– Чтобы инопланетян со следа сбить. Если они расканареятся и узнают про Лозовичей, то обязательно начнут их искать.

– Чтобы на нас выйти? – понял Лера.

– Ну, да. Фу-Фью за ними хоть куда поедет. Вот мы следы и запутаем.

Тут бричку хорошенько тряхнуло на ухабе, и друзья, наконец, заметили, что Сенька везёт их вовсе не к усадьбе, а к обширной лесной чащобе, что раскинулась в стороне от имения.

– Куда это ты? – поинтересовался Шурка.

– А в охотничий домик, – пояснил, не оборачиваясь, молодец каким-то чужим голосом. – Там вас Марьян Астафьевич и дожидается.

Всё это было более чем странно. Но друзья, увлечённые планом спасения Вари и её семейства, не придали этому значения. Лишь когда бричка заехала в самую глушь и лошадь остановилась, мальчишки насторожились.

– В чём дело?

– Далее дороги нет, – спрыгнул с козлов и нехорошо ухмыльнулся Сенька. – Далее пешочком надоть пройти. Вот тут как раз по тропинке, а там и домик охотный.

Пропустив господ, он пошёл следом, безмолвный и громадный. Только шумно вздыхал, словно бы решаясь на нечто непозволительное. Лера, за спиной которого топал сапожищами Сенька, почуял неладное и на всякий случай отпустил свой левый глаз на свободу. Глаз незаметно взмыл вверх и теперь летел над ними, пристально наблюдая за молодцом.

Мальчишки шли не оборачиваясь, нарочито весело напевая песенки. И когда отошли далеко от повозки, Лера увидел, что Сенька достаёт из-за пазухи здоровенный острый нож. Вот он крестится, прибавляет шагу, замахивается…

В следующий миг Лера прыгнул влево от тропинки, а Шурка – вправо. Молодец застыл в растерянности, не понимая, отчего убежали его жертвы. Между тем в лесу стали множиться загадочные звуки. Раздался невдалеке треск, и оттуда, гулко ступая по земле, двинулось нечто большое и тяжёлое. Такое тяжёлое, что земля гудела от поступи. Не успел Сенька понять, что же это может быть, как с противоположного боку раздалось «шмяк-шмяк», и после паузы опять «шмяк-шмяк». Пятясь, молодец в ужасе озирался по сторонам.

– Нечистики, ей-ей, нечистики, – шептал он и был едва ли не прав.

Вдруг на тропинку вышел, преграждая ему путь к отступлению, многопудовый валун.

– А-а! – придушено взвыл Сенька и тотчас увидел, что с другой стороны тропинку перекрыл громадный муравейник.

Глаза его от страха готовы были выскочить из орбит.

– Вот тебе и кара Божья! – громыхнул из кустов динамическим басом Лера.

– Помилуйте мя! – упал на колени молодец. – Не лишайте живота! Бес попутал!

Тогда из леса вышел Шурка, хлопнул в ладоши, и валун с муравейником, тяжело переваливаясь, подошли к Сеньке вплотную.

– Царица небесная! – заплакал и затрясся тот.

– Молчи, ирод! – прикрикнул на него Лера. – Говори лучше, зачем убить нас хотел?! Барин приказал?!

– По собственному почину, – застонал молодец. – Не ведают они.

– А где сам Переверзев?

– На аукцион поехали, Никишку Лозовича с семьей распродавать.

– На аукцион?! Какой аукцион?! – воскликнул потрясённый услышанным Шурка. – Где этот аукцион?!!

– Да как завсегда, в доме купца Василевского.

– Значит, Марьян Астафьевич не собирался мириться?

– Как же, держите карман шире, – решив, что опасность миновала, осклабился Сенька. – Да он вас, как куропатку, пристрелит. Им не впервой. Нервы железные. Дождутся, покудова противник не сдержится и стрельнет издалёка, а после подойдут к самому барьеру и в упор – бах! И нет супротивника! Токмо дырка в голове.

– Вот изверг, – заметил Лера.

– Я тута ни при чём, – склонил голову Сенька. – Отпустите с миром. Я ить без зла. Денег желал добыть. Всё одно вам помирать – не ныне, так завтра. А мне капитал нужон. Дело своё поставить да Варьку Лозовичскую выкупить в жёны.

Услышав про Варю, Шурка даже покраснел от злости.

– Ах, ты! – вскипел он. – Да я тебя! Да я!..

И он так глянул на Сеньку, так сверкнул очами, что молодец вдруг вспыхнул весь от пяток до макушки, словно и не человек был, а сухой порох, и вмиг обернулся вороным[175] жеребцом. Лера ещё ничего не успел сообразить, а Шурка уж и сам превратился в худого, как смерть, человека, затянутого в чёрный и длинный до пят редингот[176]. Глаза его были пусты, точно свинцовое небо зимой, а лицо такое мрачное и каменное, что Лера невольно поёжился.

В следующий миг человек в чёрном вскочил на спину вороного жеребца.

– Вперёд, Себастьян! – гикнул он страшно и дал недавнему Сеньке таких шпор, что жеребец взвился на дыбы и рванул с места в карьер[177].

В доме купца Василевича было шумно. Меж выставленных на продажу крепостных прохаживались местные и заезжие помещики. Кто просто глазел, другие приценивались – смотрели зубы, щупали мускулы, будто это были не люди, а лошади. Среди прочих стояла в оцепенении и ждала своей горькой участи семья Лозовичей.

– Хороша девка, – остановилась напротив Вари толстенная вдова титулярного советника.

Это была та самая помещица Ильина, которая распродала целую деревню ради одного модного платья.

– Толку-то от неё, – заметил следовавший за Ильиной управляющий. – В хозяйстве, Аида Акимовна, мужики надобны.

– Знамо[178] дело, – согласилась вдова, – токмо мне девка потребна – пятки чесать да постель греть в студёные ночи.

– Молода зело, – оглядел Варю управляющий. – При панском доме не жила, горничному делу не обучена.

– Ничего, вырастет, а по дому убираться наука нехитрая.

Помещица отошла к стоящему в сторонке хозяину и неожиданно указала на старшего Лозовича.

– Соседушка, в какую цену сей мужик?

– 360 рублей, – объявил Марьян Астафьевич.

– Что ж так дорого? – удивилась вдова.

– Долгами обременён. Да вы на товар посмотрите, он того стоит. С нынешнего года уж и за рекрутов по такой цене платят.

Помещица сокрушённо покачала головой.

– А девка малая почём? – между прочим, спросила она, словно и не интересовала её Варя.

– Девку за 100 рублей отдам.

– Эко заломил, – скривилась Ильина. – Уступите за 50.

– Не могу, ей-богу, не могу – долги.

– Сбросьте хоть сколько по-соседски.

– Берите за 90.

– 60 рублей.

– 80.

– 70.

– Ладно, – сдался Переверзев, – по рукам.

– По рукам, – обрадовалась помещица и обернулась к управляющему, который носил за ней ридикюль с косметикой, нюхательными солями, визитками и деньгами.

Но тут в помещение вошёл чёрный человек с каменным лицом и так глянул на вдову, что её тотчас начала бить икота.

– Ёк-споди! – икнула и перекрестилась она.

Плюнула через плечо и лишь потом сунула руку в сумочку за деньгами. Далее произошло невероятное – ридикюль ожил и, словно злобная собачонка, впился в руку Аиды Акимовны.

– Ай-яй-яй! – взвыла она в испуге и стала лихорадочно трясти кистью, пытаясь высвободить зажатые пальцы.

Но ридикюль держал мёртвой хваткой. К взывающей о помощи Ильиной бросился её управляющий на пару с Марьяном Астафьевичем.

– Ишь ты, – удивился управляющий. – Ридикюль-то из самого Парижу завезен. Право слово, и характер у него французский – горячий.

Подошли остальные покупатели.

– Знамо дело, тут имеется потайная пружина, – предположил кто-то, знакомый с механикой. – Надо человека с клещами позвать да разжать замок.

Тотчас явился приказчик купца Василевича с инструментом.

Увидев это, мужчина в чёрном рединготе даже зубами скрипнул. Следом вдовья сумочка зарычала, словно собака.

– Забавный у вас ридикюль, – заметил Переверзев. – Тонкая работа, видно, и стоит немало.

Польщённая вдова загадочно улыбнулась. Между тем, ридикюль ухватили железными клещами, и он, наконец, открылся.