Отец сел на кровать сына и провел рукой по его голове.

— Бедный! Ты все еще видишь во мне врага? — решился он на разговор. — Перековался я, поэтому и отпустили. Да и виноват я ни в чем не был.

— Невиновных не сажают! — зло сказал Сарвар.

— Ошибаются! — не менял тона отец. — И еще как! Ты что, не слышал: «Не ошибается тот, кто ничего не делает!» Ежова и Ягоду за что расстреляли?

— Они продались врагам! — без тени сомнения сказал Сарвар. — За взятки стали их спасать от расстрела!

— Интересная версия! — усмехнулся отец. — Кто что говорит! Если расстреляют Берию, тоже скажут: «английский шпион!» У нас по-другому не умеют! Народу нужен понятный штамп, желательно бытовой! Или, что он отпускал врагов народа на свободу. Сказать все можно, если всему верят. Удобно!

Отец зябко поежился и неожиданно для Сарвара нырнул к нему под одеяло. Сарвар настолько был ошарашен, что у него перехватило горло от злобы и ненависти, и он только сдавленным голосом удивления прошептал:

— Ты что? — и, приподнявшись на локте, отодвинулся резко к стенке.

— Холодно стало! — пояснил отец. — Я так намерзся в Норильске. Хочу поговорить с тобой о нашей дальнейшей жизни.

Ледяное костлявое тело с густой мохнатой растительностью на руках, на груди и даже на спине вызвало такое глубокое чувство омерзения у Сарвара, ему на несколько секунд стало так плохо, что он чуть было не свалился в обмороке. Но быстро пришел в себя, заставил усилием воли, и, сбросив одеяло, вылетел пулей из кровати, бормоча себе под нос: «Привыкли заниматься в лагере непотребными штучками»…

Быстро одевшись, не умываясь, он выскочил из дома. Его всего била нервная дрожь, все внутри клокотало от негодования. В эту минуту он был способен на убийство.

«Приехал и ведет себя как ни в чем не бывало, — бесился про себя Сарвар. — Ни стыда, ни совести! Говорить он, видите ли, со мной хочет. Даже не спросил: хочу ли я с ним говорить? Каторжник!.. Что я говорю? Дурак! Сам не понимаешь, что говоришь! Отец все-таки! Какой-никакой, а отец! Аллах, спаси и помилуй! Лед в груди, пламя в голове! Змея и огонь!»

Сарвар бросился к мечети, к небольшой старинной мечети. Сколько ей было лет, сколько она простояла на белом свете, никто уже не помнил, даже сам мулла. Может, была она построена вместе с крепостными стенами, окружающими Старый город. Сарвар иногда заходил в мечеть в летнюю жару. Внутри было спокойно и прохладно. Суетные звуки не долетали в эту обитель общения с аллахом. Сарвар хорошо знал арабский язык, отец с самого детства сына говорил с ним на трех-четырех языках, и Сарвар, кроме родного и русского, знал хорошо еще турецкий и персидский, в довесок к арабскому. После ареста отца Соня успела унести его рукописи и часть книг, самые редкие, вместе со старинными свитками трудов древних философов и мыслителей. Мать арестовали лишь через несколько дней.

И Сарвар хорошо знал Коран. После знакомства с Илюшей, когда знакомство перешло в дружбу, он как-то взял почитать Библию и убедился, почитав Ветхий Завет, что знакомство пророка Мухаммеда с иудаизмом было близким и многогранным, даже многосторонним. Пророк был старательным прилежным исследователем Библии. Тщательно сравнивая тексты Корана и тексты еврейского Ветхого Завета, Сарвар с полной уверенностью мог сказать, что первый еврей, Авраам, на самом-то деле был мусульманином, и абсолютно прав мулла, что евреи искажают текст Корана в своей Библии. Сарвар плохо знал историю, в школе это не проходили, простое сравнение эпох и дат, цифр, веков могло бы ему подсказать, что пророк Мухаммед взлелеял новые ростки еврейских идеалов монотеизма через шесть веков после того, как апостол Павел с группой евреев поверил, что, отказавшись от сковывающего еврейского Закона и обретя Бога в образе человека — Иисуса, Сына Божьего, человечество более охотно примет Закон Бога и пойдет путем самосовершенствования. Тем путем, которым евреи пошли двенадцать веков назад после откровения в Синайской пустыне, общения Моисея с Богом.

