— Что ж это он не просветил тебя? Думай теперь невесть что.

   — Намекнул он, что на службе тебя ждут, а больше ни слова.

   — Ладно. Служба — это всегда тонкое дело, — успокоил себя Даниил. Он посмотрел на Пономаря: — Ваня, может, ты здесь останешься?

   — Лишнее говоришь, Данилушка. Я уж как нитка за иголкой...

   — Не суди меня, братец, я подумал, что тебе тут вольнее жить.

   — Вольнее, а при тебе у меня воли больше.

Даниил в этот миг подумал о Крымской орде. Что-то о ней он в нынешнее лето ничего не слышал. Спросил Авдея:

   — Ты, батька Авдей, почему мало новинок из Москвы привёз? Про Крымскую орду не слышал каких вестей?

   — Слышал. Да нас они ноне не касаются. Сказывал Григорьевич, что хан Девлетка Литву воюет. Король литовский будто бы помощи просит у нашего царя-батюшки, а он отвечает, дескать, свои рубежи защищать некому. Да всё это, сказал твой батюшка, слухи. Цена им малая.

   — Тогда мы спать пошли, — ответил Даниил.

Но не спалось Даниилу. На свежем сене над поветью только бы и спать беспробудно, как это делал Ивашка, ан нет, у Даниила ни в одном глазу сна не было. Волнами накатывались думы, которые пробудил спешный вызов в Москву. Счёл Даниил, что вызывает Разрядный приказ, значит, не его только, но и многих других, кто временно отошёл от службы по причинам пожара. Похоже, Москве что-то грозило от Крымской орды. Ведомо же было Даниилу, что крымцы всякий раз, когда вламывались в Литву и возвращались из неё, обязательно хотя бы одним крылом задевали Русское государство. И причины у орды были весомые. Крымцы возвращались из Литвы и Польши, не потеряв, можно сказать, ни одного воина, потому как в юго-восточных и восточных землях Литвы и Польши жило русское население, которое великие князья Литвы и короли Польши никогда не собирались защищать от ордынцев. Они же, награбив добра, уведя тысячи русичей в полон, но не утолив алчности, нападали на окраинные земли Западной Руси. И Даниилу даже думать не хотелось, какому разорению подвергалась тогда русская земля. И на пути движения орды стояли города Козельск, Мценск, Брянск, все селения до Дикого поля.

По мнению Даниила, именно это и всполошило Разрядный приказ и всех московских воевод. И теперь там в спешном порядке готовятся полки, чтобы защитить западные рубежи державы. Потому, счёл Даниил, ему надо мчаться в Москву, как говорится, на перекладных. И билась в его голове тревожная мысль о судьбе семьи Питирима, о Катюше. Похоже, что не обманывало её гадание, возвещавшее её терновый венец. Он уже навис над нею, и некому её заслонить, спасти от неволи. Чёрные мысли в голове Даниила били в набат. Не в состоянии лежать, он встал, спустился в поветь и вышел под звёздное небо. Тайное влияние открытой Вселенной на разум Даниила заставило его забыть мрачные картины, вызванные возбуждением, успокоило душевное волнение. Даниил подумал, что всё будет хорошо, что он успеет добраться до Козельска, пока там не побывают татары. С этими мыслями Даниил поднялся на сенник, лёг, укрылся домотканым одеялом и уснул.

Утром Даниил, на удивление себе, проснулся бодрым и выспавшимся. Иван всё уже приготовил к отъезду. Ласточка и чёрный молодой конь стояли под сёдлами, к ним были приторочены перемётные сумы с кормом. Пономарь сказал:

   — Можно и в путь, Данилушка, да Авдей зовёт вкусить пищи. Грех отказываться.

За трапезой Авдей просветил Даниила:

   — Твой батюшка принял все мои советы. Ноне же я отправлю в Москву десять подвод с мхом и пакли три воза. Ну а через неделю пойдут подводы со срубом.

   — Тебе за радение спасибо, Авдей. Вижу, как всё у тебя ловко и чинно идёт. И я буду рваться в Борисоглебское поработать тут. Теперь прощевай пока.

В Москву Даниил и Иван вернулись в конце июля, к вечеру. В приказ уже не было смысла идти, и Даниил отправился с другом прямо к купцу Хвощеву, где Адашевы продолжали ютиться. Встреча с родителями показалась Даниилу грустной. Мать и отец были чем-то удручены. Они обняли Даниила, поцеловали и повели в покой, который занимали вдвоём.

   — Присядь, сынок Данилушка, пока трапезу соберут, а я тебе наши печали поведаю.

   — Слушаю, батюшка, — сев на скамью у стены, ответил Даниил.

   — Не знаю, какая вражья сила донесла в Разбойный приказ весть о том, что вы с Иваном остановили коня Глинских на Сивцевом Вражке, но дело получило дурной оборот.

