Челли издевательски прокомментировал неудачу Пишона. Он спросил: что уважаемый доктор намерен теперь делать со своими идиотскими железками, на которые ушло около двадцати тысяч марок? Пригрозил революционным судом. Заявил, что не намерен выслушивать какие-либо оправдания. Созвал группу и сообщил ее членам, что они потеряли три месяца из-за бредовых, как всегда, выдумок господина доктора.

Пишон готовился к решающей схватке с Челли, собираясь вправить ему мозги. Вдруг его осенила какая-то мысль, и он на минуту застыл с открытым ртом, что действительно не прибавило ему привлекательности и заставило Лючию неудержимо расхохотаться.

Пишон понял, что въездной код вообще не расшифровывается. На машинах и в открывающем ворота устройстве действует, должно быть, нечто вроде часов, показания которых имеют мало общего с астрономическим временем. Пишон представил себе что-то похожее на барабан, вращающийся со скоростью, допустим, одна седьмая оборота в минуту. А вернее думать, что там имеется десять и больше барабанов, которые концентрически расположены на одной оси, а может, и на нескольких осях и приводятся в движение сложной системой шестерен. Пишон и сам бы мог изготовить такое устройство. Надо полагать, на каждом из барабанов наугад проставлены цифры, как в шифровальной машине. На одном их может быть пять, на другом — четырнадцать и даже двадцать семь: этого никогда никому не отгадать. Не существует компьютера, который мог бы в обозримый период времени разобраться в таком количестве перестановок. Каждая из наугад проставленных цифр связана, по всей вероятности, с определенной величиной уровня радиосигнала. Все дело в том, что это устройство запломбировано или просто не разбирается, а скорость его вращения синхронизирована по радио со скоростью вращения идентичного устройства в механизме, раскрывающем ворота. Таким образом, код меняется не раз в несколько часов, а беспрерывно, может быть, несколько раз в минуту. Не раздобыв оригинального устройства, нечего и мечтать о том, чтобы открыть ворота.

Пишон забыл про ссору с «команданте» и, волнуясь, рассказал группе про свое внезапное открытие. И тут же добавил, что ручается за успех операции, если получит такой передатчик, а он, Пишон, как всем известно, слов на ветер не бросает.

После недолгого молчания Челли спросил, как быть. Рыба предложил часа за полтора до начала операции под каким-нибудь предлогом выманить из Эшерпфара и прикончить одного из дежурных офицеров. Потом извлечь из его машины передатчик и перенести в фургон. Предложение было отвергнуто, так как трудно предположить, что офицеры из Эшерпфара таскают с собой приемники, выезжая по личным делам. К тому же надо было узнать фамилии всех офицеров группы, а на это опять уйдет несколько дней.

Лючия считала, что надо послать к черту нейтронные боеголовки и заняться привычным для группы делом: похитить какого-нибудь буржуя или устроить шикарный взрыв. Челли пробурчал, что она мелет ерунду.

Руди полагал, что надо ворваться на территорию базы в тот момент, когда дежурный офицер будет въезжать через открытые ворота. И это предложение забраковали. Не было никакой возможности спрятаться у стены и выждать, когда откроют ворота. Даже ночью, потому что снаружи стена освещалась светом мощных ртутных ламп, от которого даже мышь не укроется.

Пишон, подавленный неудачей, сказал, что передатчик надо просто купить у какого-нибудь механика из мастерских бундесвера, а если приобрести только его схему, то это мало что даст и затянет операцию по меньшей мере на несколько недель. Конечно, сумма понадобится немалая.

Челли, не скрывая саркастической усмешки, прервал эту, как он выразился, дурацкую дискуссию и заявил, что уезжает на несколько часов. Группе он велел ждать его возвращения и готовиться к операции. Если уж уважаемый доктор Пишон ручается за успех, откладывать больше нельзя.

Действительно, к вечеру Челли появился на чердаке папаши Вебера и поставил на стол металлический шестигранник высотой в десять сантиметров с торчащими изнутри концами проводов.

Челли резко пресек всякие расспросы и заявил, что не намерен ничего объяснять. Во всяком случае, обстоятельства, при которых Челли так легко раздобыл это сверхсекретное устройство, заставили бы остолбенеть как группу, так и весь остальной мир.

