— Заживём теперь, Саломеюшка.

Даниил той порой полюбовался на Федяшку. Саломея что-то уже на стол выставляла, но Даниил остановил её:

   — Сашенька, всё в другой раз. Мы сейчас летим в Донской монастырь, по батюшке панихиду отслужить.

Памятника на могиле Фёдора Ивановича Адашева ещё не было. Даниил подумал, что надо будет заказать его. Стояли над могилой три витязя долго и скупо прослезились, пока великосхимник Иероним не прочитал заупокойные молитвы. Даниил держался с трудом, боясь разрыдаться. Из его жизни, из жизни семьи Адашевых ушёл самый дорогой, самый чтимый родитель. Даниил сделал за себя и за Алексея вклад в монастырь — двести рублей, огромные по той поре деньги.

Уходили из монастыря после молебна поздно. Даниил не отпустил друзей и увёл их к себе — посидеть по-мужски за столом, погрустить о славном воеводе. У них ещё был месяц отдыха перед выездом в Ливонию, но они как бы уже прирастали к новому походному житью. Судьбе было угодно, чтобы они прошли вместе и Ливонскую войну.

Дни месячного отдыха после возвращения из Мценска у Даниила были уже на исходе. Предстояло вновь покинуть Москву, уйти в неведомую Ливонию. Об этом прибалтийском государстве-ордене у Адашева было очень смутное представление. Из пояснений брата Алексея, который как посланник Посольского приказа побывал в Ливонии, Даниил понял, что как такового Ливонского государства нет. Это всего лишь земли племени ливов, которыми захватнически овладел немецкий духовно-рыцарский орден. Он-то и присвоил себе название Ливонского ордена, отделившись от Тевтонского ордена, который располагался на землях Пруссии. По мнению Даниила, теперь у него было хоть какое-то представление о том, что на землях ливов господствуют немецкие рыцари и, будучи в союзе с Польшей и Швецией, Ливонский орден не пускает Русское государство к Балтийскому морю. Алексей же просветил брата в том, что берег Балтийского моря, там, где обитали племена ливов и эстов, на протяжении многих веков принадлежал Руси и теперь его нужно было вернуть. Так, благодаря старшему брату Даниил понял, что значит для державы изгнание ордена, захватившего чужие земли.

С помощью Алексея Даниил разобрался и в другом. Может быть, Русское государство и не пошло бы воевать с Ливонским орденом, но он нарушил условия договора от 1503 года о перемирии на пятьдесят лет и вот уже десять лет не платит дань. Два года назад магистр ордена Герман фон Бругге прислал в Москву послов.

   — Мы принимали их с царём-батюшкой вместе. Они просили продлить перемирие ещё на пятнадцать лет и клятвенно заверяли, что выплатят недоимки. Одни пустые обещания. Тот же фон Бругге запретил пропускать через земли ордена зодчих, выписанных из Франции государем. Совсем недавно орден воевал с Польшей. Но мы сегодня знаем, что новый магистр ордена Вильгельм фон Фюрстенберг уже ведёт тайные переговоры с польским королём и великим князем литовским Сигизмундом Августом о военном союзе против нас. Вот такие дела, братец, на северо-западе державы.

   — Спасибо, Алёша, ты развеял туман в моей голове. Однако скажи мне, как там местные племена относятся к ливонским рыцарям?

   — Неужели ты сам о том не догадываешься? Как могут относиться аборигены к завоевателям, тем более лютеранам? Рыцари смеются над ними, считают их дикими племенами. Там есть и русские, и если они идут на богослужение, то немцы издеваются над ними. Да ты скоро сам попадёшь в Иван-город и убедишься в том.

   — Как это?

   — Да просто. Немецкий город Ругодив — наша прежняя крепость Нарва — стоит рядом с нашим Ивангородом, отделённым от Ругодива всего лишь рекой Нарвой. Немцам с крепостной стены видна наша жизнь. Вот рыцари и потешаются над русичами, смеются, ругаются матерно. А порой и стрелы пускают. Ты всё это увидишь.

В свободное время — а у Даниила в эти дни его было много — он старался быть рядом с сыном Тархом. Если шёл дождь, они сидели дома, и Даниил учил сына грамоте. Тарх был способным отроком и на лету запоминал слова, их значение, складывал и писал под диктовку отца фразы. Вместе они учили молитвы, каноны, псалмы. Даниил говорил сыну:

   — В час беды молитва помогает даже воину.

   — Как же она помогает, батюшка? — спрашивал Тарх.

   — А просто, сынок. Читая молитву, воин становится сильнее духом. А дух — это самое денное в воине.

В погожие дни Даниил и Тарх шли гулять по Москве, заходили в храмы помолиться. Они любили смотреть, как зодчие и мастера каменного дела поднимали новый храм на Красной площади в честь победы над Казанским царством, после чего шли в Кремль и обязательно в Благовещенский собор. Однажды, во время такого посещения, у Даниила случилась стычка с князем Афанасием Вяземским и боярином Василием Грязным. Они вошли в собор хмельные в сопровождении двух казанских мурз, и все четверо не сняли шапки. Князь и боярин принялись молиться, а мурзы стояли, лба не перекрестив, и посмеивались.

Увидев такое кощунство, Даниил понял, что мурзы не крещены. Своим появлением они оскверняли храм. Даниил не стерпел надругательства и, осторожно пробравшись к ним среди прихожан, сказал строго:

   — Сей же миг покиньте храм!

И тут к Даниилу повернулись Вяземский и Грязной.

   — Зачем гонишь наших гостей? Мы им величие храма показываем, — грубо сказал Афанасий. — Да кто ты такой?!

   — Не кричи, князь, не из пугливых! И ты тоже оскверняешь храм! Почему в шапках молитесь?

   — Сие не твоё щенячье дело! Вот я князь, а он боярин. А ты кто такой?

   — Я православный христианин и пришёл молиться в русскую святыню. Потому не могу терпеть кощунства. Уходите по-доброму, не то позову приставов!

   — Эко испугал! Васюк! — позвал князь боярина. — Видали мы этого гуся в Коломенском. Поди, он шиш! Давай-ка мы его проучим!

   — Только не в храме! — властно сказал Даниил. — А ну за мной, ежели лиха не ищете! — И Даниил взял Афанасия за рукав, увлекая его из храма.

Хмельные князь и боярин пошли за ним. Мурзы — тоже; привлечённые шумом, потянулись за ними и горожане. Когда вышли из храма, Даниил повёл их не на площадь, а за храм, где было безлюдно.

   — Вот я пред вами. Кто хочет меня проучить? — спросил Даниил.

Дюжие Вяземский и Грязной сжали кулаки и двинулись на Даниила. Но тут похожий на купца крепкий молодой горожанин, что вышел следом за ними из храма, встал рядом с Даниилом.

   — Так не годится, чтобы двое на одного. Теперь достаньте нас, — сказал горожанин и сунул шапку, которую держал в руках, за пазуху.

   — Да я тебя! — крикнул Грязной и замахнулся на купца.

Тот увернулся и как-то очень ловко ударил Василия по уху. И началось. Вяземский той порой схватил Даниила за грудь, потянул к себе и замахнулся кулаком. Тот подставил под удар локоть, и князь взвыл от боли, словно стукнул по камню. Занёс левую руку и опять наткнулся на преграду. Подразнив несколько раз разъярённого князя, Даниил был вынужден охладить его пыл, изловчился и с силой ударил в подбородок. Вяземский рухнул на землю. Не успели любопытные москвитяне удивиться, как рядом с ним лежал поверженный Василий Грязной. Купец ошарашил его прямым ударом в грудь, тот задохнулся и грохнулся на землю. Мурзы той порой убежали. Даниил осмотрелся и увидел, что вокруг них собрались уже десятка два горожан. Он тронул купца за локоть и позвал:

   — Идём отсюда, отстоим вместе службу. — И повёл его в храм.

По пути купец сказал:

   — Я тебя помню с давней поры, с той самой, как ты на торгу в Китай-городе разгонял гулящих людей.

   — Спасибо, что поддержал. С двумя-то я бы и не справился. Звать-то тебя как, за кого помолиться?

   — Роман я, Бережнов, купец.

   — Я же Даниил Адашев. — Обняв купца за плечи, он ввёл его в храм, а оглянувшись, увидел за спиной Тарха. — Сынок, а ты-то как здесь очутился?

   — Да смотрел я, батюшка, как вы уму-разуму басурманов учили.