   — Да откуда мы знали, что конь и холопы князей Глинских?!

   — Ох, сынок, никому этого не докажешь. Потому сочли вас причастными к разбою над холопами, и мерой наказания вам — опала.

   — И как она выражена?

   — Вот грамота под печатями. — Фёдор взял с посудной горки пакет и показал Даниилу. — В ней ваша судьба. Да не вздумайте с нею скрыться, а то опала на всю семью упадёт.

   — И что же нам с этой грамотой делать?

   — Велено вам доставить её в Козельск, большому воеводе князю Петру Одоевскому. Там и решится ваша судьба.

Странные изменения произошли в этот миг в Данииле: глаза его засветились радостью, лицо застыло в улыбке, грудь расправилась.

   — Что это ты расцвёл? — спросил Фёдор.

   — Батюшка, так ведь это же мне во благо! Я же там Катюшу увижу. — И тем огорчил донельзя отца.

   — Дурень ты большой, Данилка! Тебя под татарские стрелы и сабли погонят, а ты... Ты улыбаешься, словно красна девица.

   — Да уж прости, батюшка, что выплеснуло. Сам понимаю.

   — Чего уж там! Надо об ином думать: как поскорее из Москвы убраться, пока в Газбойном приказе спят. Я вам всё в путь соберу, а вы уж в полглаза почивайте. С первыми петухами и уедете.

И Фёдор повёл сына на кухню. Иван топтался в сенях, он и его позвал:

   — Иди к столу, Ивашка. Да пока едите, спрошу тебя.

К ужину матушка Ульяна достала из русской печи тушёного мяса с гречневой кашей, наложила в блюда горой.

   — Ешьте вволю. Утром без трапезы уйдёте, — предупредил Фёдор и спросил Ивана: — Может, тебе не ходить с Данилой? С тебя спрос мал, а бочка-то на него катится.

   — Батюшка Фёдор, не обижай малого. Знаю я меру своей вины. Один готов к ответу, — тихо, но твердо ответил Пономарь. — А с Данилой мне любо во всём. Поделим и эту беду.

   — Ну, спасибо, сынок, а другого спросу у меня и нет.

Насытившись вволю, усталые парни поползли в клуню — в чужом-то доме, где дадут место, там и спи. Как легли они на соломенные тюфяки, так и замерли, сморённые дальней дорогой. Когда же утром Фёдор разбудил их, то показалось им, что они вовсе и не спали, а подремали в седле.

   — Хоть свору на вас напускай! Эко умаялись, — ворчал Фёдор, чуть не силком поднимая сына.

Пробудились, однако, встали, сапоги натянули, волосы лохматые пригладили, подпоясались и в путь готовы. На конюшне Ласточка и Ворон уже под сёдлами стояли, сумы были приторочены. Прощаясь, отец сказал сыну:

   — Я вам в сумы по мечу положил. Достанете, как от Москвы отбудете. Они надёжнее сабель. И помни: дай с оказией знать, как у вас всё там сложится.

   — Так и сделаю, батюшка.

В дверях конюшни Даниил увидел мать и, уже выводя коня, остановился близ неё, с поклоном вымолвил:

   — Матушка, ты не горюй, у меня всё будет хорошо.

Она поцеловала его в лоб, перекрестила.

   — Да хранит тебя Господь милосердный.

Пробивалась рассветная синь, когда опальные Даниил и Иван оставили подворье купца Хвощева и по Якиманке выехали на Серпуховскую улицу, покинули Москву и взяли путь на Калугу.

Всё благоприятствовало в нынешнем году Крымской орде в набеге на земли Польши, Литвы и Руси. Хлынув из Крыма ордой в шестьдесят пять тысяч конных воинов, хан Девлет-Гирей повёл их проторённым путём, избегая переправ через реки. Крымцы шли по водоразделу, как всегда, начиная свой путь от Перекопа по Муравскому шляху, в междуречье Северного Донца и Днепра. Этот шлях мог привести орду к Туле, к Рязани и другим южным порубежным городам Руси. На этот раз, пройдя по Муравскому шляху половину пути, татары свернули налево, дабы внезапно ворваться в пределы Польши. Знали они, что ежели на Руси к этому времени на береговую и сторожевую службу выходили уже в апреле до шестидесяти тысяч ратников, располагаясь в крепостях, в сторожах, прикрывая лесные засеки, — русичи всегда были готовы отразить внезапное нападение татар, — то в Польше и Литве к подобной встрече врага никогда не готовились. Рассчитывали на то, что жители восточных и юго-восточных земель сами защитят себя. А ежели и не защитят, так невелика беда, потому как пострадают не поляки и литовцы, а русские. Что ж, пока ещё все земли западнее Смоленска и Новгород-Северского и сами эти города были под пятой поляков и литовцев.