- Изложено достаточно, кажется. - Беата подняла кочергу и слегка поворошила угли. - И точно, прогорел. Возьми огонек и хворост для растопки в зале, Хью. А Ральф, ты иди и скажи Хадвизе, что она опоздала и миледи уже проснулась. Да, быстрее, вы оба.

Мальчишки унеслись, а Беата сдернула меховую полость с постели и подошла, чтобы обернуть ее вокруг плеч Алейды.

- Отойди от окна, ягненочек, пока не подхватила простуду.

- Снаружи теплей, чем внутри. - Алейда оперлась на подоконник и попыталась представить разводной мост, соединяющий загон для скота, которому вскоре предстояло стать двором замка, с моте и башней, которые вырастут внутри опоясывающего рва.

- Я ждала, что он будет строить его здесь, после того, что рассказали Дрого и Сеольсиж, но не знала, что они планировали начать этим утром.

- Они решили прошлой ночью, после того, как вы поднялись в опочивальню. Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо, ягненочек? Ты уснула так рано.

- Я просто немного устала. А сейчас утром чувствую себя превосходно.

- Тише, я приготовлю тебе поссет, чтобы быть уверенной. Как я и говорила, милорд решил прошлой ночью, а этим утром Уот вызвал всякого в деревне, у которого не было другой работы. Они начали, как только священник дал благословение.

- Отец Теобальд здесь? - Алейда бегло осмотрела толпу, убедившись, что среди наблюдающих были его черные одежды.

- Ага. Сэр Ари доставил его, когда вернулся этим утром.

Юный Хью рысью прибежал обратно, неся горящую лучинку в одной руке, а корзину с сухим мхом и хворостом - в другой. Алейда попридержала язык, пока Беата освобождала его от ноши и отправляла со следующими распоряжениями.

- Так сэр Арии снова уезжал на всю ночь, как и другая парочка, которая отсутствует весь день. Как ты полагаешь, чем таким они занимаются, что ни один из них не остается внутри помещичьего дома круглыми днями?

- Лорд Иво не рассказывал Вам, чем занимается, миледи?

- Только то, что должен уезжать по делам.

- Мужчины и их дела. Ну, ничего таинственного, я уверена. У них есть свои привычки, вот и все.

- Изменила бы я эти привычки, - пробормотала Алейда вслух.

- Ты лишь отвратишь от себя любовь, пытаясь так сделать, моя леди. - Беата закончила складывать костер, взяла горящую лучинку с подставки и наклонилась, чтобы коснуться ею мха. - Мужчины не находят удовольствия в женском вмешательстве в их привычки, а мужчины их сорта, даже менее того.

- И что за сорт это?

- Сорт, который целый день охотится или развратничает всю ночь, отважусь я сказать. Будьте счастливы, что ваш лорд муж - один из охотников, миледи, а вот сэр Ари, боюсь, нет.

Глаза Алейды расширились.

- Ты думаешь, он проводит ночи, распутничая?

- Что еще мужчина готов делать ночью? Наверно, все его ублюдки разбросанные по Англии, прекрасны, как и он.

- Хмм, - Алейда бросила в окно еще один взгляд на Ари, сидящего на лошади, выглядящего как ангел, сошедший на землю, когда он приказывал крестьянам долбить грунт. Распутничающий. Не ровен час. - А что если занятия моего мужа такие же?

- Развратничающий? Лорд Иво? - воскликнула Беата, шокированная идеей. - Что заставило вас спросить такое?

- Для мужчин, охотящихся каждый день, они с сэром Брандом привозят домой чересчур мало мяса.

- Охота - это не всегда мясо. Взрослым мужчинам нравится играть в лесу также сильно, как и мальчишкам. - Пронизывающий взгляд Беаты вызвал вспышку румянца на щеках Алейды. - Лорд Иво ложится только с тобой, ягненочек. Видно каждый раз, когда он смотрит на тебя. Не беспокой свое сердечко такими вещами.

- Не буду, - согласилась Алейда, как будто бы убежденная, но мысль более глубоко укоренилась в подсознании. Если ее муж получает удовольствие где-то еще, это объяснит многое. Она не рассказала Беате об отсутствии у него желания, позволив старушке думать, наравне с остальным поместьем, что ночи, которые он проводил в ее постели, были наполнены страстью. Что было странно, поскольку она рассказывала пожилой женщине все на протяжении многих лет, но это было слишком личным, слишком болезненным. Кроме того, она пока что решила, что думает о происходящем, не больше, чем определила, что думать о муже. Возможно, было бы хорошо иметь мужа, у которого есть пара претензий на нее. А, может, и нет.

