Литмир - Электронная Библиотека

— Ты опять про это? — не скрывая иронии, говорит Пишон. — Старик, смерть биологически неизбежна для каждого зоологического вида. Какая, в сущности, разница — умереть раньше или позже? Что еще ты хотел бы пережить, что испытать, что увидеть? Возьми себя в руки, Челли. Убивать и умирать — это две стороны одного и того же явления. Или ты убиваешь, или тебя убивают. Жизнь — не что иное, как умирание в рассрочку. А что касается боеголовки, скажу тебе правду. Не знаю. Просто не знаю. Меня это совсем не интересовало. Единственное, что меня все три месяца занимало, — игра. Выиграю или проиграю? Разгадаю эту проклятую систему или придется сдаться? Не люблю, мой дорогой, об этом рассуждать, но раз ты требуешь объяснений, то скажу: такая игра — вот единственное, что достойно человека. И мужчины. Ты читал когда-нибудь Макса Штирнера?

Пишон ловит короткий презрительный взгляд Челли, и этого достаточно, чтобы он сразу изменил тон.

— Что тебя волнует? — с раздражением говорит Пишон. — Статистическая вероятность? Пожалуйста, могу дать исчерпывающий ответ, хотя уже пытался объяснить это всей группе. Челли, может, ты все-таки научишься слушать, а не только приказывать? Пункт первый: существует теоретическая вероятность, что наша боеголовка выделяет опасную для здоровья и жизни радиацию. Она равна, как я полагаю, примерно одному к тысяче. Да, ведь ты понятия не имеешь о теории вероятности. Хорошо. Попробую объяснить по-другому. Если бы мы везли тысячу головок, то одна из них наверняка давала бы опасное для жизни излучение. Так получается по американским нормам. Пункт второй: существует весьма незначительная вероятность того, что даже боеголовки совершенно безупречной конструкции могут выделять радиацию после того, как их извлекут с законного, так сказать, места складирования. Это статистическая вероятность более высокого порядка, как я уже объяснял. Чего еще тебе надо? Пункт третий: гораздо важнее, что мы захватили боеголовку, а не то, что бросили ее. Нам удалось вывести из строя систему ЛКС, это нагонит на бундесвер такой страх, что… И хочу тебе напомнить, что хороший садовник чаще выпалывает и подрезает, чем сажает и сеет. Моя философия — это разрушение. Только поэтому я к вам пришел, не интересуясь деталями. Я лично очень доволен нашей акцией. Я доказал, что́ могу. В другой раз сделаю все быстрее и лучше.

— Постой, — прерывает его Челли. — Мы истратили двадцать тысяч марок из революционного фонда, вернее, даже тридцать тысяч, и за это Центр должен получить какой-то результат.

— Челли, — смеется Пишон, — может, ты будешь так любезен объяснить наконец, что это за Центр, про который ты то и дело бурчишь себе под нос? Чего этим людям надо? Я ничего не имею против того, чтобы разок-другой как следует насолить буржуазной системе в этой стране. Но не строй ты из себя египетского жреца. Скажи, наконец, кто и зачем финансирует наши операции, если нам нужны деньги, и кто забирает себе все миллионы, добытые экспроприациями. Ты знаешь, мне лично мало нужно и на все это я бы наплевал, но хотелось бы все-таки знать, кому и зачем я служу.

— Не думаю, Пишон, что ты про это когда-нибудь узнаешь, — желчно отвечает Челли. — У нас кто слишком много спрашивает, исчезает, как говорится, таинственным образом.

— А как было дело с неизвестно откуда появившимся передатчиком? — не уступает Пишон. — Это вещь, которую купить нельзя.

— У тебя других забот нет?

— Ага, нет. Откровенно скажу, что я думаю. Я не верю, Челли, что этот ящичек ты приобрел просто так, у какого-нибудь падкого на деньги паренька. У тебя, должно быть, есть весьма загадочные знакомства.

— А если и есть?

— Пустяки. Меня это не волнует. Но думаю, что Рыба охотно выслушает мои предположения. Разве не случалось так, что провокаторы проникали в революционное движение?

С минуту Челли молчит, прибавляет газ, потом сбавляет скорость.

— Что ты сказал? Ты назвал меня полицейским провокатором?

— Нет. Я размышляю вслух и пытаюсь найти объяснение.

— Ладно, Пишон. Скажу тебе кое-что важное. Ни слова ты от меня не услышишь насчет этого передатчика. Есть вещи посерьезнее, чем самочувствие доктора Пишона.

— Этого вполне достаточно. Я поставлю тебя, милый друг, перед революционным судом. Как тебе известно, приговоры у нас в исполнение приводит Рыба. И пусть тебя от него спасает этот твой Центр.

— Дурак ты, Пишон. Ох какой дурак! Скорей уж Рыба прикончит тебя, мой милый доктор, потому что смертельно ненавидит таких умников, как ты.

— Лично мне род смерти глубоко безразличен. Можно погибнуть от радиации, можно — от пули, которую пошлет мне в спину наш друг Рыба. Но разве не пришло тебе в голову, дружище, что вместе со мной придет конец твоей «Группе М», вернее сказать, ее жалким остаткам?

Челли зажигает сигарету, хотя вообще-то не курит, ибо считает курение, как он однажды заявил, одним из буржуазных методов оболванивания масс.

— Пишон, — говорит он, — ты прохвост и каналья.

— Верно, Челли. Этого не скроешь. А можешь сказать, что из этого следует?

— А как же. Я доложу Центру об этом разговоре.

— Ты смешон, Челли. Нет никакого Центра, и ты это прекрасно знаешь.

— Выходит, передатчик я тебе купил на барахолке?

— Нет, мой милый. Ты получил его в подарок от армии или полиции, чтобы втереть нам очки.

— Выбирай слова, паршивый недоносок!

— А зачем? Разве я не правду говорю? Что ты мне можешь сделать? Застрелить? Ты вдвойне смешон. Стреляй, пожалуйста. Ну, вынимай пушку.

— Чертов кретин.

— Легче всего, Челли, это сказать. Пока я от тебя не услышу хоть какую-нибудь сказочку насчет приемника, на объяснения с моей стороны можешь не рассчитывать. Не скажу, почему я не так уж решительно настаивал, чтобы взять с базы свинцовый кожух. Не скажу, что я на самом деле думаю о вероятности нашего облучения. Хотя, как тебе известно, я доктор химических наук и смыслю в этом во сто раз больше тебя. Ну, быстро пошевели мозгами, выдумай какую-нибудь сказку, идиот ты этакий!

— Пора с тобой кончать, — шипит Челли. — Ты, вижу свихнулся от большого ума, от всяких дипломов и степеней.

Вдруг Челли замолкает на полуслове, тормозит, съезжает на обочину.

— Легавые, — шепчет он. — Видно, опять облава на террористов.

И верно. Вдали показался длинный ряд автомашин. Левая полоса на время перекрыта. В ярком свете июньского утра мелькают полицейские мундиры и — да, точно — зеленоватые мундиры штурмовых групп.[4]

— Ну, я смываюсь, — торопливо говорит Челли. — Изволь быть в Верденберге не позже половины первого. Пообедаем вместе в ресторане «Под золотым колоколом». Слышишь? «Под золотым колоколом». Метрах в трехстах от площади. Думаю, найдешь.

И Челли уже нет. У этого человека удивительная способность прямо-таки растворяться в воздухе. Хотя с правой стороны дороги только сад, огороженный колючей проволокой, и два-три крестьянских домика, увитых зеленью дикого винограда.

Пишон с минуту размышляет, что делать с передатчиком. В украденной машине он находит чьи-то перчатки, шерстяной плед, книги, садовые ножницы и походную аптечку. Так. Аптечка весьма пригодится. Пишон вынимает из нее длинный бинт, открывает затычку бензобака (к счастью, не запертого на ключ) и бинт погружает в бензин.

Обгоняющие Пишона машины сигналят фарами, гудят, тормозят. Очередь на контроль каждую секунду увеличивается. Водитель краденой машины хранит абсолютное, невозмутимое спокойствие. Обматывает передатчик смоченным в бензине бинтом (самый лучший способ сбить со следа полицейских собак) и не спеша идет к саду возле дороги, выкапывает за забором небольшую ямку и кладет туда замотанный в бинты передатчик. На краю дороги вбивает в землю ключ зажигания: когда надо будет отыскать передатчик (кто знает, вдруг снова понадобится), долго возиться не придется.

После этого доктор Пишон-Лало накладывает на лицо свою великолепную и надежную маску. При такой нерасторопности штурмовые группы могут искать террористов еще сто лет.

вернуться

4

Имеются в виду предназначенные для борьбы с террористами специальные подразделения войск пограничной охраны ФРГ (Grenzschutz).

23
{"b":"544859","o":1}