Но в службе на базе и правда что-то есть от фронтовой обстановки, хотя в Европе сейчас мир и нет оснований думать, что это изменится. Может, дело в том, что на базе работа гораздо серьезнее бессмысленных занятий в казарме. Дежурят здесь только шесть часов в сутки, потому что главный психолог бундесвера сказал, что более длительное пребывание в контрольном помещении может отрицательно сказаться на ясности ума. А от нее зависит слишком многое, чтобы командование НАТО могло хотя бы в самой минимальной степени рисковать.

Дежурному офицеру запрещается покидать контрольное помещение даже на секунду. Каждые четыре минуты он обязан «зрительно проверить» (как красиво сказано в уставе) все тридцать четыре лампы, сигнализирующие о работе Главной сети безопасности. Каждые полчаса он должен рапортовать командованию дивизии о том, что ничего не случилось. Донесений, разумеется, никто не читает. Но если хоть одно вовремя не поступит, причем с точностью до тридцати секунд, тогда на командном пункте дивизии вечно бодрствующий компьютер, подсоединенный к хронометру, немедленно поднимет тревогу и вдобавок внесет, так сказать, соответствующую запись в электронное досье офицера.

Наконец, ежечасно дежурный офицер должен принимать донесения начальников патрулей, ибо sicher ist sicher:[1] внешние защитные устройства охраняют на базе также и люди, вооруженные неправдоподобным количеством стреляющего металла.

А больше делать нечего. Дежурному нельзя читать, решать кроссворды, смотреть телевизор, звонить фрейлейн Викки, чтобы услышать ее милый голосок, нельзя даже рисовать зайчиков под елочкой. Фон Випрехт предполагает, хоть доказательств и нет, что за дежурными офицерами непрерывно наблюдают скрытые телевизионные камеры. Шести часов такой службы, особенно в самое трудное время суток, между полуночью и шестью утра, совершенно достаточно, чтобы после возвращения в Эшерпфар повалиться на кровать и намертво уснуть.

В сущности, единственное достоинство этой проклятой службы (потому что ни в какие взаправдашние тревоги никто давно уже не верит) сводится к тому, что, хоть она и размерена с точностью до минуты и даже до секунды, без сюрпризов все-таки не обходится. Например, за час до дежурства офицер должен пройти так называемое медицинское обследование, хотя правильнее было бы назвать его расследованием. Можно еще понять, когда даже минимальное содержание алкоголя в крови или, скажем, малейшая зубная боль влекут за собой отстранение от службы. Трудно, однако, уразуметь, почему военный врач-психиатр, ничего не объясняя, выносит заключение о «временной неспособности к несению службы» или почему дежурный психолог делает в офицерской санитарной книжке какие-то таинственные пометки, практический смысл которых сводится к тому, что офицера не допускают к очередному дежурству.

А может, и нечего удивляться. В подземных складах базы № 6 находятся кое-какие игрушки, которые пол-Европы способны разнести в пух и прах. Устав строго возбраняет вести какие бы то ни было разговоры насчет «предметов особого назначения», а потому офицеры зовут их между собой «нетопырями». Неизвестно, кто выдумал это идиотское название. Толстые серебристые сигары скорее уж напоминают гигантский огурец, нежели какое-нибудь животное. Разве что после того, как их вмонтируют в корпус ракеты-носителя. Но этого еще никто из персонала шестой базы собственными глазами не видел. На учениях используют наскоро изготовленную бутафорию, которая может только рассмешить.

Капитан фон Випрехт окидывает взглядом контрольные лампы, а затем смотрит на укрытые за непробиваемым стеклом плоские электронные часы, которые регулируются с командного пункта дивизии.

Невероятно. Четыре минуты седьмого, а смены все нет! И что еще хуже, не поступило донесения от начальника последнего патруля, симпатичного и рассеянного унтер-офицера Паушке, сына известного Паушке… С того дня, когда капитан фон Випрехт был зачислен в личный состав базы № 6, такого еще не случалось. Не случалось этого, кажется, и за всю историю базы.

