«Я сделал верный выбор, — подумал Сонни, гладкие, жесткие плоскости его лица казались такими же безжалостными, как и блеск жестокости в его глазах. — Я сделал отличный выбор. Осенняя Луна делала такое, в чем мне отказала бы более искушенная девушка».

Потому что Сонни Фонга возбуждал совсем не секс. Его возбуждающим средством было развращение. Особенно, расправа с теми остатками невинности и иллюзий, которые могли сохраниться у Осенней Луны.

Именно этим он систематически и занимался.

И как легко ему это удалось! Фонгу и потребовалось-то всего несколько приказов… Он их прошептал почти с любовью, как будто это были слова ласки… И Сонни заставил ее унижаться, делая вещи отвратительные, омерзительные, которым и названия нет.

И Осенняя Луна повиновалась беспрекословно. Да она и не станет жаловаться, Сонни в этом уверен. После проявленной им щедрости, вопли об обидах только навлекут позор на нее и на все заведение мадам Чанг.

«Одно известно наверняка, — подумал Фонг. — Осенняя Луна никогда меня не забудет. Каждый раз, когда клиент посмотрит на нее, ее одолеют страх и отвращение. И все потому, что я этого добился».

Он улыбнулся самому себе. Ах, разврат. В разврате таился страх. И отвращение. И власть. Да, власть превыше всего.

«В следующий раз, когда мне захочется отпраздновать, — пообещал себе Фонг, — я позволю себе то удовольствие, каким наслаждаются только раз».

Да. Развратить девственницу-проститутку и внушить ей отвращение к сексу с самого первого раза. За это можно отдать любые деньги.

Лифт замедлил ход и остановился на его этаже. Двери открылись. Сонни вышел и направился по коридору к своей квартире.

Оказавшись у себя дома, он щелкнул выключателем на стене. По всей квартире зажглись маленькие конусы света. Китаец поставил чемодан и сумку у двери.

Распакует он их потом.

Ослабив узел галстука, Сонни прошел через обставленную дорогой мебелью, приятно просторную гостиную, мимо длинных, блестящих черных кожаных диванов, и подошел к стене, состоящей из одних окон, откуда открывался вид на миллион долларов.

Но завораживающая панорама Манхэттена не привлекла его. Сонни и думать забыл о городских огнях, направляясь к стоящему перед окнами письменному столу, где так спокойно гудел его компьютер.

Не садясь, Фонг щелкнул кнопкой монитора и одним пальцем простучал по клавишам свой пароль.

Первым делом он проверил электронную почту. Ничего заслуживающего внимания.

Потом он просмотрел факсы. Поступило два сообщения, также ничего интересного.

Потом Сонни отодвинул свое гладкое, из хрома и кожи рабочее кресло, сел и быстро напечатал послание для электронной почты:

«Приветствую вас, достопочтенный пятый кузен от двоюродного родственника…»

Он кратко сообщил об удаче своей миссии в Мексике. Когда Сонни закончил, то завершил письмо традиционной формулой прощания:

«Да пребудут с вами боги удачи. Ваш почтительный пятый кузен от двоюродного родственника».

Сонни Фонг превратил слова в кодовые знаки, вошел в Интернет и послал донесение в Гонконг обычным свернутым спиралью лабиринтом обходных путей.

Лимузин Глории Уинслоу двигался так мягко и бесшумно, словно скользил на воздушной подушке. И в самом деле, если бы молодая женщина не смотрела в окно, она едва ли бы заметила, что автомобиль ехал уже по внешнему склону Блэк Маунтин — выезду Хэйни-роуд.

«Нет, — подумала она, уголки ее губ недовольно поползли вниз. — Это натяжка. Если честно, то даже слишком большая натяжка».

Правда состояла в том, что Глория знала каждую милю, каждый поворот, каждую горку на этой отвратительной дороге. Она помнила ее так хорошо, что могла с закрытыми глазами точно сказать, где находится в данный момент.

Знакомый спазм вдруг сжал ей горло. Черт. Вот так всегда. Этот поворот всегда играл с ней такую шутку.

