Он услышал хруст гравия под сапогами Мачина — гигант бросился в погоню, предвкушая, как разделается, наконец, с упорным противником, пока тот не успел еще встать на ноги. Прямо перед Калли оказался небольшой обрыв — примерно восьмифутовая отвесная стенка, нарушавшая однообразие склона. Калли перекатился через край, Мачин прыгнул за ним.

Зрителям это, должно быть, показалось чудом — падая, Калли успел сгруппироваться, подобрать ноги и приземлиться вертикально. Почти в тот же миг на него свалилось огромное тело Мачина.

Едва не потеряв сознания от мощного удара, О’Рурк ничком упал на камень. Ему показалось, будто он раздавлен в лепешку. Несколько секунд спустя он пришел в себя, откатил в сторону тело Мачина и, шатаясь, выпрямился. К нему уже бежали — лидировал, конечно, Онвиток.

— Калли, дружище, ты не ранен? — крикнул Мурфа. — Где твой нож? Мачин… — Юноша вдруг запнулся, словно у него перехватило дыхание. Он смотрел на неподвижное тело Бриана Мачина — нож О’Рурка по самую рукоять вошел в грудь великана. Открытые глаза Мачина смотрели в небо, мертвые губы застыли в зловещей ухмылке. — Слава героям! — прошептал Онвиток, словно не веря собственным глазам. — Ты все заранее рассчитал?

Каллихэн устало кивнул. Это действительно был его последний шанс. Отчаянный шанс — О’Рурк надеялся, что Мачин, видя упавшего противника, бросится в погоню, и что сам он, скатившись с обрывчика, успеет встать на ноги и поднять для удара нож, чтобы встретить преследователя, который, скорее всего, не успеет как следует приготовиться к прыжку.

Непонятно как, но план сработал. Вот он, Мачин — мертвый. Но Калли до того был измотан, что потерял способность чувствовать что-либо, кроме усталости и опустошенности. Голова закружилась, и О’Рурк испугался, что потеряет сознание. Он своими руками убил человека.

Словно сквозь вату, Каллихэн чувствовал, что Мурфа ведет его вниз, к машине. Перед глазами плыл туман. Потом он опустился на благословенно мягкое сиденье; Онвиток занял место водителя. Миг спустя зашипела воздушная подушка, кар поднялся над дорогой, легко, как флюгер на ветру, развернулся, маневрируя боковыми и донными соплами, и, стремительно скользя над шоссе, помчался в Калестин-сити.

— Шесть недель прошло, — заметил Онвиток.

Они с Каллихэном стояли у окна в комнате административной башни; под ними лежало взлетно-посадочное поле, на котором все это время кипела работа по переоборудованию корабля, когда-то называвшегося «Звездой Севера».

— Всего полтора месяца назад ты дрался с Мачином, и уже через несколько дней после этого был, как огурчик. Значит, добрых пять недель ты маялся от безделья. Тем временем напряжение в отношениях между Старыми Мирами и молдогами продолжало нарастать. Почему ты медлишь, Калли? Разве корабль и экипаж не готовы?

— Готовы, — не поворачивая головы, отозвался О’Рурк, внимательно рассматривая корабль.

Пассажирский лайнер, переименованный в «Беи», что на языке молдогов означало «Колесница», был переоборудован от носа до кормы. Большинство пассажирских кают были превращены в технические помещения. В оставшихся установили двухэтажные койки. В носовом отсеке многие офицерские каюты были ликвидированы, чтобы установить дополнительное астрогационное и исследовательское оборудование. И, наконец, в наружной обшивке кое-где зияли провалы портов — там стояли турели боевых лазеров и тяжелых плазменных излучателей.

Был отобран нужный Калли экипаж — и это оказалось не менее трудным делом, чем переоборудование лайнера. Популярность О’Рурка после его победы была столь велика, что желающих участвовать в экспедиции нашлось даже слишком много. Однако ему нужны были люди с особыми качествами, а не просто любители приключений или откровенные бандиты из буша, соблазнившиеся возможностью пограбить молдогов. Каллихэну нужны были люди, верившие в будущее Приграничья, вроде тех, что присоединились к нему шесть лет назад, во время Восстания. Поэтому отбирал он тщательно и придирчиво. Прежде всего он вписал в судовую роль Пита Хайда — жилистого долговязого волшебника пространственной и подпространственной астрогации, чей талант намного превосходил даже способности самого Калли. Старшим помощником был назначен Листром. И все остальные в экипаже были лучшими из лучших, людьми с опытом, закаленными, знавшими и Приграничье, и глубокий космос, и при всем том — мастерами на все руки. Нет, будь дело только в корабле и экипаже, то Калли мог бы покинуть Калестин еще две недели назад.

— Между прочим, — сказал О’Рурк, поворачиваясь к другу, — мы стартуем завтра, в четыре сорок утра. Но для полного счастья, я хотел бы увидеть в Ассамблее Эмили Хазека — прежде, чем мы улетим.

— Эмили? Да его с места не сдвинешь, я же тебе говорил!

Я ему каждый день звонил… — Онвиток замолчал. — Не дразни старого друга, Калли. Дело вовсе не в присутствии Хазека среди членов Ассамблеи.

Калли рассмеялся.

— Нет, конечно. На самом деле я ждал нужного момента. У молдогов есть большой ежегодный праздник, они отмечают его на всех планетах — что-то вроде карнавала, когда все привычные законы и обычаи складывают под замок в дальний чулан.

— Вот оно что! — воскликнул Мурфа. — Раз в год, да? Очень по-человечески, однако. Понятия не имел, что у молдогов могут быть такие праздники!

— Как и все остальные — кроме Вила Джемисона. Вот этого момента мы и ждали.

— Мне ты мог бы и сказать правду! — Тон Онвитока был мягче, чем обида, заключенная в словах. — А этот Вил — настоящая ходячая энциклопедия жизни молдогов. Он все знает — только спроси.

— Если бы все было так просто, — хитро улыбнулся Калли. — Вил знает о молдогах в десять тысяч раз больше, чем все люди вместе взятые, но и ему известна лишь тысячная доля того, что может рассказать о себе и своем обществе обычный молдог. Например, Вил очень смутно представляет, как найти планеты, на которых он побывал, когда путешествовал на корабле молдогов. И не может нам указать, на каких планетах расположены технологические, военные или административные центры их цивилизации. А мне необходимо знать подобные вещи.

— Тогда что же делать? — нахмурился Мурфа. — Не можешь же ты действовать на чужой территории вслепую?

— Мы отправимся на планету, которую он посетил первой, — сказал Калли. — Она называется Хедер Тъаи. — Он улыбнулся. — Если тебе любопытно, то в переводе это означает «Могила Хедера». С Могилы мы и начнем. Ну, будем держать пальцы крестом — вдруг повезет?

На следующее утро, без двадцати пять по времени Калестин-сити, «Беи» покинула планету. Через восемьдесят минут после старта они вышли за пределы атмосферы и астрогатор Пит Хайд начал составлять программу для серии из двадцати первых прыжков, которые, как он рассчитывал, должны были привести корабль к выбранной планете.

Эти так называемые прыжки представляли собой процессы переноса, трансляции, менявшей математическую позицию корабля относительно теоретического центра Галактики. Практически эффект заключался в том, что — абсолютно без временного промежутка — корабль исчезал из одной точки и возникал в другой, расчетной.

В теории ничто не ограничивало расстояния, которое корабль мог таким образом преодолеть. Но на практике невозможно было достичь нужной точности вычислений за разумно продолжительное время работы. И чем больше было расстояние — тем сложнее и продолжительнее вычисления. В результате — и это имело огромную важность — тем больше была вероятная ошибка в координатах выходной точки прыжка.

Если представить вероятность и величину ошибки в виде графика, они выглядели, как круто поднимающиеся кривые. Если дальность прыжка превышала пятьдесят световых лет, ошибка могла оказаться больше, чем сама дистанция перемещения.

Поэтому, когда «Беи» направилась вглубь территории молдогов, сами прыжки не занимали ни доли секунды. Но каждый требовал от двенадцати до четырнадцати часов вычислений. И в первую очередь после каждого прыжка нужно было тщательно перерассчитывать собственное положение корабля. Только после этого вычислялась следующая точка назначения.