Послушав какое-то время звон набатного колокола в душе, Иван отправился из конюшни, куда забрёл, не зная, где найти себе место, прямиком в царский дворец. Все приближённые Шиг-Алея хорошо понимали русскую речь, и Пономарь легко объяснил причину своего появления во дворце. Ивана привели в царские покои. Перед ним оставалась одна дверь, за которой находился Шиг-Алей.
Царь сидел в окружении приближённых, и разговор у них шёл о том же, о чём думал и Пономарь, — о шаткости престола под Шиг-Алеем, о назревающих событиях в государстве. И один из вельмож, крупный и мужественный князь Шемордан, земли которого располагались на реке Вятке, сказал то, что давно беспокоило его:
— Нам, царь Казанский Шиг-Алей, надо бояться происков арской родовой знати и всех, кто затаился в Арске после бегства Сафа-Гирея. Там логово змей, и пора бы бросить их в железный каган и сжечь. А первым того заслуживает мурза Тюрбачи.
У царя Шиг-Алея были свои люди в Арске, и он знал от них, какими помыслами жил и живёт мурза Тюрбачи. И всё сводилось к тому, чтобы взять его немедленно под стражу и наказать за измену. Но нужен был повод, хотя бы малый. Пока Тюрбачи не давал такого повода и вёл себя тихо. «Где найти этот повод? Подбрось Шайтан ему палку под ноги, пусть споткнётся», — молил Шиг-Алей, когда к нему подошёл придворный и что-то прошептал на ухо. Шиг-Алей посветлел лицом. Лишь только придворный ушёл, он сказал:
— Вот что, знатные люди Казанского царства. Князь Шемордан прав, пора действовать. Мне стало известно, что в Арске пропал родной брат Алексея Адашева, любимца царя Ивана Васильевича. Многие из вас его помнят: он ехал с нами от Москвы. Потому велю князю Шемордану поднять в седло тысячу воинов и сегодня же отправиться в Арск. Тебе, князь Шемордан, говорю: без брата Алексея Адашева и без всех повязанных арских мурз не появляйся. Милуй только отца Каюма — мурзу Умерчи. Он и его близкие — верные слуги нашего престола. Да захвати с собой Ивана Пономаря. Он сейчас в приёмном покое сидит.
Князь Шемордан поклонился и ушёл.
Ещё и вечер не наступил, как он повёл тысячу отборных воинов на Арск. Мчались рысью. Решил князь подойти к Арску в полночь: и шума меньше и драки не возникнет, считал он.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ ОСВОБОЖДЕНИЕ
В доме мурзы Умерчи собрались почти все родственники. Праздновали возвращение Каюма из Москвы. Он раздавал сёстрам и племянницам подарки, привезённые из стольного града Руси и прикупленнные в Казани на деньги, вырученные от продаж иголок и ниток Даниила. Когда подарки разошлись по рукам, женщины ушли на свою половину, а мужчины сели пить хмельную брагу из кумыса. В это время раздался стук в дверь. Каюм, как самый ловкий, тот же поспешил к двери и спросил:
— Кто там?
— Мурза Умерчи нужен, открой. Это Ашит, — послышался голос ещё одного родственника Умерчи.
— О, Ашит! — воскликнул Каюм и открыл дверь. — Входи.
— Нет-нет, я в дом не пойду, — тихо заговорил Ашит. — И чтобы никто меня не видел. Слушай, Каюм. Я при Олдязе служу. Он схватил твоего друга и увёл к Тюрбачи.
— Я это знаю, но его обещали отпустить.
— Не отпустят. Там его на конюшню привели. Пришёл Тюрбачи, допрашивал и стал бить. Забил. Тот упал замертво. Его потащили и сбросили в яму под конюшней. Каюк ему. А ведь с тебя спросят.
— Может, зайдёшь и расскажешь отцу про волка Тюрбачи?
— Нет-нет. Меня увидят, и мне хана. — И Ашит скрылся в темноте.
В сенях стояла скамья. Каюм сел на неё и задумался. Как же он в ловушку попал? Ведь знал, что Тюрбачи в Арске, знал и то, что он был в чести у Сафа-Гирея. Однако он же казанский мурза и должен был потянуться к Шиг-Алею — свой ведь царь. Ан нет. И уж если схватил брата любимца русского царя, то знал, на что шёл. Что же теперь делать? Если оставить Тарха в руках Тюрбачи, то и ему, Каюму, будет немилость от Шиг-Алея. И тогда не видать ему больше Москвы, где он думал найти себе пристанище и службу. Сколько их, выходцев из Орды, живёт на Татарской, Ордынке, Якиманке, в Кожевенной и Кузнецкой слободах! Живут за милую душу, не занимаются грабежами год за годом, не разбойничают. Хотел Каюм мирной жизни. А что в этом плохого? Да вот мешают ему.
