Лявон раскрыл шкаф и провёл рукой по плечикам с рубашками и брюками. Все три пары его брюк были чёрными и отличались только степенью изношенности. Из десятка рубашек половина лежала на полке невыглаженными после стирки, а из висевших и готовых к употреблению остались только полосатые и клетчатые. Сегодня в честь экзамена Лявону хотелось надеть белую. Он выбрал рубашку с двумя карманами на груди, разложил её на диване и включил утюг. Лявону нравилось гладить: вдыхать плотный пар, поднимающийся от раскалённой ткани, охотиться за мелкими морщинками. Тем не менее, безупречно выгладить ни рубашку, ни брюки ему никогда не удавалось, при каждом неосторожном движении утюг норовил создать резкую складку, стереть которую потом уже не получалось. Вот и теперь, устав бороться с правым рукавом, он бросил гладить и надел приятно тёплую рубашку как есть. Аккуратно заправил её в брюки и снова посмотрел на часы. Шесть пятнадцать. Почитаю наугад — а вдруг как раз оно и пригодится на экзамене?

Припоминая, какая из книжек была читана реже других, Лявон перекладывал их из стопки в стопку, взвешивая каждую в руках. Он остановился на «Методическом пособии для обучающихся в Политехническом Университете», книжице в пятьдесят жёлто-серых страниц, в сырой бумажной обложке. Изогнув край методички между двумя пальцами, он упругим веером перелистнул наугад шероховатые страницы, попал примерно на середину и стал читать с последнего на развороте абзаца.

«Таким образом, мы считаем, что развитие техники и занятия техникой не только не противоречат внутреннему росту человека, но способствуют ему. Привычка к математически точному мышлению благоприятствует внедрению как в приватную, так и в общественную жизнь индивида чётко структурированных и основанных на логике способов бытия. Индивид: а) целеполагает, соотносясь с реалиями; б) осознанно движется к цели, используя ясную причинно-следственную методику; в) достигнув оной, выходит на новый виток целеполагания.

Вопросы для самостоятельного размышления:

1. Возможна ли ситуация, в которой индивид, достигнув цели, убеждается в её ненужности и даже вредности?

2. Конечны или бесконечны целевые циклы?

3. Следует ли из цикличности целеполаганий их тщетность?»

Лявон отвёл глаза от методички и задумался о целях, которые стояли перед ним в ближайшее время. Сдача экзамена? Она была в высшей степени нужной и полезной, потому что в случае неудачи он снова оставался на второй год. Ограбление? Оно тоже не тщетно, поскольку влечёт за собою владение деньгами, а значит, велосипедом, телефоном и верным успехом у хуторянки. Лявону вдруг стало гадко, как становилось всегда при прямых мыслях на эту тему. «Не низость ли предположение, что её расположение ко мне может зависеть от факта обладания мною предметами? Достаточно взгляда её, чтобы подобные мысли отвалились, как высохшая грязь отваливается от туфлей». Сравнение с грязью также показалось ему низким. Её тёмные глаза смотрели на него одновременно серьёзно и насмешливо, будто уже давно знали всё то, что он мог и сделать, и помыслить, и почувствовать.

В семь Лявон отложил методичку в сторону, взял рюкзак и вышел.

Пересекая университетский двор, Лявон вспомнил, что только пристрастие к ежедневному чтению научно-популярных журналов и привело его сюда когда-то. Как давно это было! Вступительные экзамены и первые годы учёбы казались ему теперь туманно-далёкими, даже не прожитыми, а увиденными во сне или прочитанными. Только первый визит в университет запомнился Лявону ярко: он стоит в холле главного корпуса перед огромным перечнем факультетов и специальностей и разочарованно читает их скучные сухие названия, не имеющие ничего общего с богатой и насыщенной жизнью учёного или изобретателя. Выбрать было абсолютно не из чего. Лявон с тоской огляделся по сторонам, надеясь увидеть где-нибудь в стороне ещё один перечень, дополнительный, со специальностями вроде «конструирования домашней техники» или «внедрение бытовых инноваций». Лявон ещё раз перечитал список кафедр и уже начал склоняться к уходу и поиску другого университета. Возможно, там ему повезёт больше, и подходящая профессия отыщется.

