От городка Ряпина полк Даниила Адашева сделал несколько дневных переходов, пока не достиг местечка Калласте, расположенного на берегу Чудского озера. Где-то слева и уже позади полка осталась захваченная немцами в давние времена крепость Юрьев, а ныне — Дерпт. Сказывали, что в этой крепости большой немецкий гарнизон, который нагонял страх на всех жителей южной части земель Ливонского ордена. И то, что русские войска пока обошли Дерпт, было к лучшему. Штурмуя его, можно было потерять десятки тысяч воинов и не добиться успеха. Замок в этой крепости был окружён каменной стеной высотой девять сажен. На Руси таких замков не строили и не знали. В Дерпте при наличии запасов корма и воды можно было отсиживаться в осаде годами. Так считали сами обитатели Дерпта, и с ними можно было согласиться, увидев воочию этот замок.

Но сейчас Адашева волновало другое. Он хотел выйти к морю. Пусть они пробивают в стане врага всего-навсего коридор, но он будет довольно широкий, почти в сто вёрст. И он проляжет по землям, которыми владели русские со времён святого Владимира и Киевской Руси. Так думали воеводы Адашев, Барабашин и Репнин, стремясь к морю. А оно было уже близко, стоило только достичь местечка Йыхви. Теперь впереди полка лежали лишь мелкие селения и хутора, которые встречались довольно часто. Даниилу было непривычно видеть заброшенные мызы хуторян, в которых мог распоряжаться любой сильный злодей. Русское деревенское общинное житие было привычнее и приятнее Даниилу. Там люди живут, помогая друг Другу, тут — как волки, каждый заботится сам о себе.

Благодатный поход полка Адашева был прерван почти у самого Финского залива. Вот уже позади местечко Йыхви, легко приведённое к присяге и служению русскому царю. Впереди — заветная цель, берега Балтийского моря. Дозоры полка, ушедшие на многие версты влево от него, доложили, вернувшись, что вкупе с ними приближаются к морю и полки Барабашина и Репнина. Россияне рассчитывали захватить одним махом не менее ста вёрст побережья.

Но сразу же за местечком Йыхви из соснового мелколесья полетели в передовых воинов стрелы. Даниил остановил полк, велел отойти от опасного места и выпустил вперёд стрельцов с пищалями. Их в полку было пятьсот, на каждую тысячу по сотне. Ещё Даниил позвал Степана Лыкова.

   — Кто мог напасть на нас, я не знаю, но только это не немцы. Они бы открыли огонь из пищалей. Так ты возьми сотню, зайди за тот мысок леса, справа, видишь? — Даниил показал рукой.

   — Вижу.

   — Вот за ним и попробуй зайти за спину этим смельчакам.

   — Исполню, воевода, — ответил Степан и поскакал к своим воинам.

Вскоре Степан повёл сотню в обход неприятеля. Той порой выдвинулись вперёд стрельцы и по приказу Даниила дали залп по лесочку. Оттуда не последовало никакого ответа, и было похоже, что там никого нет. Однако Даниил не рисковал ратниками, не послал их прямо на засевших в лесу лучников.

А Степан уже делал своё дело. Проскакав за мыс, он увидел берег моря и у берега несколько лодок. В лесочке он заметил движение. Десятка два воинов бежали к лодкам. Степан повёл сотню наперерез и вскоре отрезал бегущих от моря, стал обходить их, чтобы окружить. Это ему удалось. Когда кольцо сомкнулось, Степан крикнул: «Бросайте оружие!» Но воины или не поняли его, или не захотели расстаться с оружием. Тогда Степан спешился и пошёл к сбившимся в кучу воинам.

Той порой борисоглебец Басюк пустил коня рысью и помчался прямо через лес к полку. Он вмиг проскакал через сосняк и оказался в поле. Его заметили и осознали, что он зовёт их. Даниил догадался, в чём дело, и повёл полк к морю. Миновав лесок и выйдя на побережье, ратники увидели, кто стрелял в них, и взяли лучников в плотное кольцо. Даниил подъехал к кругу, в котором Степан отбирал у них оружие, и улыбнулся. «Это похоже на Степана», — подумал он.

Как выяснилось, стреляли в русских молодые шведы, вовсе не воины, а искатели приключений. Когда луки и стрелы были отобраны, Даниил велел Степану отпустить шведов. Круг разомкнулся, и они сломя голову побежали к своим лодкам. А воины Адашева во главе с ним плотной стеной двинулись к берегу моря. Оно ещё не замёрзло, даже припая не было. Даниил сошёл с коня, вошёл в море и умылся его водой.

Потом Даниил наполнил два серебряных кувшина морской водой, запечатал их и отправил в Москву на имя Алексея Адашева. «Царю-батюшке шлю в подарок воду с Балтийского моря», — написал Даниил брату.

В этот же день от главного воеводы Фёдора Ивановича Троекурова прискакал гонец и велел Адашеву вести полк в Иван-город. Даниил отправился туда с лёгким сердцем, считая, что Нарву, как и другие города, вставшие на его пути, не составит большого труда привести к правде через охранную грамоту. Но на сей раз Даниил Адашев сильно ошибался. Ему и многим другим славным воеводам потребовалось немало времени, мастерства, сил и личного мужества овладеть крепостью Нарва, а по-немецки Ругодивом.

От Йыхви до Ивангорода пятьдесят вёрст. Они, как и всё пространство, пройденное по земле Ливонского ордена, могли таить опасность. Полк Адашева шёл к Нарве с запада. Погода благоприятствовала движению. Не останавливаясь ни в одном селении, к вечеру того же дня Адашев вышел к реке Нарве. В пути он беспокоился о переправе через неё, но река уже замёрзла и покрылась крепким льдом. И всё-таки Даниил велел идти конникам рассеянным строем. И вот река осталась позади, и полк подошёл к городским воротам. Они распахнулись, и Даниил оказался в русском городке. Он поручил полк заботам Ивана Пономаря и Степана Лыкова, а сам отправился на поиски главного воеводы, который руководил осадой Нарвы. Однако главного воеводы Фёдора Ивановича Троекурова в городе не было, он выехал, как сказали в городской управе, в городок Сиргала. Зато в управе Даниил встретил старого знакомого по сражению за Казань князя Андрея Курбского и воеводу боярина Алексея Басманова, о героических делах которого тоже был наслышан под Казанью. Курбский познакомил Адашева и Басманова.

   — Я очень рад нашей встрече, особенно здесь, под носом у врага.

Среди собравшихся Алексей Басманов был самым старшим по годам. Он был на двадцать лет старше Адашева и Курбского. Но в силу нрава Басманова годы не мешали ему быть на равной ноге с молодыми воеводами. Басманов был всегда весел, и, если были у него какие-либо невзгоды, он умел скрывать их от посторонних так глубоко, что никто не догадывался, как он порой страдал. Басманов любил выпить хмельного в компании, но никогда не пьянел. Он умел быть душой в кругу друзей, но выбирал их не абы как, а примеряясь цепкими тёмно-карими глазами. Так он приглядывался и к Адашеву и понял, что это его «поля ягода». Открытый, смелый взгляд Адашева, его по-детски обезоруживающая улыбка, стать сильного бойца — всё это привлекало Алексея Басманова, и он в тот же день сошёлся с Даниилом. Пользуясь тем, что уже наступил вечер, что у них по случаю перерыва в военных действиях не было воеводских забот, Басманов позвал молодых воевод в питейную избу.

   — Мы должны отметить наше знакомство, — сказал он Даниилу. — Наступает Великий пост — самое время посидеть за кружкой доброго вина.

В эти дни воеводы, что находились в Ивангороде, получили из Москвы царское повеление не стрелять из пушек по Нарве, не докучать её жителям ядрами, не пускать стрел. Причиной такого повеления было то, что в Москву из Ливонии пришло посольство с целью вести мирные переговоры. Воеводы рьяно исполняли повеление царя, и в городе все изнывали от безделья. Но в питейных заведениях Ивангорода было необычно людно и шумно. Алексея Басманова в питейной избе близ городской управы знали, и ему, и его друзьям сразу нашлось место. К ним подошёл целовальник, спросил, что господа будут пить и есть, и скрылся.

Господа выпили по первой кружке за знакомство, по второй — за дружбу, по третьей — за откровенность и верность. Все эти пожелания исходили от Алексея Басманова. Несмотря на него внешнюю весёлость, Даниил понял, что перед ним настоящий горемыка. В юности до Адашева доходили слухи, что злодейством князя Ивана Овчины-Телепнева у Басманова погибла жена Ксения, что происками Афанасия Вяземского и Григория Скуратова-Бельского у него отняли сына Фёдора. Слышал о нём Даниил недавно от брата Алексея, что Фёдор Басманов у царя Ивана любимый псарь. Да только бы это! Сказывали, что царь заставил Фёдора учить псов рвать людей и животных. А отец, сказывали, хотел видеть сына воеводой. И получился бы славный воевода: всего в Фёдоре было вдоволь — и удали, и силы, и страсти. Боль Басманова за сына тут же, в кабаке, и подтвердилась. Басманову надо было открыть кому-то душу, выплеснуть из неё накопившуюся горечь-желчь, и лучшего часа он не нашёл, как сделать это за кружкой хмельного с верными молодыми друзьями: