— (Гарри спас мою жизнь, рискуя своей, и теперь может располагать мной по своему усмотрению!) — тем не менее, возмутилась Миа.

Я погладил тонкие пальчики, успокаивая возмущенную девочку. Миа повернулась ко мне, и начала было что-то говорить, но я покачал головой. Девочка прикрыла глаза, соглашаясь не идти на конфликт, и спряталась за моим плечом.

— Даже так? — задумчиво спросила у брата Анна, переходя на английский. Видно было, что родной язык дается ей не без некоторых трудностей. Похоже, не говорила она на нем уже довольно давно.

Дэн улыбнулся и пожал плечами. Я же пригляделся к поврежденной ноге Анны. Волны варпа, незримо обтекающие любого, разбивались о что-то невидимое.

— Миссис Анна, — заинтересовался я, — у Вас это… с ногой — давно?

— Нет, — ответила женщина. — Неделю назад упала, расшибла колено, и с тех пор — вот так вот… Врачи не могут сказать ничего толком… А что?

— Гарри? — заинтересовался и Дэн. Да и его супруга посмотрела на меня с изумлением и интересом.

— Это не травма и не болезнь, — ответил я. — Это — проклятье.

— Гарри… — встревожилась Миа. — А как же Статут?

— Часть вторая, статья три, пункт два «би». «Родственники магов при контакте с…»

— Да, точно! — Миа аж засветилась улыбкой. — «…и не могут быть подвергнуты заклятью „Обливиэйт“». Ты справишься?

— Смотреть надо. Но снять проклятье, как правило, самая легкая часть. Важнее выяснить — зачем оно было наложено, и, главное — кем. Иначе…

— Да, — сообразила Миа. — Наложить снятое проклятье по новой — дело недолгое.

— О чем вы? — Анна с удивлением переводила взгляд с меня на Миа и обратно.

— Вас кто-то проклял, — ответил я. — Вот врачи и не справляются. Нет, встречаются среди них и такие, что любое проклятье буквально руками разводят. Но, видимо, Вам такого просто не попалась.

— Проклял? — фыркнула сестра Дэна. — Разве такое может быть?

Я улыбнулся, и над моей ладонью с легким гудением раскрутился шарик «серо». Миа же предпочла продемонстрировать свои достижения в области частичного оборота, преобразовав левую руку в мягкую лапку мантикоры. Когти, впрочем, она выпускать не стала. Однако и это произвело впечатление.

Я уже собирался вплотную заняться проклятьем, когда мир изменился вокруг нас. И моей души коснулось дуновение, которого, я признаться, и не думал когда-либо ощутить. Где-то там, вдали, танцевал, бился и звал меня Источник Дома.

Рано утром я потихоньку пробралась в комнату, выделенную Гарри. Как и обещал, наш славный предводитель демонстрировал мастер-класс сна на потолке. Я хищно огляделась, прикидывая расположение потоков притяжения. Как и ожидалось, Гарри не стал черсчур заморачиваться, и провел все нужные вектора через центр комнаты. Так что я сделала шаг вперед, подпрыгнула… и мягко упала вверх, прямо на сладко спавшего мальчишку.

Правда тут же выяснилось, что последний бессовестно притворялся: как только я уселась на него верхом и приготовилась зверски щекотать, он немедленно перехватил мои руки, и перекатился, подминая меня под себя.

— И-и-и!!! — завизжала я, подвергаясь самому безжалостному защекатыванию.

Попытки освободиться привели только к тому, что мы с Гарри сорвались с потолка, и рухнули вниз, зависнув в середине комнаты. Там я все-таки сумела вырваться, и уже сама принялась щекотать наглого мальчишку, для устойчивости цепляясь за него ногами.

О том, что поза получилсь… как бы это сказать… двусмысленная, я догадалась, только услышав задумчивый хмык папы откуда-то снизу. А уж услышав, сообразила, что и переодеться во что-нибудь приличное из той ночнушки, в которой привыкла спать — я тоже не додумалась.

— Герми. Глаза. И руки, — шепнул мне на ушко Гарри.

— Ой! — вскрикнула я, сообразив, что то серебряное, капающее на потолок — это кровь Гарри. — Прости, пожалуйста! — зашептала я, убирая когти и преобразуя светящиеся глаза с вертикальными щелками зрачков к человеческому виду.

