Дело обстояло так. Около двух часов ночи по восточноамериканскому времени в космосе потерпел аварию секретный американский спутник из серии «G» с порядковым номером 63. С помощью этой серии НАСА вело свои наиболее засекреченные исследования, которые в недалеком будущем должны были привести к созданию гравитационного оружия. На борту спутника № 63 было установлено первое успешно действующее устройство, которым создавалось искусственное гравитационное поле. Через несколько дней НАСА собиралось вывести в космическое пространство, в район полета спутника, несколько разного рода объектов. С момента включения установленной на нем аппаратуры спутник начинал, как сверхмощный магнит, оказывать воздействие на все объекты, которые находились в радиусе нескольких километров от него. Однако в результате аварии спутник начал терять высоту. Повышение температуры привело к непроизвольному включению аппаратуры. Но действие ее приобрело пульсирующий характер. Спутник G-63 временами воздействовал, как крохотная планета, на все те объекты, которые попадались на фантастической траектории его полета. Как позже было установлено, им были уничтожены четыре советских спутника, два французских, один китайский, двенадцать американских, не считая летающих в космосе обломков. Часть из них притягивалась спутником, увеличивая его массу и непрерывно изменяя его орбиту. Затем, когда аппаратура переставала действовать, притянутые ранее объекты отделялись от спутника, заставляя его вытворять какие-то дьявольские пируэты. Другие встречавшиеся на пути объекты не могли не испытывать притяжения спутника, но оказывали действенное сопротивление. Траектория их полета была равнодействующей столь многих противоположных факторов, что компьютеры и вправду могли сойти с ума.

Все это Центр, расположенный в Мэриленде, должен был заметить не позже чем через полчаса после аварии. К сожалению, НАСА — это гражданское учреждение с довольно скромным бюджетом и с обычаями, которые недопустимы с точки зрения норм, обязательных для армии. В роковую ночь в Центре дежурил только один специалист, доктор Рональд Рафферти-младший. Это случилось потому, что другой специалист вечером попал в небольшую автомобильную аварию и известил, что не явится на дежурство. В НАСА нет такого обычая, чтобы больного коллегу заменял срочно вызванный из дома ученый, который собирался, например, на уик-энд. ВВС, правда, уведомили. Но, по-видимому, никто не придал этому сообщению большого значения, так как НАСА занималось только экспериментальными спутниками, для чего вполне достаточно одного ученого мужа.

Однако произошел совершенно непредвиденный несчастный случай: около пяти часов утра доктор Рональд Рафферти внезапно умер за своим столом в результате инфаркта. Весьма вероятно, что причиной его смерти стала авария спутника G-63. Рафферти был одним из сторонников исследований по искусственной гравитации, хотя у этих исследований, дорогостоящих и рассчитанных на длительное время, были многочисленные противники в конгрессе. Авария спутника, восемнадцать дней работавшего в соответствии с программой, могла привести к заблокированию средств на продолжение исследований, а вместе с этим к краху научной карьеры доктора Рафферти.

Все эти обстоятельства обнаружились только в результате энергичного вмешательства полковника Уиндера. Рабочий день в исследовательском центре начинается в восемь часов утра.

Когда ему обо всем этом сообщили, президент Гаррисон приказал немедленно отменить «красную тревогу» и распорядился, чтобы лишь военно-воздушные силы оставались какое-то время в состоянии «зеленой тревоги».

Но было уже поздно. Почти в ту же минуту генерал Тамблсон представил ужасающее сообщение о том, что произошло над штатами Вашингтон, Орегон и Калифорния. Речь шла уже о трех штатах, потому что радиоактивное облако, подгоняемое страшными вихрями, передвигалось на юг со скоростью больше двухсот миль в час. Правда, взрыв произошел на высоте 45 километров от земли и пока не вызвал никаких разрушений на поверхности. Однако не надо было быть физиком, чтобы представить себе масштаб тех бедствий, которые будут вскоре вызваны радиоактивными осадками и действием образовавшихся смерчей.

