Шли минуты, но в банк никто не заходил. Тем лучше, оптимистично рассуждал Рыгор, поглядывая на часы, будет меньше жертв. Но Лявона тоже всё не было и не было, и это постепенно начинало тревожить Рыгора, несмотря на лёгкий хмель. Доев печенье, он некоторое время развлекался, насвистывая Вагнера и дирижируя травинкой. «Лявон — он медленный. И вечно думает о своём. Наверное, плетётся где-то уже неподалёку и смотрит в облака. Сейчас придёт», — успокаивал себя Рыгор.

В половине одиннадцатого он не выдержал, встал и вышел на дорогу. Посмотрел в сторону центра, потом назад. Пусто. Прошёл по мостику к главному входу, прочёл вывески. Выяснилось, что Управление сегодня не работает, а Операционный зал помещается в цокольном этаже. Рыгор потянул на себя ручку зеркальной двери, и она действительно оказалась закрытой. Теперь отсутствие посетителей стало понятным. «Ну и хер с ним, с Управлением, бумажки всякие. Лучше Операционный зал — там и сейфы, и деньги».

Одиннадцать сорок пять. «Что за чёрт! За кого он меня держит?» Рыгор вернулся к сумке, потыкал в неё кроссовкой и задвинул в кусты. Прошёлся вдоль дороги, потом назад. Становилось душно, и Рыгор основательно взмок. По всей видимости, собирался дождь. На горизонте росли тучи, ещё далёкие, но уже внушающие беспокойство. «Если он появится к двенадцати, то мы успеем всё сделать и вернуться ко мне в гаражи до дождя».

Прошло и двенадцать.

Рыгор поставил окончательный срок появления Лявона — двадцать минут первого. Но что делать после этого крайнего срока, он пока не придумал. Грабить в одиночку? Возвращаться домой? Идти в баню? Всё выглядело глупо, и Рыгор сердился. Он как можно медленнее допил остатки пива и выкурил несколько сигарет, пуская в неподвижный воздух колечки, но и это не помогло — Лявон не шёл.

В половине первого Рыгор принял решение идти Лявону навстречу. Он замешкался на пару минут, думая, как поступить с сумкой. Тащить её с собой было бы тяжело, а оставлять здесь — опасно, вдруг кто-нибудь украдёт? Тем более в дороге обязательно захочется подкрепиться. Самым разумным ему показалось вынуть автоматы и спрятать их в кустах, а сумку взять с собой, тем самым убив двух зайцев. Рыгор завернул автоматы в белую футболку, которую он захватил в качестве сменного белья на случай пота или крови, и замаскировал свёрток на склоне, в кустах, под огромными листьями лопуха.

Забросив полегчавшую сумку за плечо, Рыгор быстрым шагом направился в сторону центра, прикидывая, каким путём может двигаться Лявон. Помнится, он говорил, что живёт у тётушки в Масюковщине, а быстрее всего туда добираться через улицы Гурского, Бельского и Жудро. Хотя конечно Лявон мог выбрать и другой путь, вроде просторного проспекта Пушкина или наоборот каких-нибудь закоулков. Чтобы не разминуться, рациональнее было бы остаться и ждать, но Рыгор не мог больше бездействовать.

Тут он спохватился, что надо бы оставить на месте встречи записку, на случай, если они всё же разминутся. Рыгор повернул назад к банку, думая, как написать записку, не имея ни ручки, ни бумаги. Попросить в банке? Нет, это уже похоже на комедию. Просить ручку, а потом грабить. Написать на земле прутиком? Такую надпись может смыть дождём. Наконец он нашёл способ: присел на корточки у начала моста, возле вазы с цветами и стал царапать на асфальте ключом от квартиры: «Лявон, жди меня здесь». Ему было неприятно портить асфальт, но выхода не оставалось. Сначала он хотел писать помельче, но камушки крошилась, и буквы превращались в бесформенные пятна. Рыгор начал заново, более крупно, и с лёгким отвращением к себе дописал фразу.

Без четверти час. Рыгор зашагал в сторону Гурского, внимательно глядя по сторонам, чтобы не упустить ни тени Лявона. Он отвлёкся от улицы только один раз, заскочив на минуту в магазинчик за пивом. С пивом дорога пошла намного приятнее, и он уже не так сердился.

Дождь начался в половину второго и застал Рыгора неподалёку от роддома № 2. Сначала Рыгор и не подумал останавливаться: воздух посвежел, несколько приятных прохладных капель упали на лицо. Но дождь стремительно усиливался и за минуту-другую превратился в настоящий ливень. Потемнело. Рыгор пробежал к железным воротам, за которыми начинался роддомовский сквер, и укрылся под ближайшим каштаном. Оперся плечом о ствол и тряхнул головой. С волос полетели брызги. Бабахнул гром. Дождь лил всё сильнее, и сухое пятно вокруг ствола уменьшалось, а листва понемногу наполнялась водой, переполнялась и переставала её сдерживать. Он посмотрел в сторону роддома: до него было около пятидесяти метров, десять секунд бега, зато над главным входом надёжно нависал широкий козырёк. Рыгор ещё раз окинул взглядом улицу, ища Лявона, и рванул.

Он оказался под козырьком уже насквозь промокшим. Но это было лучше, чем стоять и намокать пассивно и медленно. Рыгор пошевелил пальцами в кроссовках, там было сухо. Наклонился и стряхнул ладонью капли с волос. Постоял несколько минут, наблюдая, как вода на асфальте пузырится от ударов капель, и решил зайти внутрь. Может, там есть буфет с пирожными.

Отрываясь, дверь потянула язычок воздушного органчика, и он сыграл импровизацию из десятка нот, окончание которой заглушил шум дождя. Рыгор отметил, что надо будет раздобыть и себе такой органчик, и осмотрелся. Он находился в просторном, слабо освещённом вестибюле. Буфета не было, были только кресла вдоль стен и регистратура. Сухой и тёплый воздух роддома понравился ему, кажется, пахло чем-то приятным. Он сел в кресло в углу, у окна, и стал смотреть на дождь. Был виден край входной лестницы, асфальт с лужами и каштаны, из-под которых он убежал.

Тут из глубины регистратуры послышался звук отодвигаемого стула и шаги. Деревянная дверца отворилась, и оттуда вышел я, присматриваясь к Рыгору. Вестибюль освещался только окнами, и мне пришлось подойти совсем близко к нему, чтобы узнать.

— О-о! Пилип! — воскликнул Рыгор, тоже узнав меня, — Тебя-то как сюда занесло?

Я был слегка сутулым, хмурым бородатым брюнетом, в тёмно-синем рабочем халате и в сандалиях. С Рыгором мы случайно познакомились после бани, за бутылочкой пива, из-за нехватки места попав за один столик в баре. Помнится, мы с полчаса болтали о том о сём, не слишком друг друга заинтересовав и не найдя общих тем, но и не вызвав неприязни. При последующих встречах мы дружелюбно здоровались, обмениваясь парой фраз.

— Привет, — я вытер ладонь о полу фартука, и мы пожали друг другу руки, — Работаю здесь, уже почти год. Электриком. Здесь море всяких электрических приборов, и их время от времени надо чинить.

— Хорошо устроился! Одни каштаны чего стоят. Особенно когда цветут — здорово, а? Чем это у тебя пахнет?

— Да это канифоль. Вчера притащил со склада раритетный бобинник, пытаюсь запустить, но пока не удаётся. Представляешь, здесь в подвале целая гора старых магнитофонов! Есть даже ламповые, но я пока за них не брался. И откуда только? Там ещё целый шкаф с записями. Скорее всего, в старые времена роженицам ставили классику, чтоб способствовала. Пойдём, покажу, тебе должно быть интересно.

— Покажи! А я вот мимо проходил и от дождя под крышу спрятался. Договорились с приятелем у мединститута встретиться, а он всё не идёт и не идёт. Решил сам пойти ему навстречу, а тут дождь.

Мы прошли в регистратуру. Там я оборудовал себе рабочее место, облюбовав самый широкий стол и большой шкаф с ящиками для карточек, в которых я хранил мелкие запчасти, провода и радиодетали. На столе стоял огромный полуразобранный магнитофон, горела электрическая лампа, направленная на его внутренности, дымился паяльник.

— Бобины крутятся, а звука нет. Ещё не разобрался, в чём дело. Кажется, усилитель сгорел, причём сразу оба канала.

— Ну ничего, разберёшься! Где ты этот фартук откопал? Ты в нём со своей бородищей на монаха похож, — засмеялся Рыгор.

— Чтоб не пачкаться. Ты бы видел, какой был пыльный этот бобинник, когда я его выволок оттуда.