Лютнер потирает лоб. Теперь он точно знает, что ведется крупная игра на самую высокую ставку, но по-прежнему не может уловить ее смысла. Жаль, что умер старый, мудрый президент Вестерманн: он наверняка бы знал, как поступить.

— Во-первых, — обращается канцлер к начальнику секретариата, — перенесите заседание правительства на одиннадцать часов тридцать минут. Во-вторых, пусть министр обороны явится как можно скорее. В-третьих, вызовите моего военного адъютанта и трех дежурных переводчиков: на английский, на французский… да, и на русский.

На лице доктора Пфейфера не дрогнул ни один мускул. Этот человек мог бы нажить состояние игрой в покер.

— Ну хорошо, господин доктор, — говорит Лютнер. — Благодарю, что поспешили с информацией. Я согласен с вами: это очень важно, хотя, откровенно говоря, пока не вижу повода для паники.

Лютнер хочет выглядеть перед Ведомством по охране конституции как человек, который владеет своими чувствами, уверен в себе и способен быстро реагировать в кризисный момент.

— Но прежде чем мы расстанемся, я надеюсь услышать от вас какую-нибудь предварительную, сугубо рабочую версию насчет этого странного происшествия. Вы уверены, что боеголовка, если это действительно она, американского производства? Может быть, она другого, то есть вражеского, происхождения? Как могло получиться, что она вдруг оказалась в Майергофе, где, насколько мне известно, нет никаких военных объектов? Откуда и куда ее перевозили и кто это мог сделать? Почему молодой Паушке оказался в фургоне с боеголовкой?

— По первому вопросу, — говорит Пфейфер, — мы сможем что-нибудь сказать только вечером, когда боеголовку осмотрят эксперты. Что же касается обстоятельств, при которых боеголовка найдена в Майергофе, откровенно скажу, что опасаюсь самого худшего. В фургоне найден, например, дамский носовой платок, который, как известно, не является предметом армейской амуниции. Кроме того, есть и некоторые другие приметы, которые заставляют предполагать, что боеголовка — рискну высказать не обоснованное пока предположение — выкрадена террористами. Может быть, даже «Группой М», с которой мы боремся уже несколько лет, к сожалению с переменным успехом.

Лютнер внимательно смотрит на Пфейфера. Интересно: сколько в этом надувательства и сколько правды? Но версия насчет террористов, кажется, наиболее правдоподобна. Кому еще придет в голову украсть нейтронную боеголовку? Разумеется, если считать, что Пфейфер говорит правду и Ведомство по охране конституции не выдумало всю историю с какой-то темной целью. От него всего можно ожидать. Даже такого.

Проблема не только в том, откуда взялась эта проклятая боеголовка, найденная в Майергофе. Если каким-то образом ее выкрали со складов бундесвера или с американских пунктов складирования на территории ФРГ, будет назначено следствие, которое установит истину, а виновные, невзирая на чины и должности, предстанут перед судом. В конце концов все эти дорогостоящие системы безопасности, которыми кичится армия, должны по крайней мере защищать боеголовки от грабителей. Если же боеголовка каким-то таинственным образом контрабандой заброшена на территорию ФРГ извне, тогда просто страшно подумать, что произойдет, если об этой истории узнает пресса. Никто ведь не поручится, что в ФРГ находится в этот момент только одна боеголовка. С таким же успехом их может быть пять или пятьдесят. И никакие заверения тогда не помогут. Люди бросят все свои занятия и начнут искать боеголовки даже под кроватью у соседа. Может дойти до самочинных расправ, уличных столкновений и такого взрыва истерии, с которым уже не совладать. Да, эта злополучная пятница началась как нельзя хуже.

— Можете ли вы сколько-нибудь надежно перекрыть германо-французскую границу на всем ее протяжении? — спрашивает Лютнер. — Нельзя, вероятно, исключить и возможности того, что боеголовка тайно переброшена из Франции.

— Собственными силами нам этого не сделать, — отвечает Пфейфер. — Но если вы дадите приказ министру внутренних дел, пограничные части смогут установить что-то вроде частичной охраны границы. Подчеркиваю: частичной. Полную гарантию может дать только армия.

