— Вот, значит, — говорил морщинистый, как чуть позже выяснилось — не владелец, а менеджер, размашистым жестом очерчивая крохотное помещение, сжатое стенами трейлера. — Вот, значит, это оно и есть! Я на некоторое время оставлю вас, чтобы вы смогли получше осмотреться. Когда созреете, приходите ко мне в офис.
И он вышел, закрыв дверь за собой и своим тяжелым духом.
Джим посмотрел на Энджи, которая нетерпеливо водила пальцем по потрескавшейся лакировке одной из дверец стенного шкафчика над раковиной.
— Достаточно паршиво, да? — заметил Джим.
Так оно и было; трейлер, несомненно, доживал свои последние и отнюдь не лучшие дни. Точно под башмаками Джима пол вздыбливался и искривленно тянулся до противоположной стены, где и стояла сейчас Энджи. Раковина выглядела давно немытой и как будто посыпанной песком; запыленные окна сиротливо и несуразно сидели в рамах; стены казались слишком тонкими, чтобы, кроме чувства обособленности, давать еще и тепло.
— Когда придет зима, вагончик будет напоминать палатку альпинистов, занесенную снегом, — констатировал Джим.
Он серьезно задумался о морозно-ледяной зиме Миннесоты и о том, что до Ривероук-колледжа Оглоеду придется таскать их на лысой резине и изношенном моторе. И еще серьезнее он задумался о летней сессии и палящей жаре июльской Миннесоты, когда они будут потеть внутри этого металлического склепа, внося бесконечные исправления в контрольные работы.
Но Энджи ничего не ответила. Она молча открывала-закрывала дверь ванно-душевого закутка-заморыша в дальнем углу трейлера. Вернее, она открывала и старательно тщилась плотно закрыть дверь. Но та, как будто чужая в этом вагончике, не очень-то хотела вставать на место. Плечи Энджи как-то сжались под голубым жакетом и стали по-детски угловатыми. Самым разумным решением было бы вернуться в Бюро расселения студентов и вновь просмотреть списки возможных вариантов квартир неподалеку от колледжа. Но Энджи не согласится так быстро принять поражение — Джим слишком давно и слишком хорошо ее знал. Кроме того, он знал, что надежды переубедить ее бессмысленны изначально; а попытки найти вариант жилья, устраивающий их обоих, ограничены жесткими рамками свободного времени.
Мрачная железная твердость автодома окатила душу Джима суровым ветром безысходности. На мгновение он ощутил нечто вроде безрассудной тоски по тому образу жизни, который был принят в студенческих кругах средневековой Европы. В те времена все проблемы взаимоотношений с соперниками принимали четко очерченный характер «плоти-и-крови», в отличие от ныне принятой академической традиции «предлога-и-повода». В те далекие времена затянувшийся спор с Шорлзом можно было бы запросто разрешить при помощи шпаги… И уж тогда бы Шорлзу не удалось в очередной раз увильнуть, сославшись на ухудшившуюся общеэкономическую ситуацию в стране и на внутриполитический баланс сил на историческом факультете.
— Пойдем, Энджи, — вздохнув, сказал Джим. — Мы обязательно найдем что-нибудь получше.
Энджи резко обернулась; карие глаза под копной темных волос блестели достаточно решительно.
— Ты обещал, что в эту последнюю неделю я сама приму окончательное решение.
— Я не забыл, что…
— Мы два месяца кряду шныряли по адресам, которые ты мне предлагал. Завтра, как ты помнишь, состоятся собрания на всех факультетах, и нам представят расписания занятий на следующий семестр. Так что свободного времени у нас не остается. Сегодня — последний день поисков.
— Но мы сможем вечерами…
— Нет. Сегодня — последний день. Возвращаться в общежитие я не намерена. Я хочу иметь собственную квартиру. Пусть никудышную, главное — собственную!
— Посмотри вокруг, Энджи! — взмолился Джим. — И это убожество находится в двадцати трех милях от колледжа! Оглоед может окочуриться в любой момент, буквально завтра!
— Если это произойдет, мы найдем ему замену. И, со временем, найдем замену этому трейлеру. Ты же знаешь, что мы можем это сделать, если очень захотим!
Джим еще пару раз вздохнул, а затем они мирно вернулись в офис трейлер-кэмпа и предстали перед менеджером.
— Мы берем, — сообщила Энджи.