— Ты такая красивая, когда смущаешься! — тихо сказал мальчик. — А царапины — заживут. Вот с пижамой — хуже. Боюсь, ее уже не восстановить.

Я заглянула Гарри через плечо, чтобы убедиться: залитые серебром лохмотья уже никакой починке не поддадутся. Но ведь это значит, что и спину я ему порвала довольно сильно! А он терпел. И ни звука!

— Гарри… — я не знала, что мне сказать, как просить о прощении за проявленную несдержанность… но мальчик только тепло и ласково улыбнулся.

— Ничего. Заживет, как на мантикоре!

Я снова взглянула на спину Гарри, только сейчас сообразив, что это удается мне потому, что он подхватил меня за спину и под коленки, и я по сути лежу у него на руках. Кровавые полосы, возникшие из-за моей беспечности и отсутствия надлежащего самоконтроля быстро рассасывались, как он и обещал.

— Нда… — хмыкнул папа, о котором я, признаться, позабыла. — Гарри, ты понимаешь, что после такого ты, как честный человек, просто обязан жениться на моей дочери?

Усилием воли я убрала снова появившиеся было из мягких пушистых лапок когти и светящиеся глаза. Все-таки прав был Морион, когда говорил, что теперь я вместо того, чтобы краснеть от смущения — буду морфировать. И, как выяснилось, это далеко не всегда приятно и удобно.

Гарри аккуратно опусил меня на ноги, и некоторое время мы стояли обнаявшись, прежде чем я сообразила отпустить его. Гарри тепло улыбнулся мне, а потом — мягко опустился на колено перед моим отцом.

— Господин Дэниэль Грейнджер, я прошу у Вас руки Вашей дочери, Гермионы Джейн Гренджер.

Упс! Судя по слегка офигевшему виду папы, такого результата своей шутки он как-то не ожидал.

— Вообще-то я пошутил… — растеряно произнес папа.

— А я — нет, — жестко отрезал Гарри, не поднимаясь с колена, и ожидая ответа.

— Но ведь совсем недавно ты не так торопился… — недоумевл папа.

— Это было «недавно», — улыбнувшись, ответил Гарри. — Тогда у меня еще не было доступа к Источнику Дома. А теперь он у меня есть, и я хочу передать этот доступ еще и Гермионе. Но для этого придумано не так уж много способов. И, поскольку в качестве сестры или дочери она меня категорически не устраивает — вариант остается только один.

— Вот как… — папа о чем-то серьезно задумался. — И для передачи Силы требуется консуммация брака?

— О, нет. Достаточно просто помолвки…

Гарри говорил что-то еще… но в моей памяти всплыло значение слова «консуммация»…

В себя я пришла от громкого мурлыканья. Я потрясла головой, чтобы развеять мерзкий туман… и только тогда до меня дошло, что мурлыканье рождается где-то в моей груди, и происходит это из-за того, что меня твердой и уверенной рукой чешут за ушами.

— Все, — раздался голос Гарри. — Можете подойти. Она уже себя контролирует.

— Ты уверен? — я впервые слышала в папином голосе такие… почти напуганные интонации.

— Уверен, — спокойно ответил Гарри. — Мне не впервой помогать при первом обороте. Вот только обычно, с таким тотемом, как наш, первый оборот происходит в ярости, гневе, или, хотя бы, охотничьем азарте. Чтобы обернуться от смущений… Нда… Таких героев я как-то и не припомню. Великий Дух будет довольна.

Только сейчас до меня дошло, что я действительно полностью обернулась, и сейчас перед папой стоит не «его маленькая дочурка», а мантикора во всей ее грозной мощи. А если я еще успела что-нибудь натворить…

— Ничего, что не поддавалось бы простейшему «репаро», — Гарри не то догадался о моих мыслях, не то прочитал их.

— Я… буянила? — уши сами собой опустились, а хвост попытался спрятаться между ног.

— Совсем чуть-чуть, — меня снова потрепали за ушами, вызвав очередную порцию мурлыканья.

Подняв голову, я увидела стену, пробитую ударом жала чуть ли не насквозь.

— Ой!

Я упала на попу, а Гарри чуть не слетел с моей спины.

— Ничего страшного, — стал успокаивать меня парень, не забывая почесывать за ушами. — Все починим, следа не останется.