В ночь с 11 на 12 июня «Группа М» интенсивно готовилась к операции.

Папаша Вебер получил дополнительную порцию вина и тройную дозу наркотика. Уснул он так крепко, что можно было свозить его на Луну и обратно.

На подоконнике установили лазерное «ружье». Пишон поместил передатчик под капотом фургона, причем в последний момент выяснилось, что нужна еще антенна. Ее наспех изготовили из найденной на чердаке бронзовой кочерги. Пишон даже вспотел. Он не взял с собой измерительных приборов и вовсе не был уверен, поможет ли старая кочерга передать радиосигнал.

Рыба вычистил и смазал свою верную «беретту». Осмотрел и оружие остальных членов группы. Изготовил термитные заряды и на всякий случай мощную гранату, сконструированную Пишоном.

Руди проверил, как работает мотор фургона, и поставил на максимальную мощность карбюратор за счет увеличения расхода горючего.

Лючия приготовила перевязочные и обезболивающие средства, затем распаковала шарики с Пишоновой смесью и обрызгала их активатором, прикрывая рот толстой тряпкой.

Четыре часа пятнадцать минут. Рыба вошел в захламленную спальню папаши Вебера и подложил под деревянный стол мощный заряд термита. Механизм взрывателя был установлен так, чтобы пожар начался ровно через три с половиной часа. Учитывая, что хозяин дома мог проснуться раньше, Рыба вонзил папаше Веберу в сердце длинный узкий кинжал.

Десятью минутами позже Рыба отправился на своем «мини-моррисе» по направлению к овражку, лежавшему на пути неизвестного дежурного офицера.

День обещал быть ясным. Над полем папаши Вебера заливались жаворонки. На лугу благоухали весенние цветы, гудели пчелы.

В пять часов три минуты доктор Андре Пишон-Лало привел «ружье» в действие.

Пятница, 12 июня, 9 часов 05 минут. Двадцатичетырехлетний журналист Георг Пфёртнер как раз кончил бриться и, как обычно, заспешил. Поезд, которым он каждое утро добирается из Майергофа в редакцию «Последних новостей» в Бамбахе, прибывает в девять пятьдесят, а Георгу надо еще позавтракать и добраться до вокзала, для чего потребуется не меньше пятнадцати минут.

В довершение всего звонит телефон.

— Георг? Это Петер. У меня для тебя интересная новость.

— Дружище, я тороплюсь на поезд. Старик выкинет меня из редакции, если я все время буду опаздывать.

— Когда я скажу, что случилось, ты сможешь наплевать на «Последние новости» и своего дурака шефа. Слушай, полчаса назад на Восточной улице, около магазина Кампера, нашли старый фургон с французским номерным знаком. Из кузова стекала кровь. А знаешь, кто оказался внутри? Тяжело раненный унтер-офицер бундесвера. Ну, разве это не тема для газетчика? А услышишь имя этого унтер-офицера, сразу поймешь — дело нешуточное. Его зовут Виллиберт Паушке. Понял, о ком я говорю?

— Какой Паушке? Не сын ли Арнима Паушке?

— Тот самый, дружище, тот самый. Ну, что ты на это скажешь?

— Петер, не знаю, как тебя благодарить. Бегу в полицию. К кому там обратиться?

— Никуда ты, друг, не побежишь. Я тебе об этом сказал под большим секретом. Все это дело — сверхсекретное. Комиссар уже доложил в Ведомство по охране конституции и теперь ни словечка не пикнет.

— Так зачем ты мне тогда позвонил?

— Чтобы ты вел себя, как полагается журналисту. Пиши что хочешь, но ни на кого не ссылайся. Про себя я даже не говорю.

— Кто установил личность Паушке?

— Некий капрал Фиршталь, если тебя это интересует. Но при этом были и какие-то штатские.

— А Паушке жив?

— Жив. Но случай, кажется, тяжелый. Он в госпитале Святого Иоанна.

— Ладно, Петер. Спасибо. Позвони, пожалуйста, вечером. Я приступаю к работе.