— Это выглядит как соревнование компаний, — выкрикнул какой-то журналист. — Значит ли это, что вы на кого-то намекаете?

Дороти-Энн подняла обе руки ладонями к публике.

— Прошу вас. Я работаю обеими руками, чтобы американская гостиничная индустрия вернулась на то место, которое ей принадлежит — на место лидера. То, что вы слышите, быстро облетит Тихий океан! — Ей снова пришлось пережидать, пока не успокоятся волны одобрительных аплодисментов. — Итак, willkommen, bienvenue[3], добро пожаловать. Сегодня вы гости «Сан-Франциско Палас». Только прошу вас помнить, что выпивку и вождение нельзя смешивать. Наверху каждого из вас ждут апартаменты. Просто покажите ваше приглашение консьержу, вам дадут магнитную карту-ключ, и вы проведете здесь ночь в качестве моих гостей. Это включает в себя и обслуживание номеров. Что касается развлечений, то людей консервативных ждут танцы в бальном зале. Для молодых — и для молодых душой в том числе — рок-группы будут играть внизу, в клубе «Пещера». А те, кого одолела ностальгия, могут всю ночь напролет отплясывать в баре «Кадиллак» твист и рок-энд-ролл в стиле пятидесятых. Буфетные столы вы найдете повсюду. Так что, прошу вас — ешьте, пейте, веселитесь и наслаждайтесь жизнью. Благодарю вас, леди и джентльмены.

Рядом с ней вырос Дерек с парой огромных золотых ножниц в руках.

Дороти-Энн снова нагнулась к микрофону:

— А теперь, если господин губернатор будет настолько добр и поможет мне перерезать ленточку…

Губернатор Рэндл обрадовался случаю сфотографироваться. Это был широкий, тяжелый мужчина, с копной белых волос и цветущим видом, скорее похожий на быка, чем толстый.

Двери в бальный зал в стиле Регентства стремительно распахнулись. И только в этот момент Дороти-Энн сообразила, что ей даже в голову не пришло заглянуть в написанную заранее речь. Она про нее забыла и произнесла собственную.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Неужели не будет конца чудесам?»

Губернатор повел ее в бальный зал, и пары толпой последовали за ними, выстраиваясь вдоль павлинье-синих стен с резными деревянными позолоченными панелями, заботливо оставляя свободным место для танцев. На помосте один из оркестров из общества Питера Дачина заиграл «Сентиментальное путешествие».

— Не знаю, как и благодарить вас, господин губернатор, — негромко сказала Рэндлу Дороти-Энн.

— О, я знаю способ, — улыбнулся тот.

Глаза женщины озорно блеснули.

— Вы хотите сказать… я могу оказать финансовую помощь вашей избирательной кампании?

Губернатор от души расхохотался утробным смехом, идущим из глубин тела.

— Честно говоря, я подумывал о чем-то менее дорогостоящем, — вымолвил он.

— И что же это такое?

— Подарите мне первый танец.

Дороти-Энн просияла улыбкой.

— Это доставит мне удовольствие.

Губернатор все еще хихикал, ведя ее на танцевальную площадку. Покачивая головой, он прыскал от смеха и бормотал себе под нос:

— Финансировать избирательную кампанию!

Под жужжание телекамер Рэндл обнял партнершу, и они начали танцевать, двигаясь мягко, как хорошо смазанные механизмы в такт музыке. Постепенно вокруг них становилось все больше танцующих, пока весь зал не превратился в танцующее море, и великолепные пары закружились под хрустальными люстрами.

Дороти-Энн могла полностью довериться партнеру. Крупный мужчина или нет, но он скользил очень легко. Губернатор явно много практиковался, пока собирал пожертвования в фонды.

Песня кончилась, и они остановились. Рядом с ними раздался мужской голос:

— Итак, господин губернатор? Вы собираетесь поделиться вашим богатством или планируете проявить эгоизм и не позволите никому отнять у вас эту юную красавицу?

Они обернулись, и Дороти-Энн оказалась лицом к лицу с необыкновенно красивым мужчиной. Обаяние, сексуальность, харизма и к тому же явная уверенность в себе, происходящая из сознания, что мир — устричная раковина в твоих руках.