Резко откинувшись на спинку сиденья, Глория закрыла глаза, чтобы не видеть окружающий пейзаж, когда лимузин свернул налево и направился на север по бульвару Скайлайн. Привычный ландшафт раздражал, приводя в действие видеомагнитофон памяти, воскрешающий множество подобных поездок, из которых ни одна не была приятной.

Ленч с Алтеей в городе — это само по себе достаточное наказание. Но визит сюда, в это кошмарное поместье, ужасное Хиллсборо, с его особняком, выстроенным первым Хантингтоном Неверлендом Уинслоу, чтобы подчеркнуть свою славу, в проверенном временем стиле королей грабежа с завышенным самомнением и кичливо напоминающим всем и каждому об их прежнем, более низком и бедном положении, просто сущая пыжа.

Но самым мучительным было то, как старой даме удавалось наполнить своим присутствием всю сотню с лишним комнат. Как будто особняк и его окрестности каким-то образом придавали еще большую крепость убийственному коктейлю из богатства, власти и социального статуса, текущему в жилах старшей миссис Уинслоу.

Не открывая глаз, Глория почувствовала, как машина замедлила ход, повернула направо, проехала еще чуть-чуть и ненадолго остановилась.

Напряжение у нее внутри стало еще сильнее. Ей не требовалось смотреть, чтобы понять, где она находится. Глория видела и с опущенными веками. Огромные главные ворота с их столбами, увенчанными величественными каменными львами.

А за ними — совсем другой мир.

«Каскады». Соперник Битмора, Сан-Симеона и Мраморного дома. Но с одним заметным исключением. Это имение все еще находилось в частном владении. Толпы немытой публики не бродят по ухоженным садам и наполненным сокровищами залам. Да и не будут, пока Алтея жива.

С мрачным подобием улыбки Глория подумала о названии. «Каскады». Больше, пожалуй, подходит к началу века, когда четверть мили небольших бассейнов, давших название поместью, могли с подозрительной безнаказанностью играть струями воды, поглощая ее тоннами. Но времена изменились, и каскады стояли высохшими. Об этом позаботилась хроническая нехватка воды в Калифорнии.

Лимузин пополз вперед. Электронный глаз видеокамеры выдал разрешение на въезд. Глория могла представить себе, как широко раскрываются левая и правая створки ворот.

Через четверть мили впереди, в конце тенистой, в пестрых солнечных пятнах подъездной аллеи, обсаженной медноствольными буками, стоял Дом.

Только посторонние называли его официальным именем. В семье и в высокопоставленном кружке самых избранных — только очень богатых и известных — о нем всегда упоминали, как о «Доме». Его не называли ни «Каскады», ни особняк, ни Большой дом, а просто говорили Дом, словно употребление этого термина отбрасывало прочь все остальные дома как не стоящие внимания.

Подъездная дорожка была из белого гравия, мягко поскрипывающего под колесами. Стоило подъехать поближе, как Дом значительно прибавлял в росте, пока машина не выезжала наконец из букового туннеля и не описывала аккуратный круг по дорожке вокруг огромного фонтана без воды.

Глория вздохнула и открыла глаза. Как обычно, никаких других машин не было. Как всегда. Алтея настаивала на том, чтобы машины немедленно ставили в гараж, словно их присутствие стало бы непростительной оплошностью и могло каким-то образом запятнать Дом.

Шофер Глории вышел из машины, обошел кругом и открыл ей дверцу. Она кинула взгляд на его протянутую руку и проигнорировала ее. Не нужна ей его помощь, чтобы выйти из лимузина. Нет, черт возьми. На этот раз она была трезвее трезвого. Ну, конечно, не до такой степени, чтобы можно было дыхнуть в трубку, но настолько трезвой она не была уже многие годы.

И ей следует поблагодарить за это Кристоса. Как только они встретились, у нее пропала потребность слишком много пить. Так, лишь пропустить стаканчик для поддержания сил…

Выйдя из машины, Глория остановилась, чтобы оглядеть Дом. Он выглядел удивительно симметричным. Как будто картина, которую можно аккуратно сложить пополам.