Возле мечети стояла большая толпа разгневанных мусульман. А сама мечеть охранялась большим количеством солдат с винтовками и милиционеров с демонстративно расстегнутыми кобурами пистолетов и револьверов на поясах.

Не оставляла ни малейшего сомнения и стоявшая рядом с мечетью машина-кран с висящей на стреле крана огромной каменной «бабой», так называли шар, которым, словно тараном, разрушали стены домов, обреченных на слом. В кабине крана уже сидел улыбающийся крановщик Ахмед, по кличке Паша, приготовившийся к своей привычной работе, он даже находил в ней какое-то удовольствие, делал ее весело, быстро и с шуточками-прибауточками, типа «ломать — не строить».

Из мечети сотрудники органов в штатском выводили муллу и его прислужников. Было очевидно, что им дали в последний раз помолиться, но все равно вид у них был растерянный и жалкий. Молитва их единому аллаху закончилась вопросом: как он мог допустить такое кощунство и надругательство над святыней. Как? Ответа они не получили.

Нетерпеливый крановщик, в жажде разрушения, уже развернул стрелу для удара. Каменный шар, чуть отставая от стрелы, понесся к мечети, мощью своей предрекая ей конец. Ошеломленные верующие ясно увидели в шаре кулак шайтана.

И в этот момент худенький юркий старичок в чалме, кади, замыкавший шествие священнослужителей, воспользовавшись тем, что замыкавший шествие милиционер засмотрелся на действие крановщика и увлекся движением беспощадного шара, бросился к стене мечети прямо под удар. Вопль толпы даже заглушил скрежет тормоза крана, стрела, замерев на месте, вздрагивала неподвижно, или почти неподвижно, потому что шар уже получил достаточное ускорение, его-то было не остановить, и он впечатал юркого кади в стену мечети, а обломки стены грудой похоронили бренные останки новоявленного мученика за веру, чья душа, минуя чистилище, отправилась прямо в рай, в объятья гурий. Толпа правоверных опустилась на колени. Наступила могильная тишина, и мулла в этой тишине стал читать молитву. Сарвар тоже опустился на колени…

Илюша очень удивился, когда, собираясь в школу, услышал звонок в дверь. Честно говоря, он немного смутился, подумав о Вале, и, может, поэтому бросился открывать дверь быстрее, чем обычно. Увидеть Сарвара Илюша никак не ожидал. С приезда отца Сарвар так резко отдалился от Ильи, что, честно говоря, Илюша решил было, что отец Сарвара наговорил сыну кучу страшных вещей о лагерях, и Сарвар решил не дружить с сыном человека, который эти лагеря проектирует и строит. Илья понимал Сарвара и не лез выяснять отношения.

— Есть будешь? — спросил обрадованный Илюша. — Я еще не завтракал.

— Хочу! — глухо ответил потрясенный Сарвар.

Завтракали они молча. Илья видел, что у Сарвара что-то стряслось, но решил не расспрашивать, надо, сам скажет.

Когда они отправились в школу, уже на лестнице Сарвар неожиданно сказал:

— Представляешь, мечеть ломали, а кади бросился под каменную «бабу»…

— Решил под бабой умереть? — схохмил Илья.

Вырвалось это у него как-то помимо него, и он с ужасом подумал: «Что я несу? Язык без костей, мелет и мелет!»

Он внезапно понял, что произошла трагедия. Сарвар нахмурился.

— Я пришел к тебе с открытой душой, а ты плюешь в нее.

— Извини, не подумал! — смутился Илья. — Я не знал, что произошла трагедия, решил, что он только бросился, но его попытку пресекла милиция.

Но Сарвар уже разозлился.

— «Извини», «Не подумал»! — бормотал он громко. — Конечно, что тебе мечеть? Тебе наплевать и на Коран, и на адат!

— Почему? — решительно возразил Илья. — Я уважаю твою веру, тем более что в ее основе лежит иудаизм. А ломают не только мечети. Синагогу закрыли. Христовы храмы взрывают. Знаешь, был огромный храм на Первомайской? Слышал, как его взорвали? Саперы заложили взрывчатку по расчету, «ахнули» ее, а храм только покачнулся и стоит, а два старых дома, стоявших рядом с храмом, рухнули, а одно многоэтажное здание получило большую трещину, так ее до сих пор и не заделали. Видишь, как прочно раньше строили храмы?