Как-будто при замедленной съемке, он улыбнулся, приложил руку к губам и послал ей воздушный поцелуй. И тут танцор с веерами вдруг снова возник перед ней. Вместо лица у него была отвратительная маска театра Кабуки[5], и он, словно гипнотизируя, размахивал бесцветными, призрачными веерами, скрывая Фредди от ее взгляда. Когда веера исчезли, она увидела, что муж уже далеко.
Веера опять задвигались взад и вперед, расшивая воздух калейдоскопом красок и стежков.
И снова разошлись.
Фредди исчез.
— Фредди! — закричала Дороти-Энн. — Фредди! Фредди!
Она почувствовала, что ее кто-то трясет, и чей-то голос прорвался сквозь плотное, похожее на вату, покрывало сна.
— Проснись, давай же, детка. Тебе приснился плохой сон.
— Фредди! — Дороти-Энн резко села в кровати. Сердце бешено билось, она чувствовала, как кровь сумасшедшими толчками переливается в венах, и огляделась дикими глазами. — Куда он ушел? Он был здесь!
— Все в порядке, — негромко успокоила ее Венеция, пододвинувшая кресло к кровати и так проведшая ночь, причем ее платье от Иси Мияке ничуть не пострадало от того, что в нем спали. — Это всего лишь сон.
Дороти-Энн потрясла головой, словно намереваясь прочистить мозги.
— Но… все казалось таким реальным!
Венеция засмеялась.
— Похоже, судя по тому, как ты молотила тут все вокруг. Детка! Я впервые услышала о женских поллюциях!
Дороти-Энн хмуро посмотрела на нее:
— Что… ты имеешь в виду?
— Ты так вертелась, словно занималась любовью. Ради Бога! Не смущайся ты так. Это все снотворное. Доктор Нури предупредил меня, что ты можешь повести себя странно.
Вдруг острая боль пронзила внутренности Дороти-Энн. Ее лицо сморщилось от сильного страдания.
— О Боже! — выдохнула она.
— Лапочка! — встревожилась Венеция. — Что случилось?
— Я… не знаю…
Живот Дороти-Энн снова конвульсивно дернулся, она обхватила себя руками, стараясь не кричать.
Венеция вскочила на ноги, откинула одеяло и подняла ночную рубашку Дороти-Энн.
Ей хватило одного взгляда.
У Дороти-Энн началось сильнейшее кровотечение.
Венеция схватила телефон, стоящий у кровати, и набрала домашний номер доктора Нури, который тот нацарапал на своей визитной карточке. Она нетерпеливо меряла шагами комнату, дожидаясь, пока на том конце ответят.
«Ну, давайте, — внушала она, — ну снимите же трубку, кто-нибудь…»
После шестого гудка трубку сняли.
— Алло? — сонно пробормотал голос.
— Доктор Нури? Говорит Венеция Флуд. — Она взглянула на Дороти-Энн, потом отвернулась и прикрыла микрофон рукой. — Вам лучше приехать сюда как можно скорее. Я думаю, что у миссис Кентвелл выкидыш.
Венеция словно тигрица металась по комнате ожидания. Она ненавидела больницы, даже такие просторные, как современный Маунт Олив Медикал Сентер. К тому времени, как появился хирург, женщина уже раз десять позвонила по своему сотовому телефону, и все впустую.
Все еще никаких новостей о Фредди.
А теперь еще и это.
Доктор Чолфин, хирург, даже не сменил своей зеленой формы, и Венеция бросилась к нему, едва он вошел в дверь.
— Как она, доктор?
— Миссис Кентвелл в послеоперационной реанимации. Теперь можете успокоиться. С ней все будет в порядке.
— Слава Богу. — От облегчения Венеция выдохнула так, что у нее закружилась голова. — Это первая хорошая новость за последнее время. Есть проблемы?
— Некоторые. — Казалось, доктор колеблется. — Насколько вы близки с ней?
Венеция посмотрела ему прямо в глаза.
— Очень. Мы почти как сестры, а что?
— Мне хотелось бы, чтобы рядом с ней кто-то был, когда я скажу ей.
Венеция произнесла едва слышно:
— О чем? О том, что она потеряла ребенка?
— И об этом тоже. — Врач кивнул. — Но главное о том, что нам пришлось провести экстренное удаление матки. Вот почему мы так долго возились.
Негритянка в ужасе смотрела на него.
— Господи Иисусе.
Она, вся дрожа, опустилась в одно из оранжевых пластиковых кресел. О выкидыше она догадывалась, но удаление матки? Это просто невозможно представить.
— Неужели ей мало досталось? — отстраненно произнесла она.
Врач не ответил.
— Сначала, пропал самолет ее мужа. Предположительно он потерпел аварию в Скалистых горах. Потом выкидыш. А теперь это! Сколько еще она сможет вынести?
Голос врача зазвучал негромко.
— Если это может служить утешением, то скажу, что могло быть куда хуже.
Венеция резко вскинула голову.
— Что вы имеете в виду?
— Мы обнаружили опухоль яичника и сразу ее удалили.
Венеция нахмурилась.
— Я не понимаю. — Она выглядела смущенной. — Опухоль яичника.
— Мы говорим о раке, — объяснил доктор. — О раке яичников.
Венеция пришла в ужас. Рак яичников! Какое-то мгновение она ошеломленно сидела, не шевелясь.
— Хорошая новость, — продолжал врач, — состоит в том, что мы все удалили. Разумеется, ей придется проходить регулярные осмотры. Но все-таки, должен сказать, что миссис Кентвелл — удачливая леди. Если бы мы не обнаружили его сейчас… — Он пожал плечами и тихо добавил: — Кто знает, чем бы все кончилось?
Венецию охватил страх.
— А… удаление матки? — спросила она запинаясь. — Насколько оно было радикальным?
— Медицинские термины обозначают это так: мы провели абдоминальную гистероэктомию с двусторонней сальпинго-ооферектомией.
— Я боюсь, что не понимаю вас, доктор. Скажите простыми словами, пожалуйста.
— Да, разумеется. Простите меня. На языке простых смертных нам пришлось удалить матку, оба яичника и обе трубы.
Венеция на мгновение закрыла глаза.
— Другими словами… — Она не смогла произнести этого.
— У миссис Кентвелл никогда больше не будет детей, — закончил за нее врач.
«О, Господи! — Негритянка глубоко вздохнула и закрыла лицо руками. Она и представить себе не могла, как Дороти-Энн воспримет все это. — Она так отчаянно хотела этого ребенка. А теперь у нее никогда не будет другого…»
— Я буду вам очень признателен, если вы пока ничего ей не скажете, — продолжал хирург. — Как я уже сказал, мне нужно ваше присутствие, чтобы вы могли морально поддержать ее, но главное, чтобы новости ей сообщил я. Таким образом, я смогу устранить возможное недопонимание и недоразумения, которые могут возникнуть.
Венеция кивнула:
— Когда вы ей скажете?
— Как только она достаточно окрепнет. Завтра к вечеру… Может быть, послезавтра. — Чолфин помолчал. — Мне очень, очень жаль.
— И мне тоже. — Венеция вздохнула. Ее руки вздрагивали на коленях, словно попавшая в ловушку птица со сломанным крылом. — Когда я смогу увидеть миссис Кентвелл?
— Как только ее перевезут из реанимации в палату. Не позже, чем через несколько часов. — Он махнул рукой проходящей мимо медсестре. — В какую палату собираются положить миссис Кентвелл?
— Я сейчас выясню, доктор, — отозвалась та.
Венеция встала, взяла сумочку и пожала хирургу руку.
— Благодарю вас, доктор, — тепло сказала она. — Я ценю все, что вы сделали.
— Только не утомляйте ее, — предупредил он, — ей необходим отдых.
— Не волнуйтесь, — заверила его Венеция, — я прослежу за тем, чтобы так и было. — Она торопливо пошла прочь, догнав сестру несколькими по-газельи длинными шагами.
Палата оказалась маленькой, зато без соседей, с телевизором, прикрепленным к стене, и крошечной примыкающей ванной с душевой кабиной. Занавески на большом окне были задернуты, и Венеция раздвинула их.
И увидела только свое отражение в стекле.
Что касается больниц, то по ее мнению, эта не из плохих. Очень даже ничего.
Закончив осмотр, она устроилась в кресле для посетителей и задремала.
Она резко проснулась, когда привезли каталку с Дороти-Энн, быстро встала, отодвинула кресло в угол и отошла с дороги. Два санитара так осторожно переложили пациентку с каталки в постель, что та даже не проснулась. Деловитая медсестра суетилась вокруг, проверяя капельницу и настраивая различные мониторы.
