— Это легко. Городок небольшой. Газеты полны вами, тут и открытие отеля, и то, что самолет вашего мужа пропал без вести. На страницах светской хроники каждый день сообщают о вашем здоровье.

Она склонила голову к плечу.

— Я как-то сомневаюсь, что вы из тех особей, кто читает светские колонки.

Хант фыркнул.

— Я нет, этим занимается мой помощник. Просто на тот случай, если там появится мое имя и необходимо будет внести ясность по поводу содержания.

Ее голос прозвучал сухо:

— А тут и я. Вдруг выпрыгнула со страницы.

Слабая улыбка тронула его губы.

— А тут и вы, — кивнул он. — Как вы себя чувствуете? Дороти-Энн состроила гримасу.

— Как я выгляжу?

— Честно говоря, неплохо.

— Лжец! Я выгляжу дерьмово, и вы это знаете.

Он засмеялся. Сверкнули белоснежные зубы.

— Ну и что? В больнице никто не выглядит наилучшим образом.

Хант замолчал и торжественно взглянул на нее. Куда-то исчезли легкая непринужденность и шутливая улыбка. Их сменили нежная серьезность, настойчивый взгляд, словно он изучал ее, всю целиком, с задумчивым выражением.

Дороти-Энн вдруг почувствовала себя неуютно. «Что это он так на меня глазеет? Лучше бы ему этого не делать. Я ведь знаю, что выгляжу как ободранная кошка».

И тут она осознала, что одеяло сползло с ее груди, и Хант разглядывает ее ночную рубашку. Это было одно из романтических одеяний с оборочками. Его явно заинтересовала не бельгийская вышивка. Нет, сенатора точно не это интересовало. Его внимание привлекли округлости ее груди, подчеркнутые высокой талией в стиле Империи. Из скромного выреза выполз жаркий румянец, затопляя ее лицо.

Дороти-Энн вдруг захотелось, чтобы Хант ушел. Его присутствие слишком волнует. С одной стороны, Уинслоу не просто привлекательный мужчина — вне всякого сомнения, он самый красивый мужчина, когда-либо виденный ею. С другой стороны, уровень тестостерона в его крови слишком высок, чтобы при нем чувствовать себя комфортно.

И еще один решающий аргумент — его несчастливый брак.

Все в Ханте кричало: Н-Е-П-Р-И-Я-Т-Н-О-С-Т-И. Она просто сойдет с ума, если заведет с ним какие-нибудь отношения. Жизнь и без того достаточно сложна.

«Фредди, — напомнила Дороти-Энн самой себе, — мой Фредди, пропавший без вести…»

На нее навалилось чувство вины, и она немедленно отвела взгляд от Ханта. Молодая женщина быстро подцепила на вилку еще один кусочек пирога, просто чтобы занять себя. Ее рука дрожала, и она заметила, что кусок упал, только когда ее губы коснулись пустых зубцов.

— Черт! — ругнулась Дороти-Энн, оглядываясь. — Я бы не смогла быть более неловкой, если бы даже постаралась!

— Вы его уронили. Подумаешь, большое дело, — Хант чуть привстал и, достав утерянный кусок из простынь, протянул его Дороти-Энн.

Она посмотрела на него и протянула было руку, но потом замешкалась. В этом простом жесте сквозило нечто очень интимное. Женщина быстро отдернула руку и решительно покачала головой.

— Нет. — Ее голос звучал низко и чуть дрожал.

Они оба поняли, что скрывалось в этом нет — категорическое заявление о нежелании какого-либо сближения. Это положило конец любой возможности отношений между ними, пусть даже самых невинных и вывело ее из пределов его досягаемости.

Хант повел себя так, словно ничего не случилось. Он поглубже сел в кресло, бросил кусок пирога в рот и прожевал.

— Очень вкусно. — Последовал одобрительный кивок.

Дороти-Энн положила вилку на тарелку и прямо встретила его взгляд.

— Хант, зачем вы пришли?

Казалось, вопрос его удивил.

— Предложить свои услуги, узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь. После того, как моя жена вела себя на приеме, я решил, что это наименьшее, что я должен сделать.

Выражение лица Дороти-Энн не изменилось.

— Ваша жена знает, что вы здесь?

— Глория? — Уинслоу покачал головой. — Нет.

— И где вы, по ее мнению?

