— Это нечестно, Амос… — начал было Влачек, но Брейт одним свирепым взглядом заставил его замолчать.

— Нечестно! Какое нам дело до того, что честно, а что нет? Или до спасения человечества? Приграничник скажет слово, а вы уже и уши развесили. Или вы все забыли? Мы же пришли однажды к заключению, не оставившему ни тени сомнения — дальний космос разрушает человеческую личность, перестраивает человеческий организм… Они перестают быть людьми!

— Успокойся, Амос! — сказал человек, сидевший спиной к О’Рурку. — Сейчас не время для пропагандистских речей. Это не выборная кампания…

— Вам нужны факты!? — стремительно обернулся в его сторону Амос. — Доказательства у нас имеются, пусть мы и не знаем пока причин. Человечество вырождается, оказавшись за пределами Солнечной системы. Взгляните на этих дикарей из Приграничья! Вспомните, что случилось с солдатами в Фортауне на Калестине четырнадцать лет назад! Они потеряли человеческий облик в буквальном смысле слова! Скажете, я не прав?

Каллихэн засмеялся — он понял, куда клонит Амос. Брейт сделал вид, будто не услышал его смеха.

— И я сам был там, позвольте напомнить вам! — в голосе советника появились почти гипнотические нотки, какой-то особый [ритм, принуждающий слушающего бездумно верить всему, что скажет поднаторелый в манипулировании мыслями оратор.— Я уже не говорю о данных статистики! Я говорю о том, что есть на самом деле...— с губ Брейта брызнула капелька слюны.— Пространство за границами Солнечной системы — это не место для нормальных людей. Там могут существовать лишь иноразум][3]ные существа, вроде молдогов. А люди, оказавшись там, начинают меняться! Я это доподлинно знаю. И вы знаете, что я знаю, ибо я сам был там, на Калестине, и вернулся сюда, на Землю, чтобы рассказать вам! — Подавшись вперед, Амос ритмично бил ладонью по столешнице. Голос его перешел почти в крик. — И вы отказываетесь слушать правду — правду, которую говорю вам я — и готовы поверить в ложь — ложь, которую внушает вам человек, подобный этому? — Он вскинул руку, указуя пальцем на Калли. Его выпученные, налитые кровью глаза приковали к себе взгляды членов Совета. Они смотрели на Амоса, словно впав в транс — кто-то сидел неподвижно, кто-то нервно постукивал пальцами по столешнице, у кого-то отвисла челюсть.

— Именно, поверьте лучше мне! — услышав насмешливый голос Калли, все они вздрогнули. — Амос сообщил вам не все. Если говорить по сути, Амос полностью себя дезавуировал…

— Заткните ему пасть! — рявкнул Брейт.

Каллихэн не успел договорить — один из полицейских одним шлепком залепил ему рот и всю нижнюю часть лица специальной заплаткой — кляпом.

— Уведите его! — приказал Брейт. — Посадите под замок! Когда вернется Рун, передадим его молдогам… чтобы доказать, что к действиям этого безумца мы не имеем никакого отношения. Молдоги поймут, что все это — вина Приграничья.

— Амос! Подожди… — вскочил со своего кресла Влачек. — Одну минуту. Он собирался что-то сказать…

Ну и что, собирался? И даже если он сам верит в то, что хотел сказать? В любом случае, это ложь. И ничем другим быть не может — если это говорит он, это уже заранее ложь. Уведите его!

— Но постой… — Влачек невольно отшатнулся, когда Брейт вдруг стремительно обернулся и посмотрел ему прямо в глаза. — Он хотел что-то сказать о тебе, Амос. И если члены Совета чего-то не знают, мы должны…

— Ты меня подозреваешь, Влачек? — Брейт заговорил почти ласково, почти спокойно. — Меня? — Он развел руками. — Как можешь ты — или кто-либо из вас — меня подозревать? Не забывай, у меня мандат, выданный избирателями, и не только здесь, на Земле, но и на твоем родном Марсе тоже. Согласно недавним опросам общественного мнения, меня поддерживает восемьдесят процентов населения на всех трех планетах. Это вдвое больше, чем поддержка всех остальных представителей планет — вроде тебя. Влачек. И ты намерен сказать своим избирателям, Влачек, что подозреваешь меня — меня — на основании слов какого-то дикого приграничника? — Брейт замолчал; он стоял неподвижно, пристально глядя на Влачека; тот тоже безмолвно стоял. — Садись, Влачек, — тихо сказал Амос, и Влачек подчинился. — Я не виню тебя. Я тебя прощаю. Нам всем приходится тяжело. Мы все испытываем напряжение, чудовищное напряжение. Но мы его выдержим. Мы передадим этого смутьяна адмиралу Руну, мы отречемся от Плеяд и от полулюдей-колонистов, которые не дают молдогам покоя.

