Секунду спустя челнок подпрыгнул, Калли и молдожку прижало к креслам. Ее крик неожиданно прекратился. Несколько секунд она тихо лежала, потом медленно опустила ноги на пол, выпрямилась и освободила руки; глаза ее, казалось, светились. Потом она повернулась и подчеркнуто внимательно посмотрела в затылок Вилу и Доуку, которые занимали сейчас два из трех пилотских кресел, и наконец снова посмотрела в глаза Калли.

— Вы (триада), — странно тихим голосом сказала она. — Триада — с самого начала. Ты (личность) вошел в ворота и даже королевский… (снова незнакомое слово) не остановил тебя. Ты оставил знак Демона и вернулся.

— Ты не должна тревожиться, — мягко проговорил Калли. — Мы — всего лишь мягколицые, и это — только шутка в Праздник Вседостоинства. Мы передадим тебя твоим соплеменникам, и они позаботятся, чтобы ты (личность) в целости и сохранности вернулась к Семье и Сестрам.

Молдожка отвернулась, и О’Рурк видел только ее узкую спину и нечеловечески узкие плечи, какие могут быть только у молдогов. В салоне челнока царил полумрак.

— Нет, — тем же сдавленным голосом сказала она. — Демон принимает любой облик, какой пожелает — даже мягколицых, которые делают вид, будто они — всего лишь мягколицые. Ты (личность) — Демон Тьмы, и я потеряла Достоинство.

Калли пытался сказать что-нибудь, чтобы успокоить ее, но в голову ничего не приходило. Он посмотрел на Вила и Доука, потом на приборы пульта. Все было в порядке. Челнок уходил от планеты. В сущности, уже сейчас им ничего не угрожало, а через полчаса они будут в полной безопасности. Вдруг Безумец не то всхлипнула, не то закашлялась. Подавшись к Калли, молдожка вдруг прижалась к нему.

О’Рурк не повернул головы, но был рад, что она, наконец, нашла в себе силы нарушить заговор неприкасаемости. Наверное, она пробила ледяную стену шока, теперь ей будет лучше. В любом случае, он отправит ее к пленным молдогам, и с ними ей будет намного лучше. Среди своих она придет в себя намного быстрее. Она ведь еще такая юная… и должна быстро адаптироваться.

Челнок вышел на траекторию, ведущую к здешней луне. Тридцать пять минут спустя он обогнул спутник планеты и приблизился к борту захваченного курьера. В борту открылся люк, и челнок скользнул в отверстие. Люк затворился.

— Мы (все присутствующие) прибыли на место, — сказал Калли, повернувшись к Безумцу.

Она ничего не ответила. Но, поворачиваясь, О’Рурк задел ее плечом, и молдожка вдруг подалась вперед, упав прямо поперек колен Калли. И только тогда он увидел грушевидную рукоятку маленького меча. Лезвие глубоко вошло в грудь молдожки. Она была мертва.

Калли сидел и смотрел на мертвую девочку, не в силах поверить собственным глазам. Из ступора его вывел голос Вила. Подняв голову, О’Рурк увидел, что антрополог обернулся и смотрит на мертвую девочку.

— Я все равно отнесу ее к молдогам, — услышал Калли собственный голос, доносившийся как бы со стороны.

Тело девочки было таким легким, почти невесомым. Каллихэн вышел в шлюз челнока, потом — в коридор, по которому добрался до каюты, где под охраной двух приграничников содержались пленные молдоги. Калли приказал охранникам открыть замок. Дверь распахнулась. О’Рурк, за которым следовали Вил и Доук, с тельцем Безумца на руках, шагнул внутрь. Пленные офицеры в разных позах сидели или лежали, но увидев Калли, дружно вскочили.

— Что ты (личность) принес нам (всем молдогам)? — сухо спросил старший офицер, но смотрел он не на Калли, а на мертвую девочку.

— Объясни им, Вил, — попросил Калли. Джемисон насколько возможно кратко и в самых обтекаемых выражениях рассказал молдогам о событиях последних нескольких часов.

— А теперь, — заговорил Калли по-молдогски, когда Вил закончил рассказывать, и наступила тишина, — я (личность) намерен поместить тело в грузовой отсек номер один, вместе с телами ваших (присутствующих молдогов) достойных братьев. Я (личность) желал, чтобы вы (все молдоги) знали о поступке этой девочки во имя Достоинства, и чтобы тело ее было возвращено Семье, когда вы будете отпущены на свободу.

— Мы (все молдоги) очень довольны, что ты (личность) все это рассказал, — ответил старший офицер. — Ибо теперь я должен потребовать, чтобы ты (личность) не помещал этого тела с телами Достойных братьев меня-который-был. Это тело надлежит поместить в другой отсек. Но мы (все молдоги) позаботимся о его возвращении в Семью.

Калли уставился на молдога.

— Как это понимать? — по-английски спросил он у Вила.

— Она потеряла Достоинство, вот и все, — ответил антрополог. — Но почему — не могу понять.

— Сейчас выясню, — мрачно пробормотал Калли и перешел на молдогский.

— Позвольте узнать, почему тот, кто храбро лишил себя жизни, не достоин делить один отсек с вашими (всех присутствующих) мертвыми братьями? Они (двое) храбро дрались и погибли. Не менее храбро поступила и эта юная сестра, покончившая с собой во имя Достоинства.

— Да, поступок в самом деле отважный, — согласился офицер. — Но не более. И больше в пользу сестры нечего сказать. Она помогала вам (триаде), а вы изображали Демона Тьмы — и неважно, верила она или нет, что ты (личность) действительно Демон в личине мягколицего. И потому она потеряла Достоинство.

— Но ведь это не ее (личности) вина! — не сдержался Калли. — Я (личность) уверяю вас (всех молдогов), что она ни о чем не ведала и была не в силах помешать нам (триаде), если бы и знала.

— Это правда, конечно, — согласился молдог. — Но не понимаю, почему ты (личность) столько говоришь о трагедии потери Достоинства этой юной сестрой? Это трагедия, но так уж случилось. И повторяю — ее не должно помещать в холодильный отсек вместе с нашими Почтенными мертвыми братьями. Она не имеет на это права.

С этими словами молдог повернулся к Каллихэну спиной — правда, не полностью, что было бы откровенным оскорблением. Но жест был достаточно ясным — разговор окончен, дело решено и обсуждать здесь больше нечего.

Калли повернулся и вышел в коридор: Вил последовал за ним.

— Запирай дверь! — хрипло приказал охраннику О’Рурк и вдоль коридора зашагал в кормовой отсек, где размещались два рефрижераторных грузовых отсека.

Сначала он взялся за ручку двери той камеры, где лежали мертвые офицеры-молдоги. Но когда рука его уже коснулась металла, Калли вдруг заколебался. Долгую секунду он стоял в нерешительности, потом вздохнул и отпустил ручку. Вместо того, чтобы отпереть первую камеру, он открыл вторую и вошел. От ледяного, стерильного воздуха перехватило дыхание. Калли осторожно положил мертвую девочку на одну из полок, расправил платье, уложил руки молдожки прямо вдоль туловища, и накрыл лицо капюшоном. Потом он отступил на шаг, еще на секунду задержался, глядя на мертвую девочку, повернулся на каблуках и вышел. Тяжелая металлическая дверь рефрижераторного отсека номер два со звоном захлопнулась. Звон был холодный и безжалостный.

Только сейчас Калли заметил Вила. Больше в коридоре возле холодильных камер никого не было. Они посмотрели друг на друга. Потом седовласый антрополог печально улыбнулся:

— Пойдем, Калли, — тихо сказал он, — пойдем, выпьем по чашечке кофе или чего-нибудь покрепче. У каждой разумной расы свои жестокие сюрпризы, причем жестокими они могут казаться не им самим, а другим иноразумным. Хотя от этого, по-моему, не легче.

— Значит, ты настаиваешь? — спросил Пит Хайд. — Мы могли бы сэкономить полдня на обратном пути, обойдясь без этого дополнительного прыжка в точку связи. Неужели так важно узнать, были для нас сообщения или нет? Всего через три дня мы будем дома.

— Нет, — твердо повторил Калли. — Сначала сместимся в точку связи. Потеря времени сейчас роли не играет. Мы покинули Приграничье шесть недель назад. Что там делается сейчас? У нас еле-еле хватает людей на пять молдогских кораблей. И вслепую влететь в опасную переделку нам сейчас никоим образом не желательно. А небольшой крюк — всего полдня — может спасти нам жизнь.