— Понятно… — О’Рурк бросил взгляд в сторону винтовой лестницы. — А как с этим связан медальон?

— Медальон? — Вил чуть заметно отвел глаза. — Какой медальон?

— Тот самый. — Калли с интересом смотрел на старика. — Который он носит на шее. Ты разве не знал?

— А, ты об этом! — сказал Вил, но лицо его стало бледнее обычного. — Доук полагает, что это медальон его матери. А человек на портрете — его отец.

— Ты тоже так считаешь?

— Возможно ли это? — не без раздражения отозвался Вил. — Медальон мог принадлежать кому угодно. А человек на портрете… За шестнадцать лет он мог настолько измениться, что Доук его и не узнает, пусть даже сам уверен, что сумеет. — Вил помолчал, потом добавил: — Вот почему — это тоже одна из причин — я так спешил вытащить Доука с Земли. Даже на Первой станции он вполне мог прирезать совершенно невинного человека, который случайно оказался бы похожим на фотографию в неизвестно чьем медальоне!

Пока Джемисон говорил, рука его комкала рубашку на животе у пояса. Сквозь ткань Калли заметил очертания рукояти ножа — самодельного тюремного ножа, который Вил не вытащил даже на борту яхты, хотя было совершенно неизвестно, кто их там ждет. Проследив взгляд О’Рурка, Вил поспешно опустил руку.

— Поверь мне, — сказал он. — Доук неопасен — или опасен только для человека, в котором опознает отца. И еще меньше он опасен для женщин. В каждой он видит мать и в буквальном смысле готов отдать жизнь, защищая ее… особенно, от другого мужчины.

— Ладно, — кивнул Калли. — Все равно, назначаю тебя ответственным за Доука. Ну, а пока — нужно управлять кораблем!

Собственно, это занятие стало для Калли основным до конца полета. Ему приходилось быть и капитаном, и астрогатором одновременно, поскольку Той и Листром как астрогаторы находились в совсем не той весовой категории. При пилотировании межзвездного лайнера требовались не только математический талант, но еще и особая интуиция, вдохновение — особенно, когда дело подходило к редукции поправки на ошибку точки выхода.

Работа поглощала все время и мысли; Алия же, — заметил О’Рурк, — старательно избегала встреч с ним. В противном случае замкнутость их жизненного пространства — носовой отсек, все двери, ведущие на нижние палубы, наглухо заварены, чтобы не дать капитану и команде шанса вернуть корабль в свои руки — в конце концов вынудила бы их вступить в разговор. Было ясно, что Алия старается не оказаться в положении, при котором она вынуждена была бы с ним заговорить. Калли полагал, что она все еще думает, будто поступила правильно, заманив его в руки Всемирной полиции. К этому печальному выводу Калли отнесся с философским спокойствием. Он не пытался встретиться и заговорить с девушкой. Он умел быть терпеливым и решил ждать, пока события не заставят Алию изменить мнение, и она по собственной воле захочет с ним поговорить.

Каллихэн бросился в работу, как в бурное море, и ему удалось забыть обо всем остальном. Он столь успешно справился с этой задачей, что его в буквальном смысле поверг в смятение Вил, появившийся в рубке незадолго до расчетного момента посадки на Калестин. Старик бросил на астрогаторский куб два листка бумаги.

Один был совершенно обычным; другой напоминал свиток.

— Как это понимать? — Калли бросил на Вила вопросительный взгляд.

— Помнишь, я нашел бумаги молдогов? На яхте Брейта? Те, что думал использовать, обучая тебя их письму?

— Припоминаю, — Калли с любопытством посмотрел на узкую полоску с рядами иероглифов. — Значит, это перевод?

— Да. Не обращай внимания на его вид. Я решил было перевести часть текста, чтобы ты мог с ним поработать. Но обнаружил интересные факты. Очень интересные. И потому перевел весь пакет. Оказалось, это черновой вариант рапорта адмирала Руна своему начальству.

— Вот как? — Калли еще больше заинтересовался.

— Рапорт Руна и его Младших Братьев адресован Младшему Брату Старшего Кузена, восьмого от Трона — триаде внутри Императорской Семьи, к которой Рун обязан обращаться, передавая какие-либо сообщения для триады-правителя.