Брайт повернулся к облаченным в черные мундиры сержантам Всемирной полиции, которые крепко держали Калли, заломив ему руки за спину.

— Уведите арестованного, — тихо приказал он. — Заприте его где-нибудь неподалеку и не спускайте с него глаз. Но позаботьтесь, чтобы у него было все необходимое… в разумных пределах.

Он посмотрел на О’Рурка.

— Извини, мой мальчик, — печально сказал Брейт. — Мне в самом деле жаль тебя, Калли. Когда-то ты был для меня как сын… И до сих пор я думаю о тебе, как о сыне. Но мы должны быть готовы идти на жертвы… Даже если это наши сыновья, даже если это наши собственные жизни… Во имя человечества!

Брейт медленно опустился в кресло.

— Уведите его, — снова приказал он.

Полицейские вывели Каллихэна из кабинета и, прошагав по коридору, вышли в центральный холл. Люди бросали удивленные взгляды на странную троицу — полицейские продолжали держать О’Рурка за руки, заломив их за спину. Спустившись лифтом на несколько этажей и миновав несколько коридоров, они наконец втолкнули Калли в какую-то комнату.

Его раздели и тщательно обыскали. Потом охранники унесли его одежду, даже туфли, выдав взамен душевые шлепанцы, казенное белье, спортивные брюки и свитер. Только после этого с него сняли кляп.

— Так намного лучше, — прокомментировал Калли, растирая губы и подбородок.

В ответ полицейские ничего не сказали. О’Рурк почувствовал, что руки его свободны, услышал звук удаляющихся шагов, потом стук двери. Обернувшись, он понял, что его оставили одного. Единственная панель освещения в центре потолка бросала тусклый свет на жесткую койку, стол, стул, настенный видеоэкран и небольшой шкаф; за металлической ширмой имелся санузел.

Калли присел на койку, потом лег и перевернулся на спину. Он принялся изучать потолок: где-то в комнате должны быть потайные видеокамеры. Можно было расслабиться: Амос сделал ровно столько, сколько О’Рурк от него ожидал — не больше и не меньше. И тем самым советник бросил в почву семена собственного грядущего краха. Сейчас он, должно быть, отдает приказ держать присутствие Калли на Земле в секрете. А секрет уже наверняка просочился за пределы здания Совета.

Каллихэн закрыл глаза и некоторое время спустя заснул крепким сном.

Разбудил его металлический стук — дверь открыли, потом закрыли снова. О’Рурк приподнялся на локте и увидел, что у порога стоит на полу поднос с обедом. Поднявшись с койки, Калли взял его и занялся едой.

Покончив с этим занятием, он прошелся по комнате, исподволь отыскивая опытным взглядом бывалого арестанта слабые места своей очередной камеры. Возможно, ему удастся бежать.

Однако комната представляла собой просто металлический ящик. На экране тянулись к облакам башни Нью-Йоркского мегалополиса. Очевидно, комната находилась на одном из верхних этажей здания Совета — в случае, если на экране было настоящее изображение, а не запись, разумеется. В течение следующих двух часов он, как ни старался, ничего интересного и полезного не обнаружил. Лежа на койке, Калли смотрел в гладкий потолок, на молочно-белую осветительную панель. Оставалась, конечно, очень слабая надежда вывести из строя охранника — или охранников? — когда ему снова принесут еду. Однако, когда это произошло, надежда развеялась, как дым. Двое полицейских держали Калли под прицелом лазерных пистолетов, а третий внес в комнату поднос и поставил его на столик. Потом, захватив пустой поднос, охрана удалилась. Попытка завязать разговор наткнулась на холодное молчание. Четыре часа спустя — в девять по часам Калли — панель в потолке потускнела, и комната до семи утра погрузилась в полумрак.