Все в нем соответствовало высшим калифорнийским стандартам. Рост — шесть футов два дюйма. Внешняя подтянутость — признак настоящего атлета. Лицо звезды экрана — голодное молодое лицо, глаза цвета лазурита, выбеленные солнцем волосы, сильная челюсть и потрясающие зубы.

У Ханта Уинслоу было все это. И с лихвой.

Рэндл вздохнул.

— Уинслоу, — прорычал он, — неужели у вас нет никакого уважения к старшим? Вы ясно дали понять, что метите на мое место. А теперь вы еще и отбираете у меня партнершу.

Дороти-Энн и мужчина обменялись улыбками.

— Миссис Кентвелл, я не хотел быть невежливым. Позвольте представить вам моего политического соперника и крайне противного человека — мистера Хантингтона Неверленда Уинслоу-третьего.

Дороти-Энн протянула руку, и Уинслоу пожал ее.

— Хант, — произнес он, ослепляя ее улыбкой. — Я отзываюсь на старого простого Ханта.

— Простой, как же! — выпалил губернатор Рэндл. — Поосторожней с Хантом, миссис Кентвелл. Это наш местный сердцеед.

Дороти-Энн рассмеялась:

— За меня можете не беспокоиться, господин губернатор. Я счастливая, замужняя женщина.

— Рад это слышать. Кстати, вы и мне напомнили об этом. Мне лучше вернуться к той даме, с которой я пришел. — Он вежливо поклонился. — Миссис Кентвелл, благодарю за доставленное удовольствие.

— Благодарю вас, — отозвалась она. Дороти-Энн посмотрела вслед губернатору. Потом повернулась к Ханту. — Итак? Вы и в самом деле сердцеед, как об этом говорит губернатор?

Ее собеседник рассмеялся.

— Вы не должны верить всему, что слышите, миссис Кентвелл.

— Друзья называют меня Дороти-Энн.

— Тогда я с удовольствием примкну к ним, Дороти-Энн.

— Вы его соперник? — поинтересовалась она.

— Вы имеете в виду старину Рэнди Рэндла?

— Вы его так называете? На самом деле?

Прежде чем он смог ответить, оркестр заиграл «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско».

— Не потанцевать ли нам? — предложил Хант, обнимая Дороти-Энн за талию, и она ощутила безотчетную дрожь, пробежавшую по ее телу, почувствовала, какая сила скрывается под его одеждой.

«Губернатор прав. Хант опасный человек. Слишком сексуален ради своего блага… или моего».

— Итак, вы сделаете это? — спросил Уинслоу, когда они танцевали щека к щеке.

Дороти-Энн подняла на него глаза.

— Что я сделаю, мистер Уинслоу? — негромко поинтересовалась она.

— Хант, — напомнил он.

Дороти-Энн с улыбкой поправилась:

— Хорошо, Хант.

— Оставите ваше сердце в этом городе?

Она рассмеялась.

— Крошечный кусочек, я уверена. Мне кажется, что я оставляю частичку моей души везде, где открываю отель.

— Наподобие Ганса и Гретель, рассыпающих крошки хлеба?

Дороти-Энн засмеялась, и они продолжали танцевать. Когда музыка смолкла, они отошли друг от друга и вежливо похлопали. Хозяйка вечера заметила делающую ей знаки Венецию и знаком позвала ее подойти.

— Венеция, позволь тебе представить мистера Хантингтона Уинслоу-третьего. Хант, это Венеция Флуд, она отвечает за связь с прессой.

Они обменялись рукопожатием.

— Очень приятно, господин сенатор, — негромко произнесла негритянка.

— Сенатор! — Дороти-Энн смотрела во все глаза. — Этого вы мне не говорили.

— Сенатор штата. — Хант, будто извиняясь, пожал плечами. — Я могу принести дамам выпить?

— Это было бы неплохо, — произнесла Дороти-Энн, и женщины двинулись к краю танцплощадки. — Есть новости от Фредди? — с тревогой спросила она.

Венеция покачала головой:

— Пока нет.

— Черт.

— Дерек обзванивает аэропорты. Он везде оставил распоряжения немедленно сообщить тебе, как только самолет Фредди коснется земли.

— Я только надеюсь, что с ним все хорошо, — с тревогой заметила Дороти-Энн.

— Разумеется, это так. И если бы он подумал о своей выгоде, то ему следовало бы поторопиться, потому что к нам идет твой обворожительный молодой сенатор.