Войны не произошло, однако Соединенные Штаты стояли перед лицом величайшей за всю свою историю катастрофы.

Но это было еще не все. В 11 часов 59 минут по среднеевропейскому времени, то есть за минуту до взрыва над Соединенными Штатами, случилось кое-что еще, о чем пока не знал президент Гаррисон.

Командующий Шестым американским флотом, который базировался в районе Средиземного моря, вице-адмирал Мак-Грегор получил донесение, что через Дарданеллы только что прошел советский ракетный атомный крейсер. Его эскортировали эскадренный миноносец и корабль специального назначения. Пройдя сквозь Дарданеллы, эскадра перегруппировалась и поплыла на юг.

Босфор и Дарданеллы, согласно международным конвенциям, открыты для всех флотов мира. Советские военные корабли проплывали там довольно часто и не вызывали никакой особой реакции со стороны командования Шестого флота, если не считать того, что аккуратно фиксировались название и класс каждого корабля и действовали прослушивающие радиоустройства.

Однако в данный момент, впервые на памяти командующего Шестым флотом и всех высших штабных офицеров, была объявлена «ситуация W». Трудно было рассчитывать, что приказы из Вашингтона поступят достаточно быстро. А проход столь сильной эскадры в Средиземное море мог явиться угрозой для судеб Шестого флота.

Поэтому вице-адмирал Мак-Грегор отдал приказ, чтобы патрулирующие у выхода из пролива американские торпедоносцы передали советской эскадре сигнал «стоп». Когда ни один из советских кораблей не отреагировал на это даже сигналом «вас понял», Мак-Грегор приказал произвести торпедный залп.

Три из пяти торпед достигли цели. Мак-Грегор немедленно почти с торжеством доложил об этом в штаб военно-морских сил, поскольку крейсер с поврежденной кормой остановился на месте. Но его экипаж даже не расчехлил орудий, и на палубах не было заметно никакого движения.

Самостоятельное расследование, к которому утром приступил Георг Пфёртнер, шло медленно, но приносило каждые четверть часа все более поразительные результаты.

Прежде всего, Пфёртнер узнал от одной медсестры из госпиталя Святого Иоанна, с которой у него были когда-то, так сказать, близкие отношения, что вопреки всяким опровержениям в сильно охраняемой отдельной палате находится уже несколько часов тяжело раненный пациент по имени Виллиберт Паушке. У входа в палату сидят двое одетых в штатское агентов Ведомства по охране конституции, директору госпиталя и дежурному врачу строжайше запрещено что-либо сообщать об этом пациенте. Это могло означать, что Ведомство умышленно затаило какой-то крупный скандал и будет прямо в глаза лгать представителям печати.

Поэтому Пфёртнер снова отправился на Восточную улицу, чтобы убедить герра Кнаупе нарушить подписанное им обязательство о сохранении тайны. В свете собранных Пфёртнером сведений оно было вынужденным и незаконным.

Заведение господина Кнаупе было открыто, но внутри никого не было. Пфёртнер с удивлением огляделся вокруг, заметил выдвинутый ящик с деньгами, валявшуюся на столе фирменную печать и какие-то счета, разнесенные по полу ветром. Это не предвещало ничего хорошего.

На Восточной улице никого не было. Только у витрины магазина для филателистов стоял мальчик лет десяти и краем глаза поглядывал на дверь заведения Кнаупе.

— Ты не знаешь, где господин Кнаупе? — спросил Пфёртнер, не рассчитывая, впрочем, на ответ.

— Конечно, знаю, — ответил мальчуган. — Три господина вывели его под руки. Бах-бах, бум-бум! Затолкали в машину «опель-экспресс». И уехали.

— А номера машины не помнишь?

— Конечно, помню. MAJ 3650.

— Слушай, ты молодец.

— Ясное дело.

— Как тебя зовут?

— Ханс Мартин Шленгель. В сентябре мне будет девять лет. Я живу рядом, на улице Лессинга, 15, на втором этаже. Мой папа машинист, брат ходит в гимназию. А я сегодня в школу не пошел, потому что не захотел.