Хант с горечью рассмеялся.

— Все зависит от того, в каком она состоянии. Если пьяна, то почти наверняка уверена, что я с кем-то шляюсь. Если нет, значит, с ее точки зрения, я качаю мускулы или общаюсь с избирателями.

— Но я не ваш избиратель, — спокойно заметила Дороти-Энн. — Я даже не зарегистрирована в списках штата.

— Мой опыт подсказывает в каждом видеть потенциального избирателя. — Уинслоу легко улыбнулся. — Если не сам человек, то его друзья или родственники.

Дороти-Энн тяжело вздохнула.

— Я… — начала она и покачала головой. Потом сложила руки на коленях. — Прошу прощения. Вы должны извинить меня, Хант. Я боюсь, что слишком быстро устаю. Эти болеутоляющие и все прочее…

Он улыбнулся и поднялся на ноги.

— Понимаю. В любом случае, если вы передумаете, вот моя карточка. — Изящным жестом фокусника, словно из воздуха, он извлек визитку. Положил ее на приставной столик. — Если вам что-нибудь понадобится — все, что угодно, — Уинслоу постучал по карточке, — звоните, не раздумывая. Вы же знаете, у меня есть кое-какое влияние.

— Я это запомню, — отозвалась Дороти-Энн.

— Без подвоха, — добавил он.

Дороти-Энн улыбнулась.

— Спасибо за визит, Хант. Цветы прелестные.

— Никаких шариков и мишек. — Уинслоу подмигнул. — Поправляйтесь скорее.

— Постараюсь.

Как только посетитель ушел, улыбка Дороти-Энн увяла. Она откинула голову на подушки и закрыла глаза.

Вот моя карточка… Если вам что-нибудь понадобится… У меня есть кое-какое влияние…

Дороти-Энн тяжело вздохнула. Хант мог оставить карточку у себя. Подвох или нет, но она не собирается нарываться на неприятности, завязывая с ним отношения. Она соблюдет правила приличия и пошлет ему записку с выражением благодарности за цветы и точка. Все прочее может быть неправильно истолковано, и она не хочет давать ему повод.

Я счастлива в браке. У меня трое прекрасных детей. Чего мне еще желать?

Живого и здорового Фредди.

Ведь я не так много и прошу, верно?

Дороти-Энн услышала шаги и негромкий голос Венеции:

— Дорогая, ты не спишь?

Она открыла глаза и кивнула.

— Хорошо. Пришел доктор Чолфин.

Молодая женщина взглянула мимо Венеции. Прямо у двери стоял хирург, его халат был так накрахмален, что стоял бы и сам по себе.

— Добрый день, миссис Кентвелл, — поздоровался он. — Как вы себя чувствуете?

— Все относительно, доктор. Почему бы вам не сказать мне?

Берт Чолфин даже не улыбнулся.

«Веселый человек, — язвительно подумала Дороти-Энн. — Он бы просидел весь фильм с братьями Маркс[9] и ни разу не фыркнул».

Она смотрела, как врач закрывает дверь, делает несколько шагов вперед, берет в руки ее карту, висящую в изножье кровати. Каждое его движение выглядело точным и продуманным заранее. Даже то, как он просматривал ее историю болезни, кивая время от времени головой в такт своим мыслям, как размеренно достал свою золотую шариковую ручку, отвернул колпачок и начал писать, делая четкую запись, как аккуратно повесил карту на место на спинку кровати, удостоверившись, что она висит абсолютно ровно.

— Ну как? Жить буду? — пошутила Дороти-Энн.

— Да, определенно, — совершенно серьезно ответил хирург. — Вы хорошо идете на поправку. Мы вас очень скоро выпишем.

— Это первая хорошая новость за последнее время.

Доктор Чолфин закрыл колпачок ручки и положил ее в нагрудный карман. Потом нахмурился и задумчиво взглянул на пациентку.

— Мисс Флуд говорила мне, что она ваш самый близкий ДРУГ.

Дороти-Энн с любовью посмотрела на подругу и улыбнулась.

— Да, это так.

— Значит, вы не станете возражать, если она будет присутствовать? Если услышит то, что я собираюсь вам сказать?

Взгляд Дороти-Энн метнулся к нему.

— А что? — неожиданно начиная волноваться, спросила она. — В этом есть необходимость?