Она кивнула, блуждая в воспоминаниях.

- Беата и Мейрвин старались что есть сил, а мы все, конечно, молились, но они оба умерли в течение месяца от вызванной бешенством лихорадки.

- Страшная смерть.

- И страшная потеря для деревни: Мейрвин и Эбба овдовели, шестеро детишек остались без отца… а у юного Тома вообще никого не осталось. Его матери уже не было в живых. Над ним сжалился дед.

- И так он стал работать на конюшне?

Она кивнула:

- И таким же образом у меня оказалась Хадвиза. Она - старшая из детей Уилла Шеперда. Они нуждались в её жаловании, чтобы прокормиться.

Глаза Иво заблестели:

- О-о. Это многое объясняет.

- Что именно?

- То, как ты снисходительна к девчонке. Ей нужна твёрдая рука. Ты позволяешь ей то, что не потерпела бы от других, даже от Беаты.

Алейда, насупившись, откинулась на спинку.

- Может, вы и правы.

- Может?

- Ох, ну ладно. Вы правы. Кстати, я многое позволяю Беате.

- Слишком много, даже для твоей няни.

- Как я могу бранить женщину, которая утирала мне слёзы? - спросила она. - А как насчет вас? Вы столько всего сносите от сэра Ари. Он каждую ночь исчезает, отправляясь по шлюхам, а вы и слова не говорите.

- Бегает по шлюхам? Именно этим и занимается? - глаза его озорно блеснули, в то время как произнесено всё было самым невинным голосом. - Не знал, что среди добропорядочных женщин Олнвика встречаются шлюхи.

- Почему? Вы их искали?

- Нет, - решительно ответил он. - Кроме того, разве у меня есть на них время? Или силы?

- Пфф, - она откинула руку, которой он скользил вверх, чтобы накрыть её грудь. - У него женщина в Лесбери, Беата сказала.

- Ах, Лесбери. Я знал, в Олнвике такого не могло быть, - его рука проскользила обратно, и она не стала сопротивляться, наслаждаясь теплом.

- Вы должны заставить его остаться тут, милорд, чтобы он, по крайней мере, развлекал вас. Он и правда рассказывает хорошие истории, пару раз мне удалось припереть его к стенке, чтобы послушать одну из них.

- Я уже все их слышал, - он потянул за край её платья, чтобы обнажить верхнюю округлость одной груди, и подался вперед, чтобы запечатлеть там долгий поцелуй. - Более того, я предпочитаю развлечения, которые сулишь ты.

- Но он…

- Довольно, Алейда, - голос его был спокойным, но когда он поднял голову, глаза его предостерегающе сверкали. - Ночи Ари принадлежат ему.

- Ах, да. Как вам - дни, монсеньор, - разгневанная, она вскочила на ноги и обошла вокруг него.

Он вздохнул позади неё:

- Не делай этого, Алейда. Так уж обстоят дела.

Она развернулась, готовая дать резкий отпор, но удержалась. У него неожиданно появился такой изнуренный вид, такой одинокий, когда он вот так уставился на огонь.

- Если бы вы просто раскрыли мне причину, может, я смогла бы…

- Это не изменило бы положение дел. Не настаивай. Прошу тебя.

«Прошу?» За всё время, он ни разу не произнес «прошу», ни в этом вопросе, и её гнев поутих от безысходности, звучавшей в этих словах.

- Пока я не буду настаивать, милорд, но не обещаю, что мне не придет это в голову снова.

- Тогда «пока» должно сработать, - он взглянул вверх, к нему вернулась некоторая доля юмора. - Пока.

Она с нежностью взъерошила его волосы.

- Мир? Я бы опустилась вниз и в знак примирения предложила бы поцелуй, милорд, но, боюсь, вы найдете чересчур забавным видеть, как я буду обратно подниматься.

Он вскочил прежде, чем она закончила фразу, и широко развел руки.

- Никогда не позволяй ходить слухам, что жене сложно поцеловать меня, по моей же вине.

Она охотно шагнула к нему, настолько счастливая от исчезновения его необъяснимой тоски, что даже не стала ему напоминать, как не так давно, он, в самом деле, создал ей в этом огромную трудность. Но то было прошлым, а это - настоящим, и их совместный поцелуй был нежен, нетребователен и полон прощения с обеих сторон.