Теперь вступают в дело те полуавтоматические навыки, которые на протяжении нескольких недель прививались офицерам, прошедшим «курс интенсивной психологизации».

Фон Випрехт расстегивает кобуру пистолета и передвигает ее на живот. Снимает с предохранителя. Сопоставляет время на электронных часах со временем на служебном «Ролексе». Да, сомнений нет. Надо действовать.

Он нажимает клавишу «желтой тревоги»: «ВКЛЮЧИТЬ В ЛЮБОЙ НЕОПРЕДЕЛЕННОЙ СИТУАЦИИ, СИГНАЛ ПОСЛАН НА КОМАНДНЫЙ ПУНКТ ДИВИЗИИ».

Фон Випрехт подходит к радиотелетайпу и двумя пальцами левой руки (правая на поясе около кобуры) набирает на клавиатуре:

Перфорированная лента исчезает в барабане шифровальной машины. Через одиннадцать секунд, когда дешифратор на другом конце линии выплюнет телекс с Секретной базы, зашевелятся в штабе дивизии. Разумеется, никакой паники: «желтую тревогу» объявляют несколько раз в году. Дежурный офицер штаба направит специально назначенным подразделениям приказ stand-by, то есть «готовность к боевой тревоге». Разбудят офицеров технических служб. Дежурный пилот вертолета займет место в кабине. На пункте командования противовоздушной обороной загорятся предостерегающие сигналы. Компьютер Генерального инспектората бундесвера сам себя запрограммирует на состояние готовности.

Фон Випрехт много раз видел, как это происходит. И сейчас он абсолютно уверен, что, как это всегда бывало, таинственные факты скоро найдут объяснение.

Капитан, в сущности, даже доволен, что с ним произошел столь необычный случай. Будет что вспомнить, когда он перейдет на службу в штаб округа, а потом в генеральный штаб.

Повинуясь выработанному за годы рефлексу, фон Випрехт бросает взгляд на контрольные лампы Главной сети. Увиденное приводит его в остолбенение. Такая ситуация не предусмотрена никаким уставом и не проигрывалась ни на каком моделирующем устройстве.

Только две из тридцати четырех контрольных ламп горят ровным зеленым светом. Остальные погасли. Просто погасли. А офицеров учили, что это технически невозможно. Разрыв в любом месте Главной сети приводит к тому, что вместо погасшей зеленой лампы загорается ярко-красная, с собственным источником питания, не гаснущая и независимая от сети. Такую штучку когда-то хотели купить американцы и японцы (это только с виду примитивное устройство), но командование бундесвера воспротивилось продаже лицензии. Sicher ist sicher, и очень хорошо, что это немецкое изобретение.

Он протирает глаза. Бесполезно. На контрольном табло ничего не изменилось.

Фон Випрехт действует теперь чисто механически. Прежде всего вынимает из находящегося под рукой набора психотропных средств таблетку «Б». Да, вот она: красно-зеленая, четвертая слева в первом ряду. В течение тридцати секунд таблетка проясняет голову и прогоняет страх. Затем, минуя клавишу «зеленой тревоги» и мгновение помедлив, капитан энергичным движением вытянутого пальца включает сигнал «красной тревоги»: «ВКЛЮЧАЕТСЯ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ ОПАСНОСТИ ИЛИ СЕРЬЕЗНОЙ АВАРИИ, ПО ТРЕВОГЕ БУДЕТ РАЗБУЖЕН КОМАНДИР ДИВИЗИИ. БЕСПРИЧИННАЯ ПОДАЧА СИГНАЛА ДИСЦИПЛИНАРНО НАКАЗУЕМА».

Да, это как раз случай, какого еще не было на базе № 6. Надо разбудить командира дивизии, которому подчинена база.

Фон Випрехт стоит у радиотелетайпа. Левой рукой он выстукивает рапорт.