— Со своими мыслями! — отрезал комиссар довольно грубо.

— Я думала, что ты только спишь со своими мыслями, — пошутила Эмма. — А ты, оказывается, с ними еще и совещаешься.

— Ха-ха! — кисло сказал своей остроумной девочке комиссар.

Ему было вовсе не до смеха. То, что ему сейчас предстояло решить, напоминало муки минера перед миной неизвестной конструкции. А минер, как известно, ошибается только один раз, дважды не удавалось пока никому.

«Если дадут этому делу ход в Кремле, — размышлял комиссар, — то уже через месяц я носил бы два ромба в петлицах и переехал бы в Москву, где руководил бы огромным отделом в центральном аппарате НКВД. Но через голову Берии не перепрыгнуть, любая моя докладная будет спущена в ведомство. Тагиров — ставленник Берии, вместе работали. Что знает Тагиров о Берии, а Берия о Тагирове? Разве это узнаешь? Берия может и пальцем не пошевелить в защиту „великого хана“, но может и ликвидировать комиссара, если их связывает нечто большее, чем дружба».

В дружбу комиссар не верил, слишком часто его предавали друзья, еще чаще предавал друзей он сам, а сколько доносов и заявлений друзей друг на друга ему пришлось прочесть за время своей работы в НКВД…

«Кажется, французы придумали поговорку: „Предают только друзья!“ У врагов это не предательство, а естественное поведение, — продолжал размышлять о своем тяжелом положении комиссар. — Как поступить в таком случае? Спрятать в сейф такой убийственный материал? Но Тагиров под меня „копает“. И успешно! Последний сигнал из Москвы был удручающим: Берия обещал подумать о судьбе комиссара. А это в лучшем случае — какой-нибудь нищий район в забытом богом уголке нашей необъятной родины».

Был, правда, еще один путь, но только он был еще более опасным: пойти к Тагирову и выгодно продать ему этот материл.

Викентий Петрович не думал об участи обманутого Джебраилова, она была и так решена, колебался он по другой причине, страшно было соваться самому в логово тигра. Тагиров стрелял быстрее, чем говорил, а про таинственные исчезновения из его кабинета просто ходили легенды.

Комиссар все же решил позвонить Тагирову, несмотря на противный холодок, который прошелся по хребту. Тем более что у него была «вертушка», правительственная связь с его кабинетом.

Помощник Тагирова мгновенно снял трубку:

— Слушаю!

— Морданов, устрой мне аудиенцию у Мир-Джавада Аббасовича!

— Приезжайте, Викентий Петрович! — любезно пригласил помощник, по голосу определявший всех более-менее заметных людей в окружении своего шефа. — Мир-Джавад Аббасович проснулись.

Они поняли друг друга с полуслова. Морданов заволновался, узнав о «домашнем» аресте Джебраилова, который Тагиров может и не успеть предотвратить, но понял, что и комиссар, в свою очередь, заволновался, узнав о нависшей над ним опасности, и ему есть что предложить Тагирову.

Морданов встретил комиссара у входа во дворец, поеживаясь на холодном утреннем ветру. В порыве верноподданничества, а может, просто весна в его представлении теплое время года, он забыл потеплее одеться и мерз, ожидая приезда комиссара.

Комиссар приехал быстро, за что охолодавшая душа Морданова была ему очень благодарна. Морданов привел комиссара в кабинет Тагирова и, закрыв двери на ключ, встал возле них на охрану, вернее, на карауле.

Тагиров приветливо улыбнулся комиссару. Он завтракал в кабинете, но при виде гостя вышел из-за стола, пошел ему навстречу и даже обнял.

«Это уже совсем плохой признак! — с тревогой подумал комиссар. — Значит, нечего рассчитывать и на „занюханный Мухосранск“».

Комиссару терять было нечего. Тагиров тоже хорошо это понимал, поэтому немного волновался, не зная, что у этого хитрого русского спрятано за пазухой.

— Только я о тебе подумал, комиссар, а ты уже в дверях! — неприятно прокаркал всесильный «хан». — Идеальный подчиненный читает мысли своего начальства! Что там, дорогой, натворил мой темпераментный земляк? Твою служанку задушил? Говорят, против него много улик сделали: отпечатки разные, фигли-мигли. Почему только он отказался от знакомства с ней? Как по-твоему? Есть свидетели?