На счастье, мимо проходил Адам Василевич, кандидат наук и доцент. Заметив новичка, он параболически изменил свою траекторию и, стуча каблуками по паркету, приблизился к Лявону. Вкратце расспросив его и выслушав застенчивые пожелания, Адам Василевич с жаром проповедника принялся убеждать Лявона, что он попал точно по адресу, а за плоскими и расплывчатыми названиями таится сокровищница инженерной мысли. Вдохновляясь всё больше и больше, Адам Василевич прикрывал глаза, складывал пальцы колечком и с придыханием произносил имя той или иной специальности, напоминая своим видом сомелье, описывающего оттенки вкуса редкого сорта винограда. Лявон смотрел на его гладко причёсанные волосы и верил, и проникался. Адаму Василевичу удалось заразить Лявона своей страстью и донести до него музыку политехнических словосочетаний: «Сопротивление материалов и теория упругости», «Металлургия литейных сплавов», «Автоматизация технологических процессов и производств».

Они остановились на поэтической «Теории механизмов и машин». «Да. Трудно было бы сделать лучший выбор, — Адам Василевич развёл руками и поднял глаза к высокому потолку. — Эта специальность позволит вам стать как практиком, так и теоретиком-исследователем. Многие выпускники работают сейчас в Академии наук». Лявон попросил несколько дней на размышление, но Адам Василевич веско заметил, что набор на кафедру заканчивается, и Лявон рискует потерять целый год из-за своей нерешительности.

В тот же день Лявон прошёл собеседование и был принят в университет.

Лявон поднялся по ступеням и толкнул одну из огромных дверей. Его всегда удивляло, насколько эти двери хорошо сбалансированы: при размере в два человеческих роста и внушительной толщине они открывались без особых усилий. Как обычно, после яркого солнца снаружи показалось, что холл погружён в полумрак. Слева, над пустующим гардеробом, зеленели цифры электронных часов; было без пяти девять. Напротив входа располагалась широкая лестница, ведущая на верхние этажи, а перед ней стоял стенд с расписаниями занятий и экзаменов. Лявон пошёл к нему, слушая, как его шаги отдаются сложным эхом от потолка и далёких стен. Глаза уже привыкли к освещению, и он увидел Адама Василевича, который прикреплял к стенду объявление. Лявон поприветствовал его. Тот коротко кивнул головой, указал на своё объявление и, отвернувшись, поспешил вверх по лестнице. Адам Василевич обычно носил светлые рубашки с коротким рукавом, а сегодня в честь экзамена надел строгий тёмно-серый костюм, кирпично-красную сорочку, пёстрый галстук в тон и чёрные лаковые туфли. На чёрных носках, выглядывавших наружу при подъёме ноги на ступеньку, Лявон заметил синие полоски. Лявон представил, что время вдруг замедлилось, и быстрый шаг Адама Василевича по ступеням превратился в плавный полёт, едва заметный глазу, как движение минутной стрелки. Лявон нагибается и рассматривает синие полоски близко. И может даже дотрагивается до них. Каковы его носки на ощупь? Лявон тряхнул головой и стал читать объявление.

«Экзамен состоится сегодня в 9-00. Аудитория 304». Объявление было написано синей авторучкой на листке в клеточку. Лявон оценил правильность почерка Адама Василевича, ненадолго задумался, покупал ли тот специально тетрадку, чтобы выдернуть из неё листок для объявления, прочёл его ещё раз и, наконец, ступил на лестницу. Нужно было подняться на третий этаж. Лявон знал твёрдо, что первая цифра в номере аудитории означает этаж. Ему никто этого не говорил, но однажды догадка снизошла на него свыше, как откровение. Лявон много раз проверял теорию первой цифры на практике, и она работала чётко, без исключений. Тайное знание внушило ему некоторую гордость за себя, но ненадолго: секрет второй и третьей цифр ему разгадать не удавалось, сколько ни ломал он голову. Спрашивать же Адама Василевича не хотелось; решение могло оказаться столь простым, что стало бы стыдно за своё тупоумие.