Зина. Дурак здоровый.

Саня. Его, понимаешь ли, подавили мощные законы кибернетики.

Зина. Личной культуры мало.

Саня. А личная бывает?

Зина. Бывает.

Саня. Он стал ко мне наведываться. Приходит. Сидит. Курит трубку. Думает. Это еще можно стерпеть. Но его рассуждения!.. Мне до того опротивели его концепции, что я его однажды выставила и велела больше не наведываться. Посуди сама. Ты, значит, агрегат. Все твои чувства — это обратная связь, как в радиоприемнике.

Зина. Индуктивная или емкостная?

Саня. Ты не смейся. Он до того докатился в своем умопомрачении, что даже слово «люблю» квалифицирует… так и говорит «квалифицирую»… как сигнал определенного ряда информации.

Зина. Это, конечно, невыносимо. Но надо было не выставить, а высмеять. И только.

Саня. Пыталась. Он на меня смотрел с глубоким сожалением. Но вот теперь все изменилось. Ничего не узнаю. Он пишет мне удивительные письма. Никаких агрегатов, пучков энергии, и сердце уже больше не реле, — словом, я потрясена.

Зина. Теперь стоп. Шутки в сторону. Почему изменилось? Когда? Что случилось?

Саня. Я как-то его обругала. При людях… Вырвалось. Назвала уродом. Много всякого наговорила. И он приник. Не знаю что, но что-то его поразило. Он несколько раз спросил: «Неужели я произвожу такое отвратительное впечатление?» А потом, месяца через два, пришло от него первое письмо.

Зина. С покаянием?

Саня. Без… Просто умное письмо. О чувстве прекрасного.

Зина. Женька? Дальше.

Саня. А дальше обо мне. Но мне неловко…

Зина. И не рассказывай. Значит, чувство прекрасного относилось к тебе. Ему ты можешь верить. Такой уж это тип человека. Если вбил себе в голову, что он агрегат, то так и будет ходить агрегатом. Если не агрегат, то будет человеком — не нарадуешься. Салазкин не разный. Он цельная натура.

Саня. А я боюсь. И твой пример…

Зина. Мой пример — это одно. Твой пример — это другое. Женька тебя любит. Как сказал на выпускных экзаменах: «Я тобой живу», так и получилось. А кибернетическими выкрутасами увлекается не он один. Молодость.

Появляется Салазкин.

Салазкин. Меня все бросили. Укропов четвертует поросенка. Можно приютиться здесь?

Зина. Так что же у нас получается, Женя?

Салазкин. А я не знаю.

Зина. Не знаешь… Нет, знаешь. Открылся девушке в любви на выпускном и тянешь подряд два года. Довольно некрасиво.

Саня. Зина, что ты делаешь?

Зина. Что делаю? Говорю на языке народа.

Салазкин. Не нахожусь, что и ответить.

Зина. Опять не находишься. Когда же ты найдешься?

Саня. Зина, это ужасно.

Зина. А я что говорю. Конечно, ужасно.

Салазкин. Ты, Зина, вполне серьезно ставишь этот вопрос?

Зина. Ах, Женя, хотела бы я снова сделаться несерьезной… Но, увы, не сделаюсь.

Входит Фиса.

Фиса (Зине). Опять вас просят к телефону.

Зина. Благодарю. Лечу. (Уходит.)

Фиса. И что это за Зина?.. Авторитетная.

Салазкин. Бывают и такие.

Фиса. Бывают, вижу. (Уходит.)

Салазкин. Саня.

Саня. Что, Женя?

Салазкин. Так вот, Саня… вот так.

Саня. Вот так, Женя… Так вот.

Салазкин (с необыкновенной для него силой). Что я тебя люблю, ты знаешь. Я написал тебе об этом сорок писем… Может быть, больше, не считал. И никому ничего подобного я не говорил. И все мотивы моих писем, все их темы, вся музыка строк сводились к моим словам. Их всего три. «Я тобой живу». Ты, наверно, помнишь. Это случилось как раз на выпускных. Зина, как всегда, точна. Прошло два года. Слышишь? И опять я могу повторить те три слова. Но это — я. А ты?