В сени к Каюму пришёл отец.
— Ты чего здесь, сынок, застрял?
— Беда пришла, бабай, — тихо ответил Каюм.
— Какая беда, о чём говоришь?
— Сказывал же я, что со мною приехал брат царского любимца. Так его Тюрбачи забил и в яму бросил.
— Это и правда беда, сынок. И не тебе одному, а всему роду нашему.
Мудрый мурза Умерчи никогда не вмешивался в царские дела. Жил тихо, занимался земледелием, пчеловодством. Хана Сафа-Гирея не уважал и побаивался. Тот сумел окружить себя злобными вельможами. Таким был и мурза Тюрбачи — злодей, каких свет не видывал. Во время набегов на Русь приводил самый большой полон. Сам водил его в Кафу на продажу в рабство.
Теперь Умерчи боялся, что если урус Тарх скажет Тюрбачи что-то против Каюма, то и Каюму будет каюк, и всему роду худо. Всё это продумав, старый мурза обнял сына за плечи и сказал:
— В Казань тебе надо уходить, сынок, и немедленно. В ночь мчать к Шиг-Алею и всё ему выложить, как перед Аллахом.
— Я готов, бабай, но ведь никто меня не выпустит за ворота.
— Правда, теперь и днём мало кого выпускают. Такова воля Тюрбачи. Надежда одна: если у Вятских ворот стоят не его псы, так милость проявят и выпустят. А если его собаки, то мышь не выпустят за ворота.
— Как я узнаю, что это не они?
— Сходит брат Шурга. А теперь идём в дом: гости засиделись.
Поздним вечером из дома мурзы Умерчи вышли двое: Каюм и его младший брат Шурга. Они крались, словно тени, к Вятским воротам, которые были совсем недалеко от дома Умерчи, и вскоре братья подобрались к ним, затаились. Неподалёку на полянке горел небольшой костёр, и возле него сидели три воина. Шурга дал понять Каюму, что подползёт к ним поближе и узнает, кто находится у огня.
— Давай, — тихо сказал Каюм, — да будь осторожен.
Шурга уполз. Он пробирался вперёд, словно уж в траве. Не было его долго; Кто-то вышел из башни и тоже подошёл к костру. Потом с улицы от главных Казанских ворот пришли ещё двое. И тут появился Шурга.
— Это люди Тюрбачи, — прошептал он. — Видел, двое подошли, так один из них шакал Олдяз.
— Что же делать, Шурга?
— Пошли к воротам Старые Месре.
Вновь пробираясь вдоль заборов, прячась за деревьями, братья достигли южной окраины Арска. Но и там их ждала неудача: у ворот Старые Месре стояли в охране воины Тюрбачи. К Казанским воротам братья не рискнули даже близко подойти. Они были неподалёку от дома Тюрбачи, и там он держал самых верных псов.
И прошли ночь и день, приближалась ещё ночь. И в эту ночь Каюм отважился бежать через стену. Как только наступила полночь, они вместе с братом Шургой поднялись близ Вятских ворот на стену, сбросили с неё концы верёвки и враз спустились на бровку рва. Стянув со стены верёвку, отправились в путь. Шёл мелкий дождь, и, может быть, он помог им выбраться из городища и уйти от него без помех. Они мчались в сторону Казани сперва вокруг Арска, потом лугом, далеко от Казанской дороги. И лишь когда к дороге подступил лес, они побежали близ неё, по обочине. Привычные к седлу и не приспособленные к долгим пешим переходам, они вскоре падали от усталости, не преодолев и десяти вёрст. Наконец они вынуждены были бежать по дороге, потому что кустарники вплотную подступали к ней. И вдруг они услышали впереди конский топот. Кто это мог быть, братья могли только гадать, но было похоже, что скакал большой отряд. Каюк и Шурга спрятались в кустах у дороги. Каюку очень хотелось рассмотреть тех, кто спешил к Арску. И надо же быть такому везению: в первом же коне под воином он узнал серого в яблоках аргамака князя Шемордана. Ни на мгновение не задумываясь, Каюм выскочил из кустов и крикнул:
