— Господи, нет, конечно, — содрогнулась Дороти-Энн. — Я не могу заставить себя смотреть. А вдруг… — Испугавшись собственных слов, она прикрыла рот рукой.

— Забудь об этом сейчас. — Венеция отодвинулась, села на прежнее место и положила ногу на ногу. — Детка, разве я тебе не говорила, что дело завертелось? Вот так-то. Они отпустили все тормоза. Они прошли лишнюю милю и даже дальше. — Негритянка сидела, покачивая ногой взад-вперед, и улыбалась как Чеширский кот.

— Что ты имеешь в виду?

Подруга улыбнулась.

— Я предполагаю, ты помнишь сенатора Ханта Уинслоу?

Дороти-Энн улыбнулась.

— Как я могла забыть?

— Что ж, ты его должница, — заметила Венеция. — И многим ему обязана. Он явно связался со своим коллегой из Колорадо, который у него в долгу, а тот обратился к сенатору, обязанному ему самому, который — ну в общем, чтобы закончить эту долгую историю, это нечто вроде дня должников в Скалистых горах. Детка, я серьезно. У них эскадрильи самолетов, настоящий воздушный флот. Они прочесывают местность как раз сейчас, пока мы с тобой разговариваем! Плюс к этому, там армия поисковиков — альпинисты, десантники, добровольцы, специально натасканные собаки, как бы ты их назвала. Именно так, дорогая. Они даже вызвали Национальную гвардию.

— О Господи! — Дороти-Энн почувствовала, как зачастил пульс. — Я… я и не представляла себе!

Венеция хмыкнула.

— Поверь мне. Детка, когда я говорю, что ты обзавелась приятелями в высших сферах, я имею в виду, что они многое могут в своих высоких креслах!

Бледное, потускневшее лицо Дороти-Энн мгновенно преобразилось. Минуту назад она казалась потерявшей силу воли и впавшей в летаргический сон, и вдруг ее лицо на глазах оживилось. Женщина вновь сияла красками и жизнерадостностью, ее глаза вновь приобрели свой острый, определенно озорной огонек.

Она заставила себя сделать несколько глубоких, жадных вздохов, чтобы успокоиться. В свете того, что рассказала Венеция, было так легко поддаться искушению надеждой и так трудно оставаться холодной, собранной и целеустремленной.

Сталкиваясь с неприятелем, ей придется — она просто обязана — выказать силу и твердость. Стать отличным примером, для себя, конечно. Но особенно для детей.

Прежде всего, для них.

Медленно, с трудом она поднялась в постели. Вооруженная лучом надежды, она приготовилась принять все, что сулило ей будущее. Будь, что будет, миссис Кентвелл смело встретит все.

Но ей необходимо быть там. Не участвовать в собственно поисках. С медицинской точки зрения это даже не обсуждалось. Но если ей удастся ждать в непосредственной близости, она почувствует себя намного лучше…

Необходимо выписаться из больницы. Собрать своих птенцов и лететь в Колорадо.

Звуки фортепьяно доносились из гостиной и просачивались в зал ресторана «Четвертый акт» в «Оперной гостинице». Изысканный этюд журчал, перекрывая шум, приличествующий времени светского ленча.

Глория и Алтея занимали угловой столик и сидели под прямым углом друг к другу, оглядывая уютный зал с его покрытыми белыми скатертями столами, стенами с бельгийскими гобеленами, сияющей деревянной резьбой и зеркалами в деревянных рамах, украшенных резным орнаментом.

Алтея держала вилку в левой руке, а нож в правой на европейский манер. Она пользовалась лезвием, чтобы подтолкнуть тончайшие кружочки лука-порея вместе с розовыми зернышками перца и каперсами, под которыми притаился тунец.

— Мое дорогое дитя, — четко выговорила она, указывая ножом. — Ты ничего не ешь.

— Мне вдруг расхотелось. — Глория положила вилку и нож крест-накрест на тарелку, показывая, что она закончила еду.

В ту же секунду к ним торопливо подошел официант.

— Мадам чем-нибудь недовольна? — спросил он, сжимая и разжимая пальцы. — Может быть, мадам угодно заказать другое блюдо?

— Мадам определенно этого не хочет! — грубо ответила Глория.

— У моей невестки проблемы с пищеварением, — мягко пояснила Алтея. — Что касается еды, то она, как всегда, великолепна. Передайте мои комплименты шеф-повару.

— Мадам слишком добра.

У официанта отлегло от сердца, и он быстро ушел, унося тарелку Глории.

— И зачем вам понадобилось говорить ему это? — воинственно проворчала младшая миссис Уинслоу.

Алтея проглотила кусочек тунца. Когда она заговорила, от ее голоса можно было замерзнуть.

— Дорогая, нужно ли проявлять столько недружелюбия? Если честно, то такое поведение начинает слегка действовать на нервы.

— А я всего лишь попыталась оживить общество. Посмотрим, может быть, мне удалось разбудить кого-нибудь из этих мертвецов. А, ладно!

Глория приоткрыла сумочку достаточно широко, чтобы достать сигареты и зажигалку, но так, чтобы свекровь не заметила плоскую бутылку со спиртным. Положив сумочку на место, она открыла золотой портсигар и выбрала сигарету.

— Убери, — спокойно произнесла Алтея. — Ты отлично знаешь, что эта часть зала для некурящих.

Невестка щелкнула замочком, но сигарету оставила и начала постукивать ею по полированному золоту.

— Ну и что? — пожала она плечами. — Почему это должно меня волновать?

Глория собралась было сжать сигарету губами, но оказалась недостаточно проворной.

Быстрая, словно молния, Алтея отбросила всю свою светскость и схватила Глорию за запястье. Хватка у пожилой женщины оказалась как у кузнеца. Она силой убрала руку невестки со стола, подальше с глаз.

Молодая женщина попыталась освободиться, но Алтея держала ее словно в тисках.

У Глории округлились глаза от легкого удивления. Для всех окружающих свекровь выглядела абсолютно спокойной. Она сидела, выпрямившись во весь рост. Ничто в ее осанке или выражении лица даже не намекало на происходящую борьбу. Но, что и говорить, эта ее свекровушка всю жизнь привыкла одерживать верх.

— А теперь ты будешь слушать и слушать внимательно. — Голос Алтеи звучал очень холодно, очень отчетливо. — Я нахожу эти твои пьяные выходки все в большей степени утомительными.

Глория деланно тяжело вздохнула.

— Ну, начинается лекция.

— Боюсь, что так, дорогая. Я сожалею только о том, что ждала слишком долго.

— Так вот для чего весь этот ленч. Мне следовало догадаться.

Пальцы Алтеи сжались еще сильнее.

— Так ты уберешь сигарету или нет?

Глория уставилась на нее.

Большой палец Алтеи нашел чувствительную точку на тыльной стороне запястья невестки и усилил давление.

Глория стиснула зубы. Только так она могла сдержаться и не завопить от боли.

Старая леди ждала.

Невестка смотрела на нее пылающими ненавистью глазами.

— Ну?

— Да, хорошо, — свирепо отозвалась Глория.

Алтея выждала несколько ударов пульса, потом отпустила ее руку.

Невестка массировала запястье и хмурилась. Как только кровообращение восстановилось, она с вызовом бросила сигарету в портсигар и убрала его.

Алтея вздернула подбородок.

— Так-то лучше. Спасибо, моя дорогая. — В ее глазах появился странный отсвет триумфа.

У Глории внутри все кипело. Она сдерживалась, пытаясь дышать глубже и повторяя про себя нараспев три слова мантры, помогавшей ей держаться последние два года. «Два миллиарда долларов, — напомнила она самой себе. — Два миллиарда долларов».

Ей остается только терпеть и ждать, пока все это достанется ей.

Два миллиарда долларов…

Алтея подняла свой хрустальный бокал с вином и отпила глоток «пино нуар».

«Как это характерно для старой суки, — с горечью думала Глория, с отвращением разглядывая свой бокал с минеральной водой „Калистога”. — Она ограничит меня одним коктейлем. А что потом станет делать сама? Квасить прямо у меня перед носом!»

Алтея поставила бокал и продолжала есть: вилка — в левой руке, нож — в правой.

— Итак, моя дорогая. Мне неприятно тебе это говорить, но за последние несколько дней ты стала предметом очень многих пересудов.