Перед капотом машины опять неожиданно возник силуэт женщины. Николай резко нажал на тормоз и, когда до нее оставались считанные метры, она испарилась как туман. Николай остановился, вышел из машины, огляделся вокруг и никого не увидел. Все вокруг было покрыто белым снегом, следов нигде не было видно. В женщине на дороге ему опять показались знакомые черты первой жены. Галлюцинации от усталости начались, подумал Николай, надо бы отдохнуть, но до дома осталось какие-нибудь двадцать-двадцать пять минут езды.

— Потерплю, — решил Николай, и поехал дальше.

Однако через минуту-другую дорогу снова перегородила женщина, которая также исчезла за несколько метров до машины. Как и в первый раз, после остановки Николай на дороге никого не обнаружил. Так продолжалось несколько раз.

Когда на горизонте показались огни города, неожиданно послышался громкий хлопок, и машину резко повело вправо. Сказался многолетний опыт вождения. Николай выровнял машину и, плавно притормаживая, остановился на дороге, не заезжая на заснеженную коварную обочину. Благо в новогоднюю ночь в столь поздний час дорога была пустынна. Вылез из машины, подошел к правому переднему колесу. То, что увидел Николай, в конец его расстроило.

Колесо стояло на диске, примяв покрышку до самого заснеженного асфальта. Он посмотрел на часы. До Нового года осталось двадцать минут. Надежда встретить Новый год за праздничным столом, с любимой женой и дочкой, исчезала. На замену колеса в таких скверных условиях он потратит не меньше тридцати минут.

— Вот, черт. Ну, надо же. С чего это вдруг колесу надобно было разорваться. Ведь колесо было совсем новым. Может, что-то попало под колесо острое?

Уж, за чем-за чем, а за техническим состоянием своей кормилицы Николай следил трепетно.

— Придется теперь менять колесо, благо запаска есть, — пытался успокоиться Николай. — Если все делать быстро, то времени это займет совсем немного.

Не теряя времени на раскачивание, он достал домкрат, запасное колесо, балонник, и, немного расчистив от снега сапогом площадку для домкрата, полез под машину. Скоро машина стояла, задрав передок. Открутив гайки, Николай взялся за колесо, чтобы сдернуть его с оси. Неожиданно колесо само прокрутилось так, что его правая рука оказалась внизу, над самой землей.

Тихо скрипнул домкрат, и машина медленно самопроизвольно покатилась вперед. Николай в панике задергал рукой в попытке выдернуть ее из-под колеса, но она как будто намертво была приварена к ободу и не желала сдвигаться ни на миллиметр. Ему оставалось только с ужасом наблюдать, как колесо медленно, словно в замедленной съемке, прижимает руку к заледеневшей дороге.

Через мгновение машина упала с домкрата, и вся тяжесть машины начала давить на руку, сокрушая кости и плоть. Ему вдруг захотелось закричать от боли что есть сил, но голос его не слушался, и у него получилось издать только сдавленный стон.

Попытки выдернуть руку из-под колеса приводили только к усилению боли. Николай прекратил выдергивать руку, попытался осмыслить случившееся, и придумать, как выкрутиться из сложившей ситуации. Но дикая боль, непонятность ситуации не давали возможности здраво рассуждать.

Так прошло минут пятнадцать. Рука нестерпимо болела, вызывая невольный стон сквозь стиснутые зубы. Лежать на снегу было очень холодно. Он снова попытался вытащить руку и не смог. Не смог он дотянутся и до домкрата. Тем временем мороз усиливался. Николай начал с ужасом сознавать, что без посторонней помощи он не сможет освободить руку. Но в Новогоднюю ночь на трассе было пустынно. Его начала бить дрожь, вызывая еще большую боль в зажатой руке.

С поля неожиданно стал наваливаться густой туман. Уже через несколько минут, все вокруг было им затянуто. Томительно тянулись минуты ожидания хоть какого-нибудь чуда. И вскоре появилась маленькая надежда в виде явственного скрипа снега под чьими-то ногами. Звук шагов донесся сзади машины. И они медленно приближались. Николай, собрав оставшиеся силы, закричал:

— Помогите! Эй, кто здесь? Помогите, прошу вас!