— Надеюсь, домик придется вам по вкусу, — улыбнулся менеджер, достал из письменного стола какие-то бланки и стал раскладывать их перед собой. — Но откуда вы узнали, что трейлер освободился? Я еще даже не дал объявления в газету.
— Прежний квартирант, вернее, подружка брата моего приятеля, с которым мы играем в одной волейбольной команде, — ответил Джим, — Так вот, ей пришлось срочно переехать в Миссури, и она сообщила нам, что ее дом-мобиль освободился.
— Вот значит как… — кивнул менеджер. — Что ж, можете считать, что вам повезло. — Он подтолкнул бумаги и бланки к сидевшим перед столом Энджи и Джиму. — Если не ошибаюсь, вы сказали, что преподаете в колледже?
— Да, все верно, — ответила Энджи.
— Хорошо. Тогда вам надо заполнить всего несколько граф. И расписаться… да, вот здесь. Вы женаты?
— Мы собираемся, — сообщил Джим, — сразу, как переедем.
— О’кей. Но, раз вы еще не женаты, пусть распишется каждый из вас, или, если вы согласитесь, пусть распишется кто-то один, а другой будет внесен в договор как субарендатор. Но проще, если вы распишетесь оба. Тогда вы внесете плату за два месяца вперед. За первый — это как положено, а за следующий — как депозит на случай непредвиденной ситуации. Двести восемьдесят долларов.
— Две… восемьдесят? — переспросила Энджи. — Но Дэнни Кердак говорил, что Шерилл платила сто десять в месяц. Мы рассчитывали именно на эту сумму.
— Все правильно. Но мне поступило указание поднять квартплату.
— На тридцать долларов в месяц?! За ту рухлядь, которая там стоит?!
— Ежели вам не нравится, — менеджер пожал плечами и поднялся на ноги, — то в трейлер можете и не въезжать. Вы должны понять…
— Конечно, мы можем понять, — не унималась Энджи, — что вы вынуждены поднять квартплату, учитывая общий рост цен. Но мы просто не в состоянии платить по сто сорок в месяц.
— Мне остается только посочувствовать вам. Но сегодня этот дом-мобиль стоит именно сто сорок долларов. Вы же знаете, что я только менеджер, а не владелец трейлер-кэмпа. И не я назначаю цену. Я служащий, выполняющий приказы свыше.
Итак, произошло то, что невозможно было изменить. Оказавшись внутри Оглоеда, они окончательно распростились с надеждами на собственный домик.
Джим повернул ключ зажигания; заглотив порцию бензина, Оглоед ожил. Джим вывел его на Хайвей-файв и направил к колледжу. Обратный путь они проделали молча.
— Да ладно, все нормально, — сказала Энджи, когда Джим припарковал машину на стоянке возле столовой общежития. — Мы что-нибудь найдем. Обычно такие возможности подворачиваются совершенно неожиданно. Что-нибудь обязательно подыщется. Просто надо продолжать поиски и не унывать.
— Угу, — угрюмо согласился Джим.
За ленчем они старательно подбадривали друг друга.
— Мы сами во всем виноваты, — объясняла Энджи. — Мы слишком много надежд возлагали на этот дом-мобиль, тем более, что о нем не знал никто, кроме нас. Отныне я ни на что заранее не рассчитываю, и поверю в успех только тогда, когда мы въедем в свой дом.
— И я тоже, — кивнул Джим.
Когда они расправились с ленчем, время уже круто поджимало. Джим отвез Энджи к Стоддард-Холл.
— Ты освободишься к трем? — спросил он. — Или мне опять придется тебя ждать?
— Нет, — ответила Энджи, захлопнула дверцу и пояснила через открытое окно: — Только не сегодня. Когда ты подъедешь, я уже буду тебя ждать. — Голос ее прозвучал чуть приглушенно, но ровно.
— Хорошо бы, — сказал Джим, провожая Энджи глазами. Она быстро поднялась по массивным ступеням и исчезла за одной из огромных дверей.
Джим пустил Оглоеда вскачь и вскоре припарковал на стоянке, неподалеку от здания исторического факультета. Он ничего не говорил Энджи, хотя решение выкристаллизовалось в нем еще во время ленча. Джим собирался «оседлать» Шорлза и не слезать с него до тех пор, пока тот не согласится дать ему должность преподавателя без каких-либо дальнейших отсрочек, отговорок и обещаний. Он бегом преодолел три лестничных пролета и двинулся по длинному мрачному коридору, по обе стороны которого располагались кабинеты всех «шишек» и «шишечек» факультета.
