался, могут ли пахнуть декоративные фиалки, и уже почти собрался нагнуться и проверить, но тут вернулся Рыгор с большим свёртком в руках. Что-то крупное и тяжёлое было завёрнуто в белую футболку. Рыгор сел на соседнюю с Лявоном вазу и положил cвёрток на колени. Взглядом поискал на асфальте записку, которую выцарапывал вчера, но не нашёл, дождь и песок её стёрли. Он развернул футболку, блеснул чёрный металл.
— Автоматом пользоваться умеешь?
Лявон покачал головой, он ни разу в жизни не имел дела с оружием. Он со слабым интересом взял в руки автомат, протянутый Рыгором, и с трудом удержал его, тот оказался неожиданно тяжёлым.
— Я знаю, что надо целиться в мушку и давить на курок, вот и всё, — Лявон прицелился в стоящий неподалёку дорожный знак. — И ещё знаю, что где-то сбоку должен быть предохранитель.
Рыгор показал ему предохранитель. Лявон снова прицелился в знак и со сладким замиранием в животе нажал на курок. Ничего не произошло. Рыгор объяснил, что сейчас автомат как раз таки на предохранителе, что если нужно стрелять, то предохранитель нужно переключить, и что сейчас всё равно не выстрелит, поскольку затвор не передёрнут. И вообще рано пока стрелять, можно спугнуть охрану.
— А у тебя такой же? — спросил Лявон. Настоящий, серьёзный, новенький механизм произвёл на него впечатление, он увлечённо смотрел на сумку Рыгора, ожидая появления оттуда новых чудес техники. Даже всегдашнее сонное выражение исчезло с его лица.
— Да, такой же один в один!
Рыгор бросил футболку в сумку, встряхнул автомат в руках, отстегнул и опять пристегнул магазин, вытер пальцем пятнышко масла со ствола, а палец вытер о вазу. Палец оставил на вазе серовато-жёлтое пятно. Рыгор посмотрел на Лявона и со смехом толкнул его прикладом своего автомата в плечо:
— Посвящаю тебя в рыцари, братуха Лявон! Будь храбр и дерись как лев!
Лявон смотрел на него и вопросительно улыбался. Эта улыбка нравилась Рыгору, вызывая у него ощущение молодости, простоты и спокойствия. Но одновременно Рыгор понял, на этот раз окончательно, что Лявон напрочь не воспринимает юмора и над своими шутками ему придётся всегда смеяться самому. Рыгор почитал чувство юмора за важное качество, без которого считал человека глуповатым, но теперь не огорчился, а только почувствовал к Лявону какую-то особенную жалость. Рыгор помолчал, глядя в землю, и его мысли постепенно вернулись в нужную колею:
— У меня с собой ещё пару магазинов, но придётся нам стрелять или нет, это ещё вопрос. Как думаешь, этой сумки для денег хватит? Может, сходить и купить пару больших мешков?
— Не стоит, — отвечал Лявон, — у меня рюкзак почти пустой, там только пакет с соком. Можно его допить и выбросить. Хочешь сока?
— Давай! Кстати, надо бы подкрепиться перед таким делом.
Рыгор положил автомат рядом с собой на вазу и достал из сумки початую пачку вафлей и бумажный пакет. В пакете оказалось с десяток ломтиков докторской колбасы.
— Бери! Пожуём и вперёд.
Лявон отломил половинку вафли и стал жевать. Автомат он опустил на колени и поглаживал его корпус свободной рукой. От пальцев на прохладном гладком металле оставались лёгкие, быстро тающие влажные следы. Лявон думал о том, что Адам Василевич прав, и наука с технологией способны дарить человеку радость, в том числе и созерцательную, ничуть не меньшую, чем живая природа. Когда вафельные крошки просыпались на предохранитель, он аккуратно сдул их и обеспокоенно спросил у Рыгора, не могут ли крошки повредить оружию.
— Ха. Калаш ничем не испортишь! Это тебе не часы с кукушкой. С ним даже ванну можно принимать, не сломается, — Рыгор уже съел почти всю колбасу, но было видно, что он не наелся. — А ты чего не ешь? Ладно, на потом оставим.
Рыгор допил сок, взял в зубы вафлю, а остальные вместе с остатками колбасы сунул в сумку. Сумку закинул за спину, ремень автомата надел на шею и встал.
— Где тут мусорка у них? Пакет выбросить.
Лявон тоже встал и огляделся. Ближайшая мусорка, чугунная, выкрашенная в зелёный цвет, виднелась у входа в банк. Они двинулись.
Остановить их никто не пытался, хотя Рыгор был готов к тому, что охрана, увидев по видеокамерам вооружённых людей, выскочит на защиту. Они беспрепятственно достигли мусорки, в которую метко полетел пустой пакет из-под сока, и остановились у зеркальных дверей. Рыгор ещё раз прочёл расписание, указывающее, что в Управлении сегодня выходной, но надежду не отнимающее, отсылая к Операционному залу в цокольном этаже. Рыгор на всякий случай подёргал все ручки — закрыто. Переглянувшись, они вернулись по мосту назад, к лесенке, ведущей вниз, к цокольному этажу и прошли мимо зелёного решётчатого забора, ограждающего стоянку инкассаторских автобусов, тоже безлюдную.
Вывеска у входа в Операционный зал отняло надежду: сегодня, в воскресенье, был абсолютный выходной. Рыгор сразу почувствовал, как он устал за эти сутки, какая потная его футболка, как далеко возвращаться домой и как тяжела сумка. Взглянул на Лявона. Тот виновато разглядывал свои туфли, чёрные, пыльные, с острыми носами. Рыгор пересилил себя и оптимистично сказал:
— Ну что… Раз уж так вышло, пойдём сегодня в баню!
Лявон задумался, хочется ли ему в баню. С одной стороны, омыть с себя пыль, грязь и усталость, скопившиеся за несколько дней, а с другой стороны — снова дальняя дорога, нечистый кафельный пол в раздевалке, телесно-мясная многолюдность. Он уже начал было открывать рот для отказа, как вдруг Рыгор, видимо, для очистки совести, потянул дверь Операционного зала на себя, и она отворилась. Рыгор бросил на Лявона загоревшийся взгляд и вошёл, придержав дверь для друга.
Они оказались в небольшом тамбуре со стенами, оклеенными объявлениями, списками услуг, рекламами вкладов и планом пожарной эвакуации на стенах. Справа стояла прозрачная кабинка вахтёра и вертушка, за которой просматривалась лестница наверх; налево тянулся скучный длинный зал, заполненный по обе стороны кабинками кассиров, с деревянной отделкой внизу и стеклянными перегородками в верхней части. Рыгор кивнул Лявону на зал, но тут же поднял указательный палец, как бы вспомнив о чём-то. Он опустил сумку на пол и извлёк из неё две зимние вязаные шапки с прорезанными для глаз дырками — одну чисто белую, а вторую тёмно-синюю с голубой полоской. Рыгор надел белую шапку, а синюю протянул Лявону.