Естественно, мой Внутренний круг был далек от мастерства в этой игре, но играли ребята весело, с большим азартом, получая от игры море удовольствия.

— «Стенания Орфея»[35] отключает поле Геллера, — объявил Драко очередной ход, и передернулся, когда его настигли видения последствий данного шага.

— А у меня на Ксенобии какой-то ножик появился… — улыбнулась Луна.

— Ты еще посмотри, КОГДА он у тебя материализовался, — посоветовала Миа, задействовав возможности Аналитика.

— Ого! А если так… — и Луна перебросила анафем с Ксенобии к Диаспорексу, ускорив его геноцид, поскольку за кинжалом примчался Лоргар во главе своего легиона.

От «спящего» Люпина по мере того, как ребята комментировали вслух ход игры, расходились все усиливающиеся волны удивления и опаски. Так что, возможно, мне и не придется предпринимать дополнительных усилий, чтобы отвертеться от «искренней заботы» всецело преданного Дамблдору проклятого оборотня.

Конечно, в некоторой степени это усиливало подозрения Великого белого в отношении Мальчика-который-Выжил… Но пусть уж лучше предводитель Сил Света ищет способ устранить влияние Хаоса на свою марионетку и ее окружение, чем заподозрит национального героя магической Британии в том, что он является не объектом, а субъектом этого влияния.

Между тем, поезд несся к конечной остановке. Партия получилась длинная, и пока мы ее разыгрывали, погружая Галактику в пламя Ереси и мешанину варп-штормов, успело стемнеть.

Красный паровоз издал длинный гудок, и начал тормозить.

— Странно, — удивилась Миа. — До Хогсмита мы, вроде бы, еще не доехали.

— Именно, — согласился я, размышляя о двух возможных решениях для Рубинов — позвать их к нам, рискуя, что они не успеют дойти, или же приказать им забуриться поглубже в свое купе, что, в свою очередь, создавало вероятность того, что к ним не успею я. — Очень странно.

— Наверное, надо выйти, посмотреть… — в голосе Миа было слышно нескрываемое сомнение. Конечно, вагонное купе — ни разу не крепость, но все-таки мы здесь кучкой… Хм… Пожалуй, идея неплоха.

— Рубины, быстро ко мне! — пронеслось по связи Меток.

Я вышел в коридор, и увидел бегущих ко мне близняшек. Приказ они предпочли воспринять буквально, чем меня очень порадовали.

— Гарри… — профессор Люпин поднялся, доказывая всю относительность своего сна.

Я посторонился с пути близняшек, буквально затолкнув их в купе. В коридоре стало ощутимо прохладнее, чем мгновением назад.

— К бою! — скомандовал я своему Внутреннему кругу.

Ребята протянули ладони к стоявшей на столике свечке, которая до сих пор вполне успешно притворялась Астрономиконом. Пламя свечи полыхнуло ярче… и разделилось на несколько новых источников, но поменяло при этом цвет на темно-багровый. Пять пламенных наручей готовились отогнать холод, источаемый порождениями Пастыря обреченных. Пять крошечных шариков света с гудением раскручивались, готовясь исторгнуть из себя лучи небытия.

Люпин смотрел на эти приготовления с выражением недоумения на лице. Кажется, волк никак не мог уложить в своем сознании, что дети, которых уже коснулась аура ужаса и безнадежности, окружающее порождении магии, явно имеющее какое-то отношение к Повелителю распада, не бегут в ужасе и не валяются в глубоком обмороке, но готовятся сражаться.

— Что… — начал Люпин новый вопрос, но было уже поздно.

Дементор проник в коридор вагона, просто пройдя сквозь стену. Ужас и отчаяние хлынули волной. Несмотря на весь мой опыт в контроле сознания, перед глазами вновь поплыли смутные, прозрачные тени видения, вырванного мной из разума брата. «Не отсекайте ветви, ибо ветвь отсеченная станет проклятием Дома…» И пятно крови на каменном полу заклинательного чертога.

Тварь уже тянулась ко мне, сочтя, что ребенок обезумел от ужаса и не способен сопротивляться. Зря это он. Ведь поднятая муть сознания несла с собой не только отчаяние от неисправимого, но и силу. И во мне вновь полыхнул огонь, впервые вспыхнувший в Ночь Черного огня. Пятно крови. Знак слабости, ставшей силой. Огонь глубин, Пламя Удуна охватило меня, создавая неуязвимую броню, и я протянул руку навстречу тянущимся ко мне отросткам призрачной сущности, что заменяло плоть этому порождению Губящего надежды. Сейчас я ясно видел, что это — всего лишь низший демон, привязанный к этому миру ошметками мертвой души и колдовством смертного. Как посмела эта тварь встать против меня? И я уже готовился утопить тварь в море Перемен, когда случилось событие, заставившее меня с ностальгией вспомнить игры еще не случившегося будущего. Как только я приготовился сцепиться с элиткой[36] — у меня за спиной вскрылся син.[37]

Дзанг!

По сути, спас меня покров Пламени Удуна. Для его преодоления ассасину Медной (а отнюдь не бронзовой, что бы там не думала об этом Луна) Цитадели пришлось застегнуть ошейник Гончей Крови.[38] И тот факт, что какая-то область оказалась вырвана из власти разноцветных изменчивых ветров — засветился в зеркалах десяти тысяч будущих как зенитный прожектор. Так что неслышимый прочими крик Кай прозвучал очень и очень вовремя.

Ошейник спас меня и во второй раз. Ведь, несмотря на многочисленные тренировки, реального боевого опыта, закрепившегося в мышечной памяти, это тело не имело. И я ошибся в определении направления атаки, уйдя не в ту сторону. Но тут мне помогла чистая удача. Клинок, окутанный аурой Ошейника, прорвал защиту нереальности на доме Скрытной, и, вместо того, чтобы вонзиться мне в спину — скользнул по ножнам Кай. Так что вместо серьезного, а возможно — и смертельного, ранения, я обзавелся длинной, неприятной, но не опасной царапиной. Син же провалился в свою атаку. Какой-то он странно неопытный… Так что, захватив руку с клинком, я продолжил вращение, и буквально швырнул подозрительно легкое тело в объятья дементора.

Несколько секунд ситуация колебалась в неустойчивом равновесии, и дементор даже потянулся к новой добыче в надежде поцеловать… Но тут воля Кровавого бога все-таки превзошла мощь пусть и великого, но смертного мага, соединившего порождение Повелителя распада с мертвым духом, и давшего этой химере возможность пребывать в мире людей.

Легкий хлопок. Вспышка. И вот уже на пол вагона оседает небольшая горка грязно-серого праха. Ассасин же повернулся ко мне. Темная аура Гончей Крови все еще окутывала его фигурку, которая, на удивление, смотрелась лишь ненамного выше меня самого в нынешнем облике. Мое основное тело, парящее сейчас в нереальности — было бы выше убийцы на голову. Библиарий же Тысячи сынов, хрупкий и легкий рядом с рубрикаторами[39] и рядовыми десантниками, набранными уже в Оке Ужаса,[40] возвышался бы над этим посланцем Трона Черепов как живая гора.

Противник не атаковал, и у меня было время обдумать три варианта поведения в сложившейся ситуации, ни один из которых мне не нравился.

Первым вариантом было применение какой-нибудь серьезной магии. Защита, свойственная Гончим крови велика и могущественна, но не абсолютна. К примеру, если взять какой-нибудь камень, разогнать Левиосой, и запустить в сина… импульс, созданный магией, погаснет, и камень бессильно упадет у его ног. А вот если взорвать пол под его ногами — то, не пострадав ни от самого взрыва, ни от осколков, в получившуюся дыру мой противник провалится как миленький, обеспечив мне некоторое преимущество, которое вполне может оказаться решающим. Проблема этого варианта была отнюдь не в том, что я опасался, что кто-то «невинный» может пострадать от взрыва: сунулся туда, где идет бой без защиты — сам себе злобный буратино. А не можешь защититься — сиди себе в уголке, прикидывайся ветошью и не отсвечивай. Но вот светить перед кем бы то ни было (а в особенности — перед Ремусом Люпином) не только владение подобными заклинаниями (это-то можно списать на Флитвика), но и готовность их применять даже в столь неоднозначной ситуации, наплевав на побочный ущерб — не хотелось. Внимание Дамблдора могло оказаться опаснее для моих планов, чем даже рукопашная схватка с ассасином.