Саня. Женя, а ты спросил меня тогда, назад два года, живу ли я тобой?

Салазкин. Не спросил.

Саня. Не спросил. И я считаю, что горе в том, что вы не спрашиваете. Иван у Зины ни о чем не спрашивал.

Салазкин. «Иван», «Иван»… Он — случай, а не общее явление. И меня он не трогает.

Саня. А меня трогает. Я не хочу встретиться с таким случаем.

Салазкин. Такого случая не будет. Я тобой живу. Но теперь я спрашиваю. Я так тебя люблю, что не могу представить себе, как можно взять эту руку, если рука… твоя рука ко мне не тянется. И только потому я так с тобой говорю, что знаю: ты живешь мною.

Саня. Женя, ты восхитителен. А еще что ты знаешь?

Салазкин. Еще я знаю, что ты живешь мною.

Саня. Слышу. А еще?

Салазкин. Ты живешь мною… мною… мною…

Появляется Укропов.

Укропов. Что ты кричишь? Ну кто так делает?

Салазкин. Я делаю, потому что я воюю за свое будущее.

Укропов. В будущем ты будешь жить при коммунизме.

Саня. Укропов неизменен.

Салазкин. Я хочу жить при коммунизме не один, а вдвоем.

Входит Зина.

Зина. Можете меня поздравить. Говорила со Львом Порошиным. С ходу предлагает работать у них над новой темой. Параллельно могу вести научную работу.

Укропов. Уж за твое-то будущее мы все спокойны.

Зина. А что у них? Переговоры зашли в тупик?

Укропов. Переговоры? У них? О чем?

Зина. О том, о чем переговариваются люди с тех пор, как научились говорить. И главным образом в их возрасте.

Укропов. Они? Не понимаю. Саня, кто Женьку называл уродом?

Саня. Я.

Укропов. А что теперь будет?

Саня. А теперь будет то, что я не буду называть его уродом.

Укропов. То-то я смотрю на Салазкина… не тот Салазкин.

Входит Фиса.

Фиса (Зине). Вас опять просили к телефону, но я сказала, что вы у нас в гостях и мы садимся за стол. А где же остальные?

Укропов. Куда-то скрылись.

Фиса. Что за новости! Сейчас найду. (Уходит.)

Саня. Не знаю, дорогой Укропов, тот ли наш Женя или не тот. Та ли Зина или не та. Наверно, все мы те. Но вы не понимаете, какие вы хорошие. Если бы вы знали, как я вас всех зауважала.

Укропов. Когда зауважала? До поездки на Запад или после?

Зина. Вот именно после… А Женю — исключительно. В превосходной степени.

Укропов. Очень интересно. Для того чтобы зауважать Женю, ей надо было посетить мир капитализма.

Саня. Не Женю одного, а всех вас, я сказала… в большом плане. Ты не мельчи. Нас увлекают западные книжки. Но жизнь на Западе вряд ли увлечет… словом, поездка поразительно ломает наши стандартные представления. А Женя… я его люблю. Может быть, давно, но он мешал мне понять и его и себя. И никакой он не урод. Он настоящий человек… умный, тонкий, излишне ироничный… тоже не беда. Ироничность и чуткость стоят рядом.

Появляется Фиса.

Фиса. Ишь ты, какую она ему рекламу делает. «Умный», «чуткий». Откуда ты все это узнала?

Саня. А он мне прислал сорок писем.

Фиса. Сорок. Надо же… Вот счастливая. А я как знала… и поросенок и шампанское. Пойдемте.

Укропов. Но где Вавка, где Томаз?

Фиса. Тише… Бредут сюда. Вообразите! Забрались в самые непроходимые колючие кусты… сидят и плачут… оба.

Зина. И Томаз плакал?