Потом вдруг весь океан устремился на нее, поднимая высоко на пенистом гребне и окутывая…

…И Глория кончила, испытывая разрядку и телом и душой.

Ей казалось, что пол под ней расступился, и небеса взорвались. Она закричала, конвульсивно содрогаясь, и ее ногти впились в обнаженную спину Кристоса.

Теперь, когда он довел Глорию до оргазма, Кристос отбросил все свои попытки сдерживаться. С обновленным желанием он двигался вперед и назад, все быстрее и быстрее! Вперед и назад, вперед и назад, вперед и назад, и…

Из его горла вырвался низкий, животный рев, и Кристос тоже содрогнулся в величественной, напоминающей грозу, сотрясающей землю разрядке.

И теперь они лежали, задыхаясь и трепеща, обнимая друг друга влажными, дрожащими руками.

Если бы день на этом закончился, Глория была бы более чем удовлетворена.

Но он на этом не кончался. Кристос еще не устал. И очень быстро доказал, что на самом деле, он едва лишь успел начать…

— Ну вот ты наконец и дома, — произнес Хант.

Каблуки Глории громко стучали по мраморной шахматной доске пола в вестибюле. Она резко остановилась перед зеркалом в стиле барокко, окантованным деревянной позолоченной рамой, глубоко вздохнула и решительно обернулась.

Хант прислонился к косяку с бокалом в руке.

— Послушай, я совершенно забыла о… — начала Глория.

— Тебе нет нужды объяснять, Глория. Избавь меня от лжи и оправданий. — Муж глотнул бурбона.

— Но посещение…

— Центра старейших горожан? Его перенесли в связи с непредвиденными обстоятельствами, — закончил за нее сенатор. — Я слишком долго ждал здесь в надежде, что ты появишься. — Его улыбка была безрадостной.

Глория вопросительно посмотрела на него:

— А ужин для сбора пожертвований?

— Его невозможно перенести, — он пожал плечами, — я туда пойду в любом случае. Я вынужден, Даже если ты не пойдешь.

Сердито глядя на него, Глория пересекла холл и остановилась перед ним.

— Ты, ублюдок! — негромко рявкнула она. — Ты ведь думаешь, что я напилась, так?

Муж не ответил.

— К твоему сведению, — ледяным тоном заявила женщина, — я не пьяна. Я лишь немного выпила, точно так же, как ты это делаешь сейчас. — Она насмешливо посмотрела на широкий стакан в его руке. Внутри нее поднялась неожиданная, всепоглощающая, пугающая, сумасшедшая ярость.

Хант заметил, как взметнулась ее ладонь, но не попытался уклониться или перехватить ее. С громким шлепком Глория ударила его по лицу, голова Ханта дернулась, а на щеке остался красный след от ее пальцев.

Все еще небрежно прислонясь к двери, он смотрел на нее. Хант ни в малейшей степени не выглядел удивленным.

Но почему-то, то, что он не сделал попытки среагировать или защититься, разозлило Глорию еще больше. Она снова ударила его, еще сильнее. Потом еще. И снова сильнее. И снова, снова.

Но Хант все не менял позы, только голова моталась при каждой пощечине, да покраснели щеки.

В глазах Глории зажегся диковатый огонек триумфа.

— Я не думаю, что тебе хочется услышать, почему я опоздала. Верно ведь, Хант? — задиристо поддразнила она, и Уинслоу заметил, как сквозь ее ярость проскользнуло нечто острое и опасное. — Я полагаю, что ты предпочитаешь не знать все мелкие подробности?

— На самом деле, — спокойно отозвался он, — хочу. Да. Поверишь ты мне или нет, но я беспокоюсь за тебя, Глория.

Она на мгновение отвела взгляд, а потом снова посмотрела на мужа. Ее глаза сверкали, в них горел такой дикий огонь, какого он еще не видел.

— Что ж, тогда я расскажу тебе, где была! — выпалила Глория торжествуя. — Я трахалась, Хант! Я ходила на сторону, чтобы проветриться! Вот чем занималась твоя жена! — она засмеялась, горько, неприязненно. — Но тебе не за чем волноваться, дорогой. Я вела себя скромно… Была скромницей, какой твоя мать — да, твоя мать, Хант, твоя собственная мать! — велела мне быть!

Он смотрел на нее во все глаза, побледнев как полотно.

— В чем дело? — требовательно спросила Глория медовым голоском. — Ведь я не разочаровала тебя, правда?

— Прошу тебя, Глория. Прекрати немедленно, — прошептал Хант.

Но жена еще не закончила. Вовсе нет. Весь яд, скопившийся в ней за долгие годы, вдруг вырвался наружу, словно джинн из бутылки.

— Именно так, Хант. Только представь! Я нашла себе мужика! Мужика, Хант! Настоящего мужика! И вся моя позабытая, ссохшаяся женственность жива! Живее, чем когда-либо! Если прислушаешься, то сможешь услышать, как все внутри меня поет!

Уинслоу закрыл глаза, его лицо потемнело от боли.

— Прекрати! — хрипло приказал он.

Но Глория бахвалилась и неистовствовала, и ничто не могло остановить ее.

— Разве не весело, Хант? Разве ты еще не слышишь? Как болтают все эти языки?

Глория покачала головой, поднесла руку к уху, словно прислушиваясь, и изобразила на лице изумление.

— Так послушай, что они говорят! Они твердят, что миссис Хант Уинслоу, жена героя «Бури в пустыне» и восходящей политической звезды, шлюха! Конечно, она же просто белая рвань, вот о чем они судачат! И… что там еще? «Чего же еще ему было ждать, ведь она не из нашего круга и все такое прочее»?

— Ради всего святого, Глория! — с нажимом произнес Хант. — Прекрати!

Но она закинула голову и залилась истерическим смехом.

От острой боли Хант закрыл глаза, судорожно вдохнул и медленно выпустил воздух. Он чувствовал, как пот ручейками стекает по напряженному телу, как иголки пронзают сцепленные костяшки пальцев.

— О, тебе следовало бы взглянуть на это, Хант! — издевалась Глория. — Правда, стоило! Мне бы хотелось, чтобы ты там был!

Он открыл глаза и увидел, что жена пританцовывает перед ним. То вильнет бедрами. То примет позу Мэрилин Монро.

— Потому что я унизилась, Хант! — громко возвестила она, с триумфом в голосе. — Да, я деградировала! Я осквернила себя! Я вывалялась в грязи как свинья!

В ее огромных круглых глазах загорелся огонек, когда Глория приблизилась к мужу, и ее лицо оказалось в дюйме от него. Несмотря на аромат дорогих духов, он почувствовал кислый, скрытый запах секса и пролившейся страсти.

— И знаешь что? — ее лицо горело в лихорадке беспутства. — Мне это понравилось! Именно так, Хант! Мне… понравилась… каждая минута… траханья!

— Перестань! — произнес Хант. — Немедленно остановись!

Но Глория слишком далеко зашла.

— Неужели ты не понимаешь? — подлила она масла в огонь. — Кому-то другому пришлось дать мне это, Хант! Мне пришлось идти трахаться в другое место, раз я не могу получить этого дома! И это не похоже на то, как я трахала кого-нибудь из твоих друзей…

— Черт бы все побрал! — прорычал Хант. Он занес руку и изо всех сил швырнул стакан в старинное зеркало в позолоченной раме.

На какое-то мгновение показалось, что бокал завис в воздухе. И в следующую секунду он уже влетел в стекло.

Крак! Зеркало взорвалось зазубренной паутиной, вырвалось наружу, осколки полетели на мрамор, рассыпаясь на еще меньшие крошки.

Ее глаза слабо поблескивали, эхо ее шагов прозвучало укором, когда молодая миссис Уинслоу повернулась и, быстро пробежав через холл, устремилась вверх по мраморной лестнице.

И сразу наступила тишина Неожиданная, острая, неземная.

— О Господи, — прошептал Хант, в ужасе глядя на серебряную груду.

Разбитое зеркало выглядело отражением их брака, жизни, обреченной разлететься на тысячу осколков. Так все и случилось.

Но разве можно сравнить это с той чистой без примеси ненавистью, выход которой дала Глория? Ее откровения все еще звучали у него в мозгу, словно отзвуки землетрясения, разрушающие то, что еще осталось.

Ослабев, он нашел убежище в антикварном кресле, стоящем в холле. Рухнув в него, Хант почувствовал, что сел на что-то твердое и неподдающееся.