Огонь занялся, и Алейда раскутала и раскрыла мех как крылья бабочки, чтобы поймать первый жар.

- Сколько займет нарастить мотте?

- Уот заявляет, что он будет построен до жатвы, а башня - как только он осядет. - Беата выбрала гаун и чулки из сундука. - Конечно, это если наймут много мужчин, поэтому Джеффри отправился в Дарем, позаботиться об этом.

- Он уже уехал?

- Ага, отправился на рассвете со стражей и четырьмя мужчинами на телегах, чтобы привезти побольше припасов вместе с работниками.

- Все происходит так быстро.

- Так и есть. Вы непременно отпразднуете Рождество как леди замка Олнвик.

- Это и в самом деле будет восхитительно, - согласилась Алейда. Она вздохнула. - Собственный замок. Желала бы я, чтобы Дед был здесь.

- Если бы лорд Гилберт был здесь, вы бы не были хозяйкой замка, - заявила Беата в своей практичной манере. - Вот и Хадвиза, наконец. Позвольте-ка нам Вас одеть. Отец Теобальд должен вернуться в Лесбери сегодня, не отслужив мессу для лорда Иво, но он увиделся бы с Вами в часовне до того, как уйдет.

Алейда закатила глаза к небесам, но отложила мех в сторону и подняла руки для гауна. Что ж, по крайней мере, было одно достоинство в муже, который не желает ее: у нее нет ничего нового, чтобы стыдиться перед отцом Теобальдом.

Она всегда так наступала, эта раздирающая внутренности агония, - каждый рассвет, каждые сумерки, - но даже по прошествии стольких долгих лет, Бранд боролся с ней. Ничего путёвого из этой борьбы не вышло - и никогда не выходило - и он, как это случалось из вечера в вечер, в конечном счете покорился, ожидая, когда выворачивающая на изнанку боль сделает своё дело. Протекли несколько долгих, мучительных минут, пока боль не стихла настолько, что он смог перевести дух, а уже позднее позволила ему мыслить.

Бранду понадобилось время, чтобы сообразить, где он находится, вспомнить, что он делал, понять, что означает шум вокруг него. Логово, в котором он лежал, было странным, - не яма под валежником, как обычно бывало. Он нащупал под собой мягкую траву, подняв глаза, заметил что-то наподобие крыши, сооруженной тоже из травы, которая вверху была впутана в кустарник. Медведь, очевидно, занял нору другого зверя. Кого-то огромного, вонючего… наподобие свиньи.

«Свиньи. Нет, дикого борова». Его сердце бешено заколотилось.

Ещё не освободившись окончательно от медвежьего «плена», Бранд выкарабкался из логова и, покачиваясь, стал на ноги. Ветер хлестал его по голой коже, вызывая озноб, когда он пытался различить какую-нибудь дорогу в сумерках. Что-то хрустнуло в кустах, и он с рыком обернулся.

Боров, словно валун, ударил его, сбивая с ног. Бранд закрутился, стараясь увернуться, но вепрь навалился на него всей своей массой - в десять стоунов [42] - и со всей яростью животного, защищающего свой дом. Острые, как копья, клыки вонзились Бранду в бедро. Он пронзительно вскрикнул.

Но крик лишь возбудил кабана. Тот завизжал и замотал из стороны в сторону головой, яростно нападая на Бранда, и оставил внизу его бедра длинную глубокую рану. В отчаянии Бранд стал на ощупь искать какое-нибудь оружие. Он наткнулся на ветку и резко размахнулся ей. Дерево было ветхим и хрупким, и сломалось о череп животного. Вепрь отступил, минутку постоял, тяжело дыша и визжа, затем снова атаковал, целясь Бранду в голову. Прокричав воззвание к Скади [43], Бранд вонзил отломленный кусок ветви прямо в открытую пасть животного. Под натиском кабана, ветка продвинулась ещё глубже. Бранд толкнул её изо всех сил, пропихивая остриё вглубь, и в руку ему впились клыки.