— Есть фотографии! — комиссар тянул время, зная, что первый козырь липовый, карта меченая. — Я взял с собой одну.

И он протянул фотографию Тагирову, продемонстрировав искусство Пулата.

Тагиров долго рассматривал фотографию, и, чем дольше он ее смотрел, тем у него на душе становилось спокойнее.

— Это ничего не доказывает! — и он вернул фотографию комиссару. — Можно подсунуть любую девку любому. Не забывай, мы с Лаврентием Павловичем не только друзья, но коллеги.

Намек был более чем понятен.

«И это все, что имеет против меня комиссар?» — подумал Тагиров, и презрение к гяуру появилось на его лице.

Комиссар решил больше не играть в прятки и молча протянул пачку исписанных листов бумаги, показания Джебраилова.

Тагиров с интересом взял бумаги, но заметил мимоходом, усмехнувшись:

— Я думаю, Джебраилова надо передать работникам прокуратуры!

— Не имею права! — тоже усмехнулся комиссар. — Только по распоряжению центра.

— Распоряжение будет! — уверенно заявил Тагиров и сел читать показания.

Читал он показания Джебраилова медленно и очень внимательно, но, надо отдать ему должное, ничто не дрогнуло в его лице. Комиссар с удовольствием наблюдал за ним. Предчувствие еще никогда его не обмануло. А он чувствовал, что Тагиров пойдет на уступки и, главное, на союз с ним.

— Кто знает еще об этом? — спросил он спокойнее, возвращая рукопись комиссару. — Ты говорил уже с центром?

— Друзья Лаврентия Павловича — мои друзья! — витиевато ответил комиссар. — А я не из тех, кто предает друзей!

Такой ответ понравился Тагирову, хотя он не обманывал себя и прекрасно знал, что это — не более чем слова, а на самом деле комиссар обезопасил себя и принял необходимые меры предосторожности.

— Садись, позавтракай со мной! — неожиданно предложил Тагиров.

Комиссар обомлел. Такое приглашение говорило яснее других слов, что комиссару оказана самая высокая почесть, какая только может быть на этом свете.

Естественно, что он поспешил воспользоваться приглашением. А за столом Тагиров еще раз поставил все точки над «и».

— Зашел ты в кабинет смертником, выйдешь другом! — сообщил он комиссару. — Молодец! Скажи, что будем делать с этим клеветником?

— Он исчезнет! — пообещал жестко комиссар.

— Не сбежит? — уточнил Тагиров.

— Оттуда еще ни один не сбегал! — усмехнулся комиссар, показав на потолок.

Тагиров успокоился и решил позвонить прямо при комиссаре в Москву. Как только его соединили с Берией, он коротко сказал:

— Лаврентий! Мы нашли с комиссаром общий язык! Оставь его мне!..

Участь Джебраилова была ужасна: комиссар отдал его своему верному Пулату, и Джебраилов исчез с лица земли. Только вряд ли он умер легкой смертью.

«Отлились коту мышкины слезки!»

Сарвар проснулся утром очень рано от странного бульканья и всплескивания воды. Открыв один глаз, он увидел отца, чистившего зубы и полощущего рот над жестяным тазиком. Сна как не бывало. И опять глухая звериная ярость стала душить Сарвара, и он, чтобы избавиться от нее, закричал:

— Ты что спать не даешь? Во дворе не можешь умыться?

Отец вздрогнул от его крика, побелел, втянул голову в плечи, словно ожидал за окриком удара. Затем робко и медленно оглянулся и увидел проснувшегося сына.

— Во дворе с утра еще холодно! — сказал он медленно и дружески улыбнулся.

Плеснув из стоящего рядом кувшина себе на ладонь воду, отец еще раз сполоснул глаза, лицо и шею, вытерся суровым полотенцем и, бросив его ловко на спинку стула, подошел к сыну.

Сарвар следил за ним, но не испытывал к нему не только ни капельки жалости, глядя на скелетообразное густо-волосатое тело с торчащими ребрами и лопатками, одетое в одни солдатские подштанники, но и с трудом сдерживая брезгливость.