— Почему бы тебе не пропустить все эти титулы и не перейти к сути? — перебил Калли. — У меня осталось двадцать минут, чтобы закончить расчеты для следующего прыжка.

— Мне и одной хватит. Рапорт не закончен. Руну очень нелегко было его писать. Видишь ли, он сообщает о неудаче своей миссии.

— Неудаче?

— Именно. — Вил нахмурился. — Теперь попробуй думать, как думают молдоги, иначе сообщение не будет иметь для тебя смысл? Рун сообщает, что его Родичи-люди — то есть Брейт и другие члены Совета — по-прежнему слишком умны для него и его Братьев в том, что касается вопроса владения Плеядами.

— Слишком умны? — не поверил Калли, — То есть, Брейту с компанией в самом деле удалось перехитрить молдогов? Они отказались от притязаний на планеты Приграничья?

— Нет, как раз наоборот. Рун сообщает, что Брейт с товарищами уклоняются сообщить ему, какие явные права есть у людей на оспариваемые планеты Плеяд. В результате, опасается Рун, молдогам не останется иного Достойного выбора, кроме как предпринять решительные меры. Он будет продолжать переговоры и приложит все усилия, чтобы в кратчайший срок уговорить Брейта и членов Совета, но тем временем вынужден с огорчением рекомендовать Старшему Кузену со всеми мерами предосторожности привести флот молдогов в полную боевую готовность и провести мобилизацию индивидов-триад всех необходимых специальностей!

— Ты появился в самый подходящий момент, — проговорил юноша в вышитых трапперских штанах и куртке. — Считай, сунулся ты в самое логово скальных тигретов!

Они разговаривали в номере, который Каллихэн снимал в гостинице Калестин-сити — О’Рурк, Доук, Листром и юноша — член той самой Приграничной Ассамблеи, из состава которой Калли вышел два года назад. Юношу звали Онвиток Мурфа. Он был худощав и высок — хотя и пониже ростом, чем Листром или Калли — с открытым, круглым, словно у ребенка, лицом, покрытым настоящим приграничным загаром. Он казался беззаботным и милым. Впечатление подтверждалось некоторой склонностью к франтовству в одежде. Но то, как легко покачивался он на каблуках трапперских сапог, как виднелась из-под полы расстегнутой куртки кобура с пистолетом — рукоятка была простая, деревянная, до блеска отполированная прикосновениями ладони — все говорило, что этот юнец способен сохранить достоинство в обществе самых прожженных приграничников. Такого никто не осмелится задеть.

— Другого услышать и не ожидал, — заметил Калли и усмехнулся, правда не слишком весело.

— Конечно… Однако кое-что тут изменилось. Теперь все не совсем так, как полгода назад, когда ты улетел. Это факт.

— В какую сторону?

— Ассамблея — нынче просто театр, фарс. И ты в этом, кстати, тоже виноват. Дело твое, Калли, можешь на меня как угодно смотреть — ничего от этого не изменится. Ты улетел после того, как Билль вроде бы уладил наши конфликты со Старыми Мирами.

Все люди крупного калибра — вроде тебя, с авторитетом в Приграничье — занялись собственными проблемами. А места в Ассамблее отдали крикунам, которым понравилась идея получать жалованье и чесать с трибуны языком… и еще побеждать на выборах.

Онвиток, которого проблемы эти волновали явно глубже, чем можно было судить по спокойному тону, прошелся по номеру — розовый ковер скрадывал звук его широких шагов. Он остановился возле креста Калли.

— Помнишь Брейна Мачина? — громко спросил он.

— Большого такого? С Казимира-3?

— Его. Теперь он со своими головорезами заправляет Ассамблеей. У них большинство — хотя нам и удалось не допустить их в кресло спикера и в кое-какие комитеты. Но это вопрос времени, вскоре они и там окажутся. Теперь возникаешь ты и предлагаешь отпихнуть в сторону Трехпланетный Совет и самим вступить в прямые переговоры с молдогами. Знаешь, даже если бы они тебе поверили — а ведь ты, дружище Калли, как айсберг, шесть десятых всегда под водой — твоя идея им не интересна. У них на жаркое другие барашки намечены!