Шаги по-прежнему не спеша приближались к Николаю. Вскоре он ясно увидел в белой пелене тумана светло-серое пятно, которое с каждым мгновением становилось все темнее и темнее, и, наконец, перед ним предстала женщина, которую он видел сегодня несколько раз перед капотом машины и которая необъяснимым образом исчезала в последний, перед столкновением, момент.

— Маша!? — удивленно вскричал Николай, несмотря на трагизм складывающейся обстановки. — Маша, как ты оказалась здесь?

Женщина, проигнорировав прозвучавший вопрос, с улыбкой на губах смотрела на лежащего мужчину. Она подошла поближе, наклонилась над Николаем.

— Что случилось, Коля? Тебя что, машинкой придавило? Ай, ай, ай. Какая неприятность. Ну и чего же ты лежишь на снегу? Простынешь еще, насморк подхватишь, — Маша весело рассмеялась.

— Маша, прошу тебя, помоги. Пододвинь домкрат под мост машины, помоги мне вытащить руку. Спаси меня.

В этот момент он наталкивается на взгляд Маши и по ее взгляду, полному ненависти и легко читаемой иронии понимает, что она не станет ему помогать.

— Маша, прости за все. Я же погибну, если не освобожу руку, я только и жить-то на этом свете начал. Имей сострадание, — по его запорошенным снегом щекам потекли слезы раскаяния, оставляя на них борозды.

— Сострадание? — резко перестала смеяться Маша. — А ты имел сострадание, когда избивал меня беременную? Ты имел сострадание, когда хладнокровно убивал нашего с тобой сына? И теперь ты говоришь о каком-то сострадании? Нет той Маши, над которой ты издевался, избивал. Сейчас меня зовут Морригана.

— Маша, прости меня. Я очень виноват перед тобой. Ну, меня не можешь простить, поимей сострадание к моей жене и маленькой дочери. Ведь я единственный их кормилец. Моя жена из детдома, если со мною что-то случится, им помощи будет неоткуда ждать.

— Ах, поиметь сострадание к твоей семье? — Морригана на мгновение задумалась. На ее губах вдруг заиграла злорадная улыбка. — Ну, если только ради твоей семьи. Я помогу тебе. Я тебе дам, так и быть, топор. Где-то есть у меня с собой.

Она повернулась спиной к Николаю и, когда повернулась к нему, в руках у нее был топор. Она небрежно бросила топор к колесу машины, отошла на пару шагов и с насмешкой уставилась на лежащего.

— Но как же?.. — Николай с ужасом начал осознавать предложение Маши.

— Очень просто. Левой ручкой берешь топор и делаешь вот так, — она взяла в левую руку топор и наглядно продемонстрировала, как надо отрубать кисть.

Николай побледнел. На его лбу выступил обильный холодный пот. Но выбор-то у него, по большому счету, был не богатый. Либо замерзнуть здесь, лежа на снегу под машиной, либо отрубить себе кисть и получить хоть какой-то, хоть небольшой, шанс спастись.

Николай взял в левую руку топор, и поднес к глазам. Топор был старый, ржавый, с большими зазубринами на режущей кромке. Он едва держался на топорище. Морригана с усмешкой смотрела на манипуляции мужчины. Николай с ужасом посмотрел на женщину.

— Извини, дорогой, но другого инструмента у меня нет, — ответила Морригана, заметив взгляд бывшего мужа. — Впрочем, если не хочешь, не делай этого, лежи здесь и замерзай. А до дома твоего здесь недалеко, несколько километров всего. А там тепло, там жена, дочечка твоя. Ведь без руки ты сможешь жить и воспитывать свою дочь. А можешь с рукою умереть здесь. Либо жить без руки, либо умереть с рукою. Как видишь, выбор у тебя небольшой, но есть. — Она громко засмеялась.

Николай понял, что другого варианта у него нет. Лучше потерять руку, чем жизнь. Он взял топор, взмахнул им. Топор соскочил с топорища, и он им по инерции сильно ударил по зажатой колесом руке. Резкая боль пронзила все тело. Крик, полный боли и ужаса разнесся по округе. Морригана стояла рядом и, слегка откинувшись назад, весело смеялась.

— Подожди, я немного тебе помогу. Совсем упустила из виду, что надо вену передавить, а то кровью еще истечешь раньше времени.