Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

1 мая началось генеральное сражение. Польско-литовская конница неоднократно атаковала, но успеха не добилась. Русские ратники выстояли.

Однако дух царского брата, незадачливого полководца Дмитрия Шуйского был сломлен. Даже не дождавшись исхода сражения, он приказал увозить пушки, чтобы они не попали в руки неприятеля. «Начата отпускать наряд», — удивлённо замечает летописец. Началось общее отступление. Польская и казацкая конница преследовала отступавших почти двадцать вёрст и была отбита только далеко за Волховом у засеки, когда-то сооружённой для защиты от крымских набегов. Поражение оказалось полным. Русские полки потеряли много убитых и пленных, служилые люди самовольно покидали полки и разъезжались по своим поместьям. Воевода Дмитрий Шуйский прибежал в Москву с жалкими остатками войска. «А прочие все куды успели», — заметил по этому поводу современник. Слабая надежда, что самозванец задержится под стенами Волхова, где Дмитрий Шуйский оставил пятитысячный гарнизон, не оправдалась. 4 мая Волхов открыл ворота самозванцу.

Возвращение Дмитрия Шуйского и весть о поражении вызвали панику в Москве. Автор Нового летописца, составленного около 1630 года, отмечал: «Бояре же приидоша к Москве, бысть на Москве ужасть и скорбь велия». Тем не менее, царь Василий Шуйский ещё имел силы для защиты столицы, важно было только правильно ими распорядиться. Но царь и его военные советники неверно оценили обстановку и планы противника. Они решили, что самозванец пойдёт прямо на Москву по Калужской дороге, и именно туда выдвинули наспех собранное войско, а тот двинулся «не тою дорогою», значительно западнее, через Козельск, Медынь, Можайск, Звенигород, и неожиданно появился под самой Москвой. Положение было угрожающим. Хорунжий Будила позднее писал, что в тот день, когда поляки подошли к столице, «там не было никакого войска, кроме стражи».

Но и военные советники «царика» оказались не на высоте, остановив войско в селе Тушино (в пятнадцати километрах северо-западнее Москвы), а затем, по совету гетмана Ружинского, передвинув его дальше на север, в село Тайнинское. Замысел гетмана можно понять: он, вероятно, хотел отрезать Москву от северных уездов, откуда могло подойти подкрепление защитникам столицы. Однако пока гетман маневрировал под Москвой, с нужных рубежей успело возвратиться войско Василия Шуйского, и под угрозой оказались дороги в Северскую землю и Литву. Гетман Ружинский снова поспешил в Тушино. Здесь, на высотах между реками Москвой и Сходней, он начал строить укреплённый лагерь. Вокруг лагеря были выкопаны рвы, насыпаны земляные валы. Активных действий Ружинский пока не предпринимал, поджидая отряды пана Лисовского, которые двигались из-под Волхова через Михайлов, Зарайск и Коломну. Лисовский вёл с собой, по свидетельству современников, до тридцати тысяч «литовских и украинных людей». С его прибытием Москва оказалась бы в кольце блокады.

Но на этот раз обходный манёвр не удался. Навстречу пану Лисовскому, приближавшемуся к Москве с «полевыми ворами», вышла рать воеводы Куракина, недавно отличившегося в сражении под Волховом. Битва произошла на берегу Москвы-реки, у Медвежьего Брода, и продолжалась весь день. Войско Лисовского было рассеяно, он потерял почти всю артиллерию. Остатки «полевых воров» бежали в Тушино. План блокады Моек вы с юга и востока провалился, под контролем воеводы Куракина осталась Московско-Коломенская дорога, а в самой Коломне был поставлен сильный гарнизон. Впоследствии поляки неоднократно пытались отбить Коломну, но неудачно.

Между тем Москва готовилась к обороне. Руководство войском царь Василий Шуйский взял лично на себя, не доверяя больше никому. Неудачливый царский брат Дмитрий не был даже включён в список воевод; не получили назначений и другие воеводы, проигравшие сражение под Волховом. Зато впервые воеводой большого полка стал другой родственник царя, молодой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.

Какими силами располагал Василий Шуйский для обороны столицы, точно сказать трудно — слишком уж противоречивы свидетельства современников. Противники Василия Шуйского утверждали, что в столице было семьдесят и даже сто сорок тысяч воинов. Эти цифры представляются нереальными. По подсчётам военных историков, Москву в 1608 году защищали максимум тридцать — тридцать пять тысяч человек: отборный «царский полк», стрельцы, многочисленный «наряд», служилые люди из Новгорода, Пскова и других северных городов и южных уездов, казанские и мещёрские мурзы со своей лёгкой конницей, вооружённые горожане. Как показали дальнейшие события, этих сил было достаточно не только для обороны городских укреплений, но и для активных боевых действий на ближних подступах к столице.

9 июня «царик» и гетман Ружинский обосновались в Тушине, а на следующий день русские полки вышли из города, «шатры поставиша» на Ходынке. 14 июня «государев полк» встал на Ваганькове, на берегу речки Пресни, в двух вёрстах от Москвы. Царь Василий Шуйский явно не хотел подпускать интервентов к городским стенам. Начались стычки сторожевых отрядов. «Бои были частые», — замечает летописец. В результате тушинцы отступили к своему лагерю под прикрытие укреплений.

25 июня 1608 года гетман Ружинский предпринял отчаянную попытку решить исход войны в «поле» одним внезапным ударом. Тушинцы вышли из лагеря до рассвета, обрушились на русские полки, ночевавшие в шатрах на Ходынке, смяли их и гнали до самого Ваганькова. Но здесь им пришлось остановиться. Соединившись с «государевым полком», отступавшие ратники перешли в контратаку. Пришла очередь польских и литовских гусаров спасаться бегством. Их гнали, нещадно избивая, до речки Химки. Тяжеловооружённые гусары не смогли оторваться от пустившейся в преследование лёгкой татарской конницы.

Обе стороны понесли тяжёлые потери в этом сражении, но, пожалуй, в большем проигрыше оказались тушинцы. Рухнули их надежды на быстрое взятие Москвы. Очевидец событий пан Мархоцкий вспоминал: «После этой битвы поляки, предохраняя себя от опасности, огородили обоз частоколами, поставили башни и ворота».

Активные действия под Москвой временно прекратились.

Из Польши и Литвы в Тушино непрерывно прибывали подкрепления. В дневнике литовского дворянина Самуила Маскевича, который служил в королевском войске в чине поручика, содержится целый список панов, явившихся на службу к «царику» (а точнее — под командование гетмана Ружинского, который фактически руководил тушинской армией): «Пан Андрей Млоцкий с несколькими сотнями всадников, пан Ян Сапега староста Усвятский с несколькими тысячами всадников[30], пан Александр Зборовский с 500 гусар, пан Веламовский с 700 всадниками, далее с своими отрядами Руцкий, Орылковский, Копычинский и весьма многие другие, которых имён для краткости не упоминаю...»

Особенно интересны сведения Маскевича об общей численности интервентов: «Польское войско, служившее царику, расположилось в Московской земле семью лагерями, считали в них 40 000 одних копейщиков, кроме казаков запорожских, которых было ещё более...»

По данным другого участника событий, пана Мархоцкого, в войске самозванца было шестьдесят пять тысяч человек, в том числе двадцать тысяч поляков, тридцать тысяч запорожских казаков, пятнадцать тысяч донских казаков. К этому числу следует добавить восемнадцать тысяч татар и «немало московских бояр» со своими отрядами.

Упоминавшийся уже Буссов писал, что поляков и казаков стояло под Москвой сто тысяч человек, и все они находились в пределах России почти два года.

Конечно, эти сведения весьма приблизительны, да и между собой они не вполне согласуются. Поэтому уместно будет привести ещё одни подсчёты, предложенные уже офицерами Российского Генерального штаба: поляки — восемнадцать тысяч конницы и две тысячи пехоты, запорожские казаки — тринадцать тысяч, донские казаки — пятнадцать тысяч, а всего сорок восемь тысяч «хорошего войска». К ним следует добавить русских сторонников самозванца, точное число которых, правда, неизвестно[31].

вернуться

30

Ян Сапега привел семь тысяч всадников.

вернуться

31

Русская военная сила. История развития военного дела от начала Руси до нашего времени. Изд. 2-е. М., 1897. Т. 1. С. 298.

55
{"b":"546533","o":1}