— Но части бундесвера не могут, как вам известно, располагаться в приграничной полосе. Об этом говорится в Парижских соглашениях 1954 года.

— Да, действительно. Я об этом забыл, — говорит Пфейфер, и в его глазах появляется издевательский оттенок, что снова вызывает у канцлера подозрения и гнев. Черт его знает, что за игру ведет этот Пфейфер. Слава богу, теперь на эту тему выскажется армия. А военным канцлер безоговорочно доверяет.

— Хорошо, — Лютнер протягивает Пфейферу руку. — Я прощаюсь с вами, доктор. Прошу регулярно меня информировать. Будем надеяться, что ваше предположение насчет террористов не оправдается. Если же оно верно, нам с вами придется бесславно уйти в отставку. Не говоря уж о бедственных последствиях для нашей страны.

Ровно в 10 часов 35 минут, к ужасу терпеливо ожидающей приема фрау Швелленберг и разобиженных молодых людей из Майнца, в кабинет канцлера проходит министр обороны Петер Граудер. Не ожидая приглашения, он садится в кресло перед письменным столом, потом встает, словно напуганный собственной невоспитанностью, и громко начинает докладывать:

— Господин федеральный канцлер! На мне лежит печальная обязанность доложить вам о совершенно невероятном событии, которое, на мой взгляд, угрожает судьбам Федеративной Республики. Полагаю, что вы должны об этом узнать еще до сегодняшнего заседания правительства. Сегодня утром группа неизвестных лиц совершила нападение на Секретную базу № 6, находящуюся в районе оперативных действий 14-й Ганноверской механизированной дивизии. Нападавшие застрелили дежурного офицера и четырех солдат. Остальная часть караула, которая отдыхала после несения службы, отравлена неизвестным химическим препаратом. Система безопасности на базе полностью выведена из строя, чего мы совершенно не можем объяснить, так как теоретически это невозможно. Похищен один унтер-офицер, который — что придает делу особый оттенок — был сыном Арнима Паушке. Мы думаем, его похитили, так как до сих пор службу он нес безупречно и ничто не говорит о том, что он был в сговоре с налетчиками. Судя по тому, как четко проведена была операция и насколько сложное техническое оснащение использовалось ее участниками, у нас есть основания предполагать, что нападение совершила десантная группа противника или состоящие у него на службе диверсанты из числа гражданских лиц. Но самая большая опасность заключается в том, что напавшие вывезли с базы одиннадцать нейтронных боеголовок мощностью от половины до трехсот килотонн.

Лютнер бледнеет и встает из-за стола.

— Что вы сказали? Сколько боеголовок?

— Одиннадцать, господин канцлер.

— Вы в этом совершенно уверены?

— Разумеется, господин канцлер. На место происшествия направлен надежный и опытный офицер Генерального инспектората бундесвера. Четверть часа назад он передал мне эту информацию, основываясь на рапорте командира дивизии и собственных наблюдениях.

— Вы исключаете возможность какой-нибудь ошибки или недоразумения?

— В этих вопросах высшие офицеры, как правило, не ошибаются.

«Значит, так, — думает Лютнер. — У меня в руках бесспорное доказательство, что Ведомство по охране конституции готовит какой-то заговор. Используя подвернувшийся и до сих пор не нашедший объяснения случай, они решили присвоить десять нейтронных боеголовок. Военные наверняка говорят правду.

Нет. Это все-таки невозможно. Они бы никогда не ввязались в такое рискованное дело, прекрасно зная, что я прежде всего затребую мнение министерства обороны. Что-то тут не сходится. Но что? Что?»

— Господин министр, — спокойно, только чуточку медленнее, чем обычно, говорит канцлер, — где расположена Секретная база № 6?

— Между Бамбахом и Уппердингеном, в шести километрах на юго-восток от небольшого поселка Эшерпфар. Совсем недалеко от французской границы.

— Пожалуйста, еще точнее. Какой крупный город находится поблизости?