- Ты, правда, выглядишь усталой, - произнес он позднее, держа ее в объятиях.

- Не больше, чем в любую другую ночь, - она подалась назад в его руках, чтобы взглянуть на него, и уловила запах подгорающего меда, исходящего от очага. - Но я проголодалась.

- Отправляйся в постель. Я принесу тебе твой хлеб.

У неё вошло в привычку каждую ночь перед сном съедать ломтик хлеба с мёдом. Это уберегало её от полуночных похождений, когда, изголодавшись, она, по-видимому, искала облегчение для своего больного желудка. Как только Иво вынул из очага мёд, она отбросила своё платье и скользнула в постель, подтягивая одеяла вверх, чтобы скрыть неуклонно растущий живот.

- Думаю, мы его передержали, - сказал он, показывая ложку. Теплый мёд стекал тонкой струйкой.

- Всё будет отлично. Два кусочка, прошу тебя.

- Два? Ты голодная.

Он быстро намазал мёд на три ломтика и принес их, предлагая один ей, один оставляя себе, и придерживая добавку. Когда он ел, второй кусок немного наклонился, и мёд потёк по пальцам.

- Смотрите, - Алейда быстро проглотила первый ломтик и потянулась за вторым, прежде чем Иво справился с половиной. Она облизала края и откусила кусочек. - Вы становитесь весь липкий.

- Как и ты, - он замахал руками и брызги, от которых она уклонилась, теплым каскадом приземлились ей на грудь, как раз выше одеял. - Нам снова нужно мыться.

Они сидели и доедали хлеб, отставив свои липкие руки, чтобы не измазать белье. Когда Алейде осталось пару укусов, чертёнок, по вине которого она так часто попадала в неприятности, поддел её своими вилами.

- Знаете, - произнесла она беспечно, - самый лучший способ очистить кожу от мёда - слизать его.

- Да? - неторопливая, озорная ухмылка растянулась на его лице. Он протянул свои измазанные мёдом пальцы. - Покажи.

Смутившись вдруг от своей дерзости, она неуверенно лизнула разок.

- Так не годится, надо больше, - потребовал он.

Она втянула в рот его палец, посасывая его как леденец. Он застонал, и её смущение растаяло от вспыхнувшего между ними жара. Она перешла к соседнему пальцу, потом к следующему, справилась с одной рукой, затем с другой, задерживаясь на каждом пальце, пока на том не оставалось меда, даже слизала оставшиеся потёки с ладони, прежде чем откинулась назад.

- Видите? Всё чисто.

Она подняла последний кусочек, чтобы доесть его, но он обхватил её талию своими еще влажными пальцами и притянул к себе её руку. Однако, вместо того, чтобы завладеть кусочком, потянул его вниз и коснулся своей груди, так что струйка меда растеклась по его соску.

- Ты меня не убедила. Показывай снова.

Алейда подалась вперед, послушно, нетерпеливо, и слизала сладость, она слышала, как ее муж втянул воздух, когда она потёрла напряжённый кружок. К тому времени, как женщина во второй раз откинулась назад, его возбуждение стало очевидным. Алейда сунула последний кусочек в рот и вытянула руки.

- Теперь, если позволите, ваша очередь, монсеньер, - Иво сделал одолжение, уделяя даже больше времени ее пальцам, чем она его, пока каждое посасывание, каждое движение языка не отозвалось внутри неё. Затем подался вперед к капельке на её груди. Та, по всей видимости, стекла ниже, раз он стянул вниз одеяла, следуя за ней к соску, и, пока полностью не слизал её, не остановился.

Когда она открыла глаза, он улыбался ей своей голодной улыбкой. Алейда не понимала, почему этот вид всегда пугал её. Сейчас он лишь вызывал в ней собственные растущие аппетиты, распутные, как она сама. В этой улыбке крылась порочность. Грех, который приглашал её согрешить с ним.

Без единого слова он поднялся и освободился от брэ, затем пошёл к столу, чтобы забрать кувшин с медом.

- Что вы делаете?

Он не ответил, но вернулся назад и подполз к ней на кровати с мёдом в одной руке. Иво помешивал мёд, ложка мягко цепляла дно горшка.

- Ложись на спину.

Она повиновалась, но снова спросила:

- Что вы делаете?

- Желаю кое-что узнать, - ответил он.