RETRATO DE UNA NINA В овальном зеркале твой бледный вижу лик. С висков опущены каштановые кудри, Они как будто в золотистой пудре. И на плече чернеет кровь гвоздик. Искривлены уста усмешкой тонкой. Как гибкий лук, изогнут алый рот; Глаза опущены. К твоей красе идет И голос медленный, таинственно незвонкий. И набожность кощунственных речей. И едкость дерзкая колючего упрека, И все возможности соблазна и порока. И все сияния мистических свечей. Нет для других путей в твоем примере, Нет для других ключа к твоей тоске, Я семь шипов сочла в твоем венке, Моя сестра в Христе и Люцифере! ИСПОВЕДЬ В быстро сдернутых перчатках Сохранился оттиск рук, Черный креп в негибких складках Очертил на плитах круг. Я смотрю игру мерцаний По чекану темных бронз И не слышу увещаний, Что мне шепчет старый ксендз. Поправляя гребень в косах, Я слежу мои мечты, — Все грехи в его вопросах Так наивны и просты. Ад теряет обаянье, Жизнь становится тиха, — Но так сладостно сознанье Первородного греха… ПРЯЛКА Когда медведица в зените Над белым городом стоит, Я тку серебряные нити, И прялка вещая стучит. Мой час настал, скрипят ступени, Запела дверь… О, кто войдет? Кто встанет рядом на колени, Чтоб уколоться в свой черед? Открылась дверь, и на пороге Слепая девочка стоит; Ей девять лет, ресницы строги, И лоб фиалками увит. Войди, случайная царевна, Садись за прялку под окно; Пусть под рукой твоей напевно Поет мое веретено! …Что ж так недолго? Ты устала? На бледных пальцах алый след… Ах, суждено, чтоб ты узнала Любовь и смерть в тринадцать лет. ЗЕРКАЛО Давно ты дал в порыве суеверном Мне зеркало в оправе из свинца, И призрак твоего лица Я удержала в зеркале неверном. И с этих пор, когда мне сердце жжет Тоска, как капли теплой алой крови, Я вижу в зеркале изогнутые брови И бледный ненавистный рот. Мне сладко видеть наши лица вместе И знать, что в этот мертвый час Моя тоска твоих коснется глаз, И вздрогнешь ты под острой лаской мести. БЛАГОВЕЩЕНИЕ О, сколько раз в часы бессонниц, Вставало ярче и живей Сиянье радужных оконниц Моих немыслимых церквей. Горя безгрешными свечами, Пылая славой золотой, Там под узорными парчами Стоял дубовой аналой. И от свечей и от заката Алела киноварь страниц, И травной вязью было сжато Сплетенье слов и райских птиц. И, помню, книгу я открыла И увидала в письменах Безумный возглас Гавриила: «Благословенна ты в женах!» САВОНАРОЛА Его египетские губы Замкнули древние мечты, И повелительны и грубы Лица жестокого черты. И цвета синих виноградин Огонь его тяжелых глаз; Он в темноте глубоких впадин Истлел, померк, но не погас. В нем правый гнев рокочет глухо, И жечь сердца ему дано: На нем клеймо святого духа — Тонзуры белое пятно… Мне сладко, силой силу меря, Заставить жить его уста, И в беспощадном лике зверя Провидеть грозный лик Христа. РАСПЯТИЕ Жалит лоб твой из острого терния Как венец заплетенный венок, И в глазах твоих темные тени. Пред тобою склоняя колени, Я стою, словно жертва вечерняя, И на платье мое с твоих ног Капли крови стекают гранатами… Но никем до сих пор не угадано, Почему так тревожен мой взгляд, Почему от воскресной обедни Я давно возвращаюсь последней, Почему мои губы дрожат, Когда стелится облако ладана Кружевами едва синеватыми. Пусть монахи бормочут проклятия, Пусть костер соблазнившихся ждет, — Я пред Пасхой, весной, в новолунье У знакомой купила колдуньи Горький камень любви — астарот. И сегодня сойдешь ты с распятия В час, горящий земными закатами. УМЕРШЕЙ В 1781 ГОДУ Во мне живет мечта чужая, Умершей девушки — мечта. И лик Распятого с креста Глядит, безумьем угрожая, И гневны темные уста. Он не забыл, что видел где-то В чертах похожего лица След страсти тяжелей свинца И к отроку из Назарета Порыв и ужас без конца. И голос мой поет, как пламя, Тая ее любви угар, В моих глазах — ее пожар, И жду принять безумья знамя